Игорь Фесуненко - БРАЗИЛИЯ, ФУТБОЛ, ТОРСИДА… Страница 26

— Самое, на Ваш взгляд, важное для футбольного тренера качество, не считая, разумеется, понимания секретов футбола?

— Может быть, это покажется спорным, но я считаю главным для тренера — умение и способность общаться с игроками. Это, пожалуй, даже важнее чисто технических знаний об игре, тактике и т.п.

— Считаете ли Вы себя человеком, уже выполнившим ту миссию, которую ему поручила Судьба или Бог, как Вам угодно?

— Я кое-чего действительно добился. Одерживал важные победы. Но отнюдь не считаю, что это все, на что я был способен. Многое у меня еще впереди.

— А сколько Вам лет?

— Пятдесят три. Не так уж и много… Впереди еще масса работы, многому можно научиться и многое можно сделать.

…Тут пришла пора закругляться. Я поблагодарил его за беседу, за обстоятельные и честные ответы без дешевого кокетства, рисовки, пижонства. Он предложил мне «кафезиньо»— неизменный элемент любого общения с бразильцем.

Я с благодарностью согласился. После такой долгой беседы промочить горло было бы весьма кстати.

Пока служанка заваривала и подавала нам ароматный, сладко обжигающий напиток, я решил сделать хозяину приятное и похвалил шикарную, как мне показалось, коллекцию картин, развешанных в громадном зале, на веранде и, судя по уходящим из зала переходам и коридорам — по всему дому:

— У Вас себя чувствуешь, как в картинной галерее, — сказал я… и выпустил джинна из бутылки. Он встал и, не скрывая удовольствия, начал показывать мне свою коллекцию.

Под некоторыми картинами была его подпись.

— Это хобби или что-то большее? — спросил я.

— Меня всегда интересовало искусство, особенно живопись. Я давно собирал картины, а лет десять назад попытался что-то изобразить.

— Но ведь этому надо учиться?

— Правильно. Я и учусь. У Романелли. Это мой друг и большой художник.

…Это имя мне было знакомо: лет тридцать назад моя жена купила здесь, в Рио, на художественной ярмарке три картины молодого паренька, как ей показалось, не лишенного таланта. Они до сих пор висят в Москве в моей комнате. Оказывается, тот паренек стал мэтром?

— Сегодня он улетает в Нью-Йорк, там у него очередная выставка, — сказал Карлос Альберто, любовно поглаживая багет одной из картин.

— Когда вернется, передайте ему, что есть в Москве дом, где на стенах висят три его работы.

— Обязательно передам.

Мы допили кафезиньо. Я еще раз поблагодарил его, пожелал успехов и откланялся, договорившись встретиться снова через год. Чтобы подарить ему статью, которую о нем напишу. И сходить вместе с ним в студию Романелли. Карлос Альберто сказал, что будет ждать.

…На выходе из «Жардим Марапенди» сидевший у шлагбаума охранник долго и с нескрываемым удивлением смотрел на меня, одинокого пешехода, шлепавшего по мостовой: из этого царства покоя и неги никто за все время его существования на «своих двоих» не выходил. Все отсюда выпархивают на машинах.

ГЛАВА 4. ЗВЕЗДА

Ужасно не люблю в ходе интервью задавать вопрос о «творческих планах». С одной стороны, для полноты информации вроде бы полагается поинтересоваться, чем собирается заняться твой собеседник в обозримом будущем. Однако веет от этого вопроса формализмом и некоторой бестактностью. Не каждый ведь согласится поделиться с тобой и со всем миром своими личными, может быть, даже сокровенными планами. Но и отказать в такой «исповеди» собеседнику бывает иногда неудобно. Вот и складывается неловкая ситуация…

А в данном случае, увидев, с каким трудом передвигается этот почти семидесятилетний человек, как он чуть ли не со стоном попытался встать со стула, но тут же без сил рухнул обратно, я про себя решил, что такой вопрос в данном случае прозвучит просто кощунственно. Ну, какие могут быть «творческие планы» у старика, только что перенесшего тяжелейшую операцию на позвоночнике? Поэтому, завершая беседу, я просто поблагодарил его за то, что он согласился принять меня в этот тяжкий для него час. И пожелал скорейшего выздоровления, подумав с жалостью про себя, что шансов на выздоровление у него, видимо, не так уж и много.

И вдруг в ответ на это он, все-таки, встал, держась за стенку, поднял голову, расправил плечи, вновь обрел свою знаменитую гордую осанку, за которую еще в ранней юности его прозвали «Черным принцем», улыбнулся и заговорил о… своих творческих планах. Да каких! Он сказал, что намерен реформировать мировой футбол, предложив ему совершенно новые принципы игры!

…Я давно знал его, следил за его жизнью последних лет сорок, не меньше, собрал об этом человеке богатейшее досье. Я встречался и часа два беседовал с ним еще в шестидесятые годы, когда он работал тренером сборной Перу. Теперь, в девяносто шестом, я снова встретился с этим легендарным рыцарем футбола. Да, я имел все основания считать, что прекрасно знаю и понимаю его. Но все равно, был ошеломлен объявленным им проектом.

Но прежде, чем оценивать сенсационность услышанного мной заявления великого футболиста, стоит вспомнить о его долгом, увенчанном заслуженной и громкой славой, усыпанном розами, но не лишенном и терний пути в большом мировом футболе.

…Впрочем, терниями был усыпан и мой путь к нему сейчас, в девяносто шестом, когда я снова попытался разыскать его.

Любая встреча в сегодняшней Бразилии начинается с телефонного звонка. Набрать 295-32-97: телефон клуба «Ботафого», где он провел лучшие годы своей футбольной жизни, не составляло труда. Однако откликнувшаяся в трубке милым щебетом девушка удивленно спросила:

— «Диди? Он же Валдир Перейра? У нас такого в компьютере нет. А он кто: член клуба или нет?

— Простите, сеньорита, — сказал я, крепко сжав трубку, чтобы не выдать раздражения. — Он ветеран, причем заслуженный ветеран вашего клуба.

— Минуточку! Сейчас я посмотрю среди ветеранов.

В трубке послышался шелест, она легла на музыкальную подставку. И пока девушка бегала своими пальчиками по компьютерным файлам ветеранов, я слушал записанный на кассете под жизнерадостную мелодию клубного гимна речитатив о том, сколь велик «Ботафого»— национальный чемпион 1995 года, как он прославил своими победами великую Бразилию и как желательно, чтобы вы, уважаемый собеседник, вступили бы в этот клуб, и приумножили тем его процветание и славу.

Музыка исчезла, в трубке снова возник девичий голос:

— Как вы, сеньор, говорите его имя?

— Валдир Перейра. Футбольное имя — Диди! «Диониза, Инес, и еще раз «Диониза — Инес», — по буквам расшифровал я.

— Он действительно ветеран?

— Он двукратный чемпион мира! Играл вместе с Пеле и Гарринчи и был их старшим товарищем.

— Минуточку…

Из трубки снова полилась мелодия гимна, и по второму разу я узнал о том, что «Ботафого» — чемпион-1995 нуждается во мне, в моей энергии и предприимчивости…

— Да, да, вы правы. У секретарши президента я нашла его телефон. Пишите…— и она продиктовала мне семь цифр. — А потом добавила: — Мне сказали, что он тяжело болен, только что перенес серьезную операцию, и никого не принимает.

Я поблагодарил, положил трубку и, тут же сняв ее, набрал найденный номер. Набрал, волнуясь и мысленно подбирая слова, которые помогут убедить Диди в том, что со мной стоит поговорить. Об операции, о том, что он никого не принимает, я уже слышал и от других людей, к которым обращался в поисках тропки к этому человеку. Как-то сложится мой разговор с ним? И состоится ли он вообще?…

Гудок, другой, пятый, десятый…

Неужели никого нет дома? А может быть, там вообще выключили телефон?

Когда я уже собрался положить трубку, хрипловатый голос, как выяснилось потом, служанки, поинтересовался, кто мне нужен.

После долгих объяснений трубка была передана, как я догадался, супруге Диди доне Гиомар.

— Но он же болен! У него недавно была операция, и он никуда не выходит и никого не принимает. Позвоните через месяц!

Скороговоркой, боясь, что эта всегда отличавшаяся крутым нравом и хищной любовью к своему благоверному дама повесит трубку, я затараторил о том, что приехал из России всего на неделю, через три дня мне нужно вылетать обратно, что я — не просто любопытствующий репортер, а футбольный обозреватель, изучаю бразильский футбол, являюсь давним поклонником «Ботафого», «нашего с Диди, клуба». Что уже встречался с ее супругом четверть века назад здесь же, в Рио, потом напечатал в Москве большое интервью с ним, оно у меня в руках, я могу его показать. Сегодня мне обязательно нужно хотя бы на пять минут встретиться с ним. И обещаю доне Гиомар, что не буду утомлять его.

В конце концов Гиомар сжалилась, и через полминуты я услышал знакомый низкий хрипловатый голос.

Опять скороговоркой пришлось повторить, кто я такой есть. Упомянуть о дружбе с Жоаном Салданьей, который привил мне любовь к «нашему «Ботафого»» и сделал меня болельщиком этого клуба. По-моему, именно упоминание о нем окончательно сломило сопротивление Диди.