Роберт Твиггер - Злые белые пижамы Страница 25

Все техники в айкидо выполняются в парах. Когда первая пара заканчивает выполнение, учитель командует «хаджиме» и все должны начинать снова. Это означает, что самые медленные все больше и больше отстают и не могут извлечь пользу из установленного ритма. Если вы заканчиваете первым, то вам иногда удается получить микросекунду отдыха между тем, как вы закончили, и когда учитель это заметил. Именно из-за этого и возникала мотивация закончить первым.

Мы все слышали об ужасах тренировок хаджиме — людей рвало, они теряли сознание, изнемогали от перегрева, в общем все то, что предыдущее поколение говорит вам, чтобы напугать.

«Хаджиме», «Хаджиме», «Хаджиме». Двенадцать пар мужчин в додзё, бьющих, хватающих, кружащих и выполняющих завершающий технику удар в голову — не стоит даже упоминать о непрекращающихся криках.

Технику, которую Шиода специально подобрал для этой тренировки хаджиме была «кататэ мочи шихонаге» — наиболее известная нейтрализующая техника в айкидо. Именно ее Крис воспроизводил по книге в Фуджи Хайтс еще до того как мы начали заниматься. У Уэсибы был студент, который практиковался только в шихонаге. Уесиба сказал «Все айкидо заключено в шихонаге», что, мне кажется, означает, что все принципы движения тела в айкидо показаны в этой технике.

Базовая форма обманчиво проста. Когда ваше запястье захватывают, вы вместо того, чтобы освободиться, закрепляете захват в то время как сами ныряете под его руку и поворачиваетесь так, что его рука изгибается ему за плечо. После этого вы можете либо выполнить бросок, либо уложить его на землю. Мы делали самую базовую форму, когда в конце вы кладете партнера на спину.

Шиода спешно продемонстрировал технику на своем помощнике, приведя его на землю с мощным глухим стуком. Помощник выполнил высокое падение с хлопком вытянутой рукой о татами.

Если шихонаге выполняется достаточно быстро, то можно вырубить атакующего, сильно ударив его головой об пол. В додзё обучают специальному высокому падению, чтобы можно было скомпенсировать большую часть повреждения техникой. Конечно, Шиода не показал нам важные моменты высокого падения, он нам просто сказал нам приступить к практике.

Практика после одной демонстрации — это старая методика обучения боевым искусствам. Честолюбивый ученик должен был уметь быстро уловить секрет техники, потому что повторения ожидать не приходилось. Уэсиба использовал этот метод: когда он бродил по додзё, он не критиковал студентов, а просто поздравлял их с тем, что у них так хорошо получалось. Шиода младший опустил поздравительную часть. После показа техники он бродил вокруг, насмехаясь над нашими попытками.

Перед началом курса я прошел инструктаж Стива, дружелюбного австралийца, который начинал тот же полицейский курс, что и Пол. После шести недель он бросил курс с опухшими, всеми в синяках, руками и травмами от неправильно выполненного высокого из шихонаге. Я уговорил его научить меня правильному падению и был благодарен ему за то, что обучился до этого занятия с бесконечно повторяющейся техникой.

В то же время я не знал, что единственная недавняя смерть в додзё случилась во время тренировки шихонаге.

Во время занятий на обычном занятии японский студент, женатый человек сорока лет, сообщил учителю о своей головной боли. Учитель сказал ему продолжать тренировку. В конце занятия студент остался на мате. Его партнер выглядел пристыженным и ни один из суровых комментариев со стороны учителя не мог поднять ленивого ученика с мата. Он умер от кровоизлияния в мозг, полученного при ударе затылком о мат во время приведения его к полу.

Реакция его жены по западным стандартам была весьма необычной. Она не выразила ни единой жалобы, только радость от того, что он умер в додзё, «месте, которое он так сильно любил».

После того как мы оттренировали шихонаге в течение какого-то времени, Шиода объявил, что последние двадцать минут мы будем выполнять технику в стиле хаджиме.

Мы начали работать с рвением. Бешеный Пес, как я заметил краем глаза, получал побои от Маленького Ника и его глаза выпучились от бравады Бешеного Пса. Они не только выполняли технику быстро, но еще и старались выполнить ее хорошо. Ничего подобного не пришло в голову Рэму и мне во время нашей работы. Запутавшись в летающих конечностях и резких шлепках на мат, мы торопились, не волнуясь, насколько наша техника эффективна.

Я начал уставать. Небрежно уставать. Это такая усталость, когда ты начинаешь чрезвычайно снижать темп, но веришь, что работаешь так же быстро, как и раньше. В прошлом у меня это проявлялось во время бега — ты незаметно замедляешься до неуклюжей хромоты, но по ощущениям ты все еще прикладываешь усилия. Часы неожиданно приобрели подавляющую важность. Но с моего места, где я находился, из-за близорукости циферблат превратился в расплывчатое пятно. Я не хотел щуриться, дабы не злить учителя. Так что мы продолжали пахать, перетаскивая свои конечности словно старые бревна, тяжело дыша и все в поту.

Затем прозвучала команда остановиться. Мы все по стойке смирно в камаэ: руки перед собой в защитном положении, немного переведя вес на переднюю ногу. Это было начальным и конечным положением для всех техник.

Но эта камаэ отличалась от обычной. Люди дрожали и тряслись в физическом истощении. Пот капал в огромные лужи на полу. Бешеный Пес казалось всхлипывал.

Мы совершили поклон, прошли по стандартному кругу с «оос» и похромали к месту, где хранились метлы. За пределами слышимости преподавателей я дружески похлопал Бешеного Пса по плечу. Мы были вежливы из-за его слез. Не означало ли это, что он был близок к пределу своих возможностей? «Я лишь сделал все, что должен был сделать», — сказал Бешеный Пес, когда просохли его глаза. «Не было ничего больше и мы должны были продолжать. Это чертовски жестоко.»

Бешеный Пес занимался айкидо в течение пяти лет, но он был грузен. За первые три месяца курса гражданской полиции он похудел с 92 до 76 килограмм.

После тренировки хаджиме или вообще после занятий этим летом, мы выпивали по 2–3 литра жидкости. Сеншусеи любили покупать порошковый «Покари Свэт» — это подходящее имя носил японский спортивный напиток — и смешивали его с водой из-под крана в двухлитровой бутылке. После очередной тренировки вся жидкость успевала выйти с потом и приходилось снова выпивать следующие три литра. В летней жаре люди выпивали и снова теряли с потом около шести литров в день. Уровень мочи сохранялся в норме — все выходило в виде пота.

Когда я был в паре с Сато на тренировке хаджиме, которого я никогда не видел потеющим и чья техника была динамичной и сильной, я сильно переживал, что скоро будет моя очередь потерять сознание. Он продолжал работать без остановки, как машина или неутомимая белка в колесе, а я становился слабее и слабее. Мои удары не дотягивали до жалкой пародии на жестокость. Мои легкие разрывались в поисках кислорода.

А затем я увидел это на кончике его носа. Капелька пота. Сато потел. Я торжествовал. Откуда-то взялось второе дыхание. Моя техника выправилась. Теперь я чувствовал, что Сато тоже уставал, меньше чем я, но он прилагал усилия как всякий нормальный человек. В конце занятия Сато выдал мне свой обычный отрывистый поклон. Потом он улыбнулся, вытирая пот с кончика носа.

Мелочные, продолжительные споры стали возникать в Фуджи Хайтс. Я взялся за хранение бутылки виски в аквариуме Канчо, стараясь использовать часть пространства квартиры, которое и без того было занято. Фрэнк считал это антисанитарийным, но я относил это на счет исламского предвзятого отношения к алкоголю. Крис оставался надменно выше этого спора, но все еще был категорически против нехватки уважения, которое сэншусэй выказывали к обычным ученикам. «Вы чертовски грубы, — говорил Крис. — И это не значит, что ваше айкидо будет хорошим в любом случае.»

Возможно, он надеялся на гневное отрицание. Когда приходил Бен, обычно чтобы постричь нас своей машинкой для стрижки, я заполучал союзника. Тогда мы могли сказать: «Парни, вы просто не понимаете. Только люди на курсе могут понять.»

Мы были особенными, черт возьми, и мы не собирались позволять кому-то забывать об этом. Для разделения на индивидуальности, мы в Фуджи Хайтс разделились на три различные семейные роли. Крис был мамой, заботясь о травмах и готовя прекрасную и здоровую пищу. Толстый Фрэнк был папой, отчитывая меня за то что я не помогаю Крису мыть посуду, чего, однако, и сам не делал. Я был подростком: рассеянным, ленивым, эгоистичным, чрезвычайно недооцененный и, как подросток, я понимал, что пора было завести себе подругу.

Не то чтобы у меня было много энергии для изощренных сексуальных уловок или даже для более простых уловок, так или иначе непрерывные тренировки загубили мою сексуальную активность до минимума, необходимого для выживания.