Андрей Меркин - Записки «лесника» Страница 22

– У начальника больная сестра – ей нужно лечение в «Кардиоцентре».

– А мест там нет, даже для начальника управления из министерства…

Записываюсь на приём через неделю, а сам еду в кооператив и звоню Чазову.

Евгений Иванович узнал, как ни странно, и долго смеялся над моей комбинацией.

– Ладно, пусть будет «министерский» стол у твоего председателя.

– Организуем лечение для родственников этого начальника.

Начальник «по столам», как «лицо кавказской национальности», был человек горячий и после того, как я ему изложил разговор с Чазовым, подписал мне письмо с пометкой:

– Срочно, на личном контроле у министра!

На фабрике заказ выполнили очень быстро, и уже через месяц Владимир Иванович восседал во главе стола, как царь.

До кучи было изготовлено много стульев и одно большое центральное кресло для председателя.

Когда к нам в гости пришёл первый секретарь райкома партии, то он был поражён размером стола:

– Такого большого и длинного даже у меня нет!

Умный Войченко быстро парировал:

– А у вас всё равно стол лучше!

– Дубовый и прочный.

– А мой так себе, клееная древесина.

Владимир Иванович соврал. Стол был из бука.

И предложил выпить армянского коньячка, первый секретарь не заставил себя уговаривать.

По совместительству исполнял обязанности начальника отдела кадров.

Для этого нужны были чистые бланки трудовых книжек.

В министерстве трудовые книжки были, но мне их давать категорически отказались, ссылаясь на какое-то мудрёное постановление.

Но, в отличие от кабельного завода, денежные билеты Госбанка СССР тут очень любили и после недолгих уговоров мне удалось получить новенькую упаковку трудовых книжек и вкладышей к ним.

Работа в кооперативе закипела со страшной силой.

Мы набирали обороты, полы и двери ремонтировались, организации были довольны нашими услугами, зарплата и благосостояние моё и Владимира Ивановича росли, как на дрожжах.

Женский „Спартак“ (Москва)

Вызывает Войченко к себе в кабинет и, выглядывая из-за немеряного стола, говорит:

– В приёмной сидит кекс в мятом костюме.

– Это тренер московского «Спартака» – футбольной женской команды.

– Займись и реши вопрос!

Заходим с кексом в мой кабинет, фамилию его за давностью лет забыл, и он мне с подхода кладёт на стол факс.

В те времена это было очень круто и замысловато.

– Факс из клуба «Милан» за подписью президента Сильвио Берлускони!

Я слегка ошарашен и стал во фрунт.

А кекс, похабно улыбнувшись, продолжает сладко петь:

– Наш форвард Надежда Григорьева, одна из ведущих в Европе, её сам «Милан» хочет купить.

Я смотрю на портрет Михаила Сергеевича Горбачёва и отдаю честь, тихонько напевая про себя гимн Родины.

Далее стос достаёт сальный листок бумаги и показывает, сколько надо денег на содержание команды – цифры даже по тем бедовым временам были немалые, в деревянных.

Тут же сдвоенные фамилии баб с цифирью.

– Зачем они у тебя по парам разбиты?

– Если это не игроки основы – лишние расходы.

– А некоторые фамилии баб вообще поодиночке – чего вдруг?

Победоносно блеснув рыжей фиксой, дядя даёт полный расклад:

– Поодиночке – это соски, чтобы до игры отсосали у судей и прочих проверяющих и нужных людей.

– Зарплата – по степени профессионализма сосания и градации заглота.

– Без них никак нельзя.

– Дают результат…

– Парами – это лесбиянки, у тех, что зарплата повыше – основа, она в основном лижет, в остатке – низ.

Их разбивать ну никак нельзя!

Ну и так далее…

Короче просил много денег, чтобы команду спонсировал Войченко.

Владимир Иванович футбол и лесбиянство не любил и денег не дал, больше я с женским футболом не сталкивался.

Вызов

Наступила заключительная пора перестройки-перестрелки. Летом 1989 года поехали с Войченко и жёнами отдыхать в Юрмалу. Жили в гостинице «Юрмала». По какой-то там профсоюзной путёвке. Тогда туда входило и питание в ресторане три раза. А сажали кушать за один и тот же столик.

И вот так получилось, что нас усадили за один столик с Цоем и его супругой. Он тогда уже был «звезда» в полный рост, а ваш покорный слуга, как и 20 лет спустя, никто и звать меня никак. Мы сильно стеснялись, но напрасно. Виктор был высокого роста, почти под два метра. Его спутница тоже высокая, худая и интересная женщина. За столом общались дежурными фразами:

– Приятного аппетита.

– Спасибо.

Цой был абсолютно без звездняка, простой и дружелюбный парень.

Через день после моего дня рождения “Спартак” играл с «Днепром». Как раз пришли ужинать.

В холле стоял телефон-автомат, и я раза три-четыре бегал звонить по коду в Москву, узнавал счёт.

“Спартак” выиграл, а жена успела рассказать Цою:

– Ненормальный и повёрнут на московском “Спартаке”.

Когда я вернулся радостный, то Виктор сказал:

– Хорошо, что у вас муж ненормальный, пусть даже от футбола.

– В жизни надо быть на чём-то помешанным в хорошем смысле этого слова.

Сам он футболом абсолютно не интересовался.

Воздух в Юрмале был замечательный, и мы часто гуляли с Владимиром Иванычем на свежем воздухе.

– Не пора ли тебе уехать? – вдруг спросил Войченко.

Мысль об эмиграции посещала меня давно, но как-то не мог придать ей окончательной формулировки.

– Где же взять вызов?

– Да и в Америку уже не пускают…

Войченко прищурился по-ленински, с хитринкой и сказал:

– Для начала поедешь в Израиль, а с вызовом я тебе помогу.

Когда вернулись в Москву, то он познакомил меня с одним очень интересным челом.

Он как раз собирался в Нью-Йорк по приглашению к родственникам.

Чела звали Ёся Загзун.

– Почти Иосиф Кобзон, – подумал я.

Ёся просто и непринуждённо поведал мне про изготовление вызовов русскими эмигрантами на Бруклине.

Настоящий израильский вызов от «Сохнута» получить было малореально, поэтому большинство уезжающих из страны сдавало в ОВИР точную его копию, сделанную мастерами русско-еврейской эмиграции США.

Цену он сложил немалую, но слово своё сдержал.

Не прошло и двух недель, как Загзун приехал в Штаты, а почтальон уже вручил мне заказное письмо.

В нём лежал новенький и пахнущий типографией вызов, со всеми печатями, подписями, заверениями нотариуса и написанный на иврите и английском одновременно.

Отдавать деньги, как было договорено, я поехал его старенькой маме.

Она долго охала и причитала, пересчитывала много раз, а на прощание пожелала:

– Зай гезунд унд махт парнос.

– Верх цинизма, – подумалось мне.

Ведь о Германии я тогда даже не мечтал.

Документы в ОВИР сдал без проблем и стал ждать разрешения на выезд.

Уезжали тогда все, ну, как все. Очень многие из моих знакомых, как сумасшедшие, валили из СССР.

Не было недели, чтобы кто-нибудь не уехал в Израиль на ПМЖ.

Планы у всех были грандиозные, а конечной точкой прибытия называлась вожделенная Америка.

Все хотели попасть именно туда, а Землю обетованную рассматривали исключительно как трамплин.

Шёл месяц за месяцем, я продолжал работать в кооперативе, но долгожданная открытка из ОВИРа так и не приходила.

Обычно процедура оформления занимала месяц, от силы два, но у меня прошло уже полгода.

Женщина-капитан, которая вела моё дело, только сокрушённо качала головой и говорила:

– Надо ждать.

Удалось уговорить её пойти в ресторан. Там за рюмкой чая и узнал кое-какие подробности.

Родители давно были на пенсии, но прежняя работа оставляла за ними какую-то непонятную завесу секретности.

И вот пока всё это не было проверено, не могло быть никакой речи о моём отъезде.

На мой вопрос:

– А нельзя ли это как-нибудь ускорить? – симпатичная капитанша отрицательно покачала головой.

Когда провожал её до дома, то было видно, что мы симпатизируем друг другу, если не сказать больше.

– Лучшее – враг хорошего, – подумал я и решил не искушать судьбу.

И оказался прав.

Открытка пришла ровно через неделю.

Настало время отказываться от гражданства СССР.

Удовольствие оказалось не из дешёвых. Отстояв огромную очередь, сдал в доход государства почти «косарь» и получил квитанцию.

С этой квитанцией отправился в ОВИР, где мне вручили зелёную бумажку под названием «полувиза».

В обмен на общегражданский паспорт, который пришлось сдать.

Теперь в эту зелёную бумажку требовалось получить транзитную венгерскую и въездную израильскую визы.

В Голландском посольстве – там находился израильский консулат, стояли огромные очереди.

Надо было отмечаться в каких-то списках и ходить на переклички, чтобы получить заветный номерок, который давал право на приём к консулу.

Но мир не без добрых людей. Возле очереди крутились сомнительного вида личности.

За некоторую сумму в рублях они готовы были решить все ваши проблемы.