Елена Петушкова - Путешествие в седле по маршруту "Жизнь" Страница 22

Потом началось само шоу, и начались для меня открытия.

Я всегда была уверена, что родео — это состязание на диких, необъезженных мустангах, которые, впервые почувствовав на спине всадника, стараются его сбросить. Вообще, слово «мустанг» звучало для меня романтично, табуны этих одичавших скакунов представлялись сплошь состоящими из красавцев и красавиц. А увидела я довольно неказистых лошадок, не блещущих статями и вовсе не диких. Они называются в приблизительном переводе "четвертными лошадьми", поскольку им нет равных в скачках на четверть мили. Благодаря мощному крупу и очень сильным задним ногам, придающим им особую резвость и поворотливость, они незаменимы для ковбоев — чтобы, например, гоняться за бычками.

Итак, лошади эти вовсе не дикие — просто выбракованные за свирепость и сварливость и включенные в родео. Чтобы еще больше разозлить, их очень туго перетягивают ремнем на уровне паха. Вдобавок всадник, специально делая маятникообразные движения ногами и раскачиваясь туловищем, ковыряет бока лошади огромными колючими шпорами — поневоле от этого станешь брыкаться.

Любопытно, что, когда после окончания номера два ковбоя, сжав разъяренное животное корпусами своих лошадей, провожают его в загон, оно тотчас успокаивается. Это потому, что наездники незаметно расстегивают паховый ремень.

Но довольно о развлечениях. Тем более что не они были главным. Большую часть времени в США отнимала у нас трудная и ответственная работа на выставке, а самыми трудными, самыми ответственными оказывались именно встречи и выступления — в университетах, институтах и, как я уже говорила, на радио, на телевидении, когда во время полуторачасовой передачи зрители или слушатели звонили прямо в студию и задавали нам вопросы.

Я хоть и прилично знаю английский, но в силу специфики своей практики привыкла в основном говорить либо о конном спорте, либо о биохимии. Там же иные вопросы были такими, что и по-русски не сразу сформулируешь ответ, а на чужом языке — тем более.

Вопросы были самые разные — от охраны окружающей среды и защиты волков до женского равноправия.

Последняя тема всплывала очень часто, и первая наша реакция была несколько недоуменной: для нас равноправие женщин в обществе само собой разумеется. Волнует нас — и об этом мы говорили, — если можно так выразиться, оборотная сторона равноправия. В нашей стране женщины настолько равны с мужчинами — и на производстве, и в заработной плате, — что это породило ряд проблем. Одна из них, едва ли не самая острая, состоит в большой житейской перегрузке женщин, устранение которой упирается в серьезную перестройку мужской психологии. Скажем, нас беспокоит сравнительное увеличение числа разводов по инициативе женщин, поскольку экономически и в ряде других вопросов они от мужей не зависят.

Словом, когда американские слушатели и зрители поднимали "женский вопрос", мы делились с ними собственными заботами, а их, как мы в конце концов поняли, волновало иное: неравная для мужчин и женщин оплата равного труда, меньшие — для женщин — возможности получения высшего образования, ряд законов, ограничивающих их материальную независимость и семье.

И я рассказала историю из собственного опыта.

В 1978 году в Советском Союзе шло широчайшее обсуждение проекта новой Конституции. Каждая статья Конституции подвергалась тщательному анализу на профсоюзных собраниях, все замечания и поправки вносились в протоколы и затем попадали в более высокие инстанции того или иного профсоюза для обобщения. Газеты и журналы в течение нескольких месяцев печатали письма читателей, также содержащие самые разнообразные точки зрения на проект.

И вот, выступив на профсоюзном собрании кафедры биохимии Московского университета (коллектив у нас сравнительно небольшой — 80 человек), я высказала соображение, что формулировка "женщина в Советском Союзе имеет равные права с мужчиной", внесенная в проект из прежней Конституции, принятой в 1936 году, несколько устарела. Я сказала, что, по моему мнению, сформулировать надо так: "Женщины и мужчины в Советском Союзе имеют равные права". Эта поправка содержит не чисто филологический, но более глубокий нюанс. В прежней редакции статья фиксировала то, к чему мы стремились в процессе построения нового общества, однако в самой фразе чувствовался как бы некий оттенок былого неравноправия: женщину уравнивали с мужчиной, исходно предполагая, что она еще не равна. Нынешняя же Конституция, являющаяся отражением современности, обязана фиксировать то, что налицо сегодня — равноправие, достигнутое полностью.

В дальнейшем это изменение было внесено в проект именно в такой редакции, предложенной не только мною, конечно, но и многими другими людьми. Я потом читала подобные предложения в газете.

Вспоминаю еще эпизод, связанный с моим участием в общественной жизни. В 1972 году я была избрана делегатом на съезд профсоюзов страны. Мне дали возможность выступить. По поручению своего коллектива я предложила создать спортивное общество для школьников «Юность». Два других вопроса — моя собственная инициатива. Один имел отношение к введению в стране пятидневной рабочей педели вместо шестидневной. Вместе со всеми другими на пятидневку были переведены и медицинские учреждения, что я считала неправильным. Кроме того, я обратила внимание делегатов на то, что из-за чрезмерно насыщенного расписания в вузах студентам но хватает времени на обед, что, конечно, пагубно может отразиться на их здоровье.

Общество «Юность» было создано.

Через некоторое время я получила официальное уведомление от Всесоюзного Центрального Совета Профсоюзов о том, что порядок работы медицинских учреждений пересмотрен — они отныне функционируют шесть дней в неделю.

А в университете вскоре ввели для студентов час обеденного перерыва.

Обо всем этом я рассказывала американцам.

Были среди их вопросов и смешные, свидетельствующие о полном незнании жизни в нашей стране.

Одного из нас спросили:

— Есть ли в России автомобили?

— Нет, — ответил он.

— А на чем же вы ездите?

— На медведях. Летом на бурых, зимой на белых.

— А чем вы их кормите? — У дамы, задававшей эти вопросы, было явно неладно с чувством юмора.

— Бензином.

Шутки шутками, по порой вопросы показывали, что некоторые американцы не только об СССР, но и о США не все знают.

Интересуются, скажем, у меня, почему иностранным туристам в СССР не везде, где они хотят, разрешают ездить. "А у вас, — спрашиваю, — везде?" «Конечно». Тогда я говорю: "Мы сейчас в Канзас-Сити. Город разделен пополам рекой Миссури, правильно? Один берег — штат Миссури, другой — штат Канзас. Так вот, мы, работники выставки, в Канзас не можем попасть без позволения государственного департамента. И если нас пригласит кто-то из вас в гости, то тоже нам потребуется на посещение виза сотрудника госдепартамента. И за город, в пределах десятимильной зоны, мы можем проехать, только если это позволит состоящий при нас сотрудник госдепа, а дальше, за эту зону, — если разрешит его высокое руководство".

Но во многом — и это не я первая замечаю — американцы похожи на нас, русских. Они так же просты в общении, открыты, так же гостеприимны — последним свойством немало отличаются от многих европейцев.

Вот явится, бывало, человек на выставку, походит, посмотрит, послушает, а потом предлагает: "Приходите ко мне в гости". И не так, как говорится, для красного словца, а тотчас назначая день и час. Подобных приглашений было великое множество, мы не успевали их принимать.

Мне больше всего памятна встреча в Сан-Антонио с супругами Дженнет и Толбертом Уилкинсонами. Толберт — врач-хирург, человек состоятельный. Правда, и работает он очень много: в двух клиниках и, кроме того, имеет свою, частную, в которой ему помогает Дженнет. Толберт вдобавок президент федерации современного пятиборья штата Техас.

У них большая красивая вилла. Но меня всегда удивляло, что у состоятельных людей в США часто нет никакой прислуги. Помню, я была у Толберта и Дженнет в День благодарения. Позвали массу гостей, и хозяйка сама всех принимала, за всеми ухаживала, жарила традиционную индейку и на кухне весело угощала желающих потрошками.

Дженнет — любительница конного спорта. Она заезжала за мной и отвозила на конюшню конного клуба. Там у нее три лошади. И мне показалось просто поразительным то, что Дженнет сама своих лошадей чистит, кормит, седлает, бинтует, ежедневно стирает бинты и потники. Это не прихоть, а почти всеобщее правило. С одной стороны, полноценный уход дорог, с другой — Дженнет говорила: "Мне было бы даже неприятно, если бы кто-то чистил и кормил моих лошадей, неизвестно, как с ними обращался бы посторонний для них человек".

18

К Московской олимпиаде готовились две группы спортсменов: Угрюмов, Карачева и я — на ипподроме, Юрий Ковшов и Вера Мисевич под руководством Ивана Калиты — в манеже ЦСКА.