Сергей Белов - ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ Страница 27

 Впрочем, и это все еще упрощенное восприятие. Все еще глубже и сложнее. Думаю, что в нашем народе всегда были и сохраняются некое иррациональное стремление к справедливости, параметры которой одному ему ведомы, и тотальная неприязнь к государственной власти и ко всем ее проявлениям. Такими проявлениями у нас почему-то считаются и следование методикам, системность и последовательность в работе, уклонение от всеми любимого раздолбайства... ЦСКА, скорее всего, в мои времена ассоциировался в народном сознании именно с советской властью, был своего рода апофеозом ее присутствия в спортивной сфере.

 Успехи ЦСКА напрямую связывались с административным ресурсом, с давлением государственной системы на человека. И, при всех восторгах собственно спортивными достижениями армейцев, это вызывало неизбежное отторжение. Команде, которая вступала в противоборство с ЦСКА, народное сознание немедленно и без вариантов отдавало свои симпатии, подспудно оценивая это и как вызов системе, хотя, возможно, эти команды и сами были рады пользоваться теми же методами для достижения результата.

 На самом деле в спорте, как в концентрированной модели жизни, все было проще и безжалостнее. Мы, московские армейцы, просто хотели быть лучшими в своем виде спорта. И мы были ими, не за счет «административного ресурса», а благодаря постоянному сверхнапряжению собственных сил — каким бы невероятным оно ни было.

Глава 7

 К ВЕРШИНАМ МИРОВОГО БАСКЕТБОЛА

 Итак, весной 1969-го в составе ЦСКА я впервые стал чемпионом СССР. Вторыми были динамовцы Тбилиси, с бронзовых наград в том году начался десятилетний взлет кондрашинского «Спартака». Однако жесткой конкуренции с ленинградцами, характерной для последующих лет, в 69-м еще не было, поэтому наиболее жаркие битвы ЦСКА вел на международной арене. В том году нам удалось завоевать главный европейский клубный трофей — Кубок европейских чемпионов, битва за который по накалу и качеству игры порой превосходила финалы европейских первенств сборных команд. Так произошло и в апреле 69-го в противостоянии с испанским «Реалом».

 Уровень конкуренции в Кубке был не удивительным с учетом того, что до поры, до времени в играх за ЦСКА в «старте» выходила первая пятерка сборной СССР, а за сильнейшие испанские и итальянские (а позднее — и иные европейские) клубы играли американские и бразильские легионеры, а также натурализованные иностранные игроки. В 60-е соперничество ЦСКА и мадридского «Реала» было наиболее принципиальным. Еще была на памяти финальная серия между ними в 1963-м, которая затянулась аж на три игры. Обменявшись победами с одинаковым преимуществом, лишь в третьем, дополнительном матче в Москве соперники выявили победителя. В драматичном поединке победила советская команда.

 С 1966-го судьбу Кубка стали определять в единственном финальном матче на нейтральном поле. В сезоне 1969-го финал был назначен в Барселоне. «Нейтральность» этой площадки вызывала у нас некоторое сомнение. Мы опасались давления трибун, но по ходу матча быстро поняли, что каталонцы болеют за ненавистный им «Реал» не так уж и активно. Это позволило нам прибавить, хотя игра складывалась очень тяжело. Кубковые игры в Европе вообще были по-особому трудными: за соперников болели дома по-настоящему свирепо, в испанских и итальянских командах уже играли легионеры. В официальных, а тем более товарищеских играх за сборную такого накала, по большей части, не было.

 Игра превратилась в настоящую мясорубку. На последней минуте матча мы проигрывали 9 очков, но сумели сравнять счет. Первый овертайм также закончился вничью, а во втором мы сломали соперника. В том матче феноменальный результат в 39 очков показал наш центровой Владимир Андреев, мы с Вадимом Капрановым добавили примерно по 20. Я провел на площадке 50 минут без замен и после игры от изнеможения с полчаса не мог подняться.

 Эта победа стала для меня третьим крупным международным успехом после золотых медалей чемпионатов мира и Европы в 1967-м и первым из них, в котором я сыграл по-настоящему определяющую роль.

 После окончания чемпионата СССР сразу начиналась подготовка (не менее чем 3-месячная) к главному старту сезона. В 1969-м им должно было стать европейское первенство в Неаполе.

 Сборная страны, которую по-прежнему тренировали Гомельский и Озеров, получила в том сезоне менее массированное, чем двумя годами ранее, но важное пополнение. К костяку команды — Г. Вольнову, М. Паулаускасу, З. Саканделидзе, В. Андрееву, А. Поливоде и С. Белову добавились будущие триумфаторы Мюнхена С. Коваленко, А. Болошев и главное открытие сезона — 18-летний А. Белов. В состав команды также вошли армейцы А. Кульков и В. Застухов и таллиннец П. Томсон.

 Мои позиции в сборной стали уже достаточно стабильными. Я уверенно входил в ее состав и практически всегда выходил в старте. Тренеры давали мне много игрового времени, и я, надеюсь, оправдывал их ожидания. Я, без преувеличения, стал играть в сборной ключевую роль. По итогам того чемпионата Европы я был включен в символическую пятерку лучших игроков. Я также наконец-то стал заслуженным мастером спорта СССР, хотя не менее долгожданный приз за достигнутые победы — автомобиль, я смог обрести лишь через полтора года.

 Попадание в состав главной команды оказалось непростым для ветерана Геннадия Вольнова — до недавнего времени моего «дядьки» в ЦСКА. Видимо, его уже не было в планах Гомельского по обновлению сборной. На подходе к составу был молодой легкий форвард тбилисского «Динамо» Михаил Коркия — конкурент Геннадия за место в сборной. Похоже было, что пятикратный чемпион Европы окажется 13-м лишним.

 Все свелось к тому, что Геннадий успешно выступил на турнире в Таллинне на решающем этапе подготовки, и игроки, на которых главный тренер делал ставку, в частности, мы с Паулаускасом, активно выступили за включение его в команду. На этот раз история окончилась для Вольнова хэппи-эндом — его взяли на Европу, где он в финальном матче был одним из лучших и здорово помог команде. Однако расставание со сборной и ЦСКА было для заслуженного ветерана уже не за горами.

 Европейское первенство в Неаполе, помимо собственно удачной игры сборной СССР и ее уверенной победы в турнире, запомнилось мне колоритом юга Италии. С этой страной у меня сложились особые отношения — я был в ней по-настоящему любим и популярен и неизменно получал там исключительно позитивную прессу, даже когда мы обыгрывали «Скуадру адзурру».

 Южная Италия очень сильно отличается от центральной и северной (по сути, это три разные страны). В тот раз в Неаполе в глаза особо ярко бросились атрибуты бедного, грязного, но живущего бурной жизнью итальянского города, с развешанным поперек улиц на просушку бельем и толпами ночных проституток у горящих на обочинах костров. Они моментально исчезали при приближении полиции. Полицейские патрули важно и с осознанием тяжело, но достойно выполняемого долга крейсировали по опустевшим улицам, где продолжали пылать костры. Жрицы любви незамедлительно возвращались к ним, как только патруль скрывался за поворотом.

 В те времена прекрасная Италия была для нас гостеприимной. В августе мы практически всегда выезжали на Сицилию, где проводился коммерческий турнир с очень непрезентабельными условиями, но с неплохим призовым фондом. В какой-нибудь деревне у подножия Этны, на брусчатке, а то и на асфальте (лишь в 1969-м сицилийцы впервые настелили для этих игр деревянный помост), с двумя кольцами, повешенными прямо на стены домов, разыгрывались настоящие баталии.

 Игры вызывали бешеный ажиотаж скучающих пляжников, а желание подзаработать и поиграть в приятной расслабленной атмосфере собирало неплохой состав участников. Кроме сборной СССР, на Сицилию стабильно приезжали чехи, югославы, хозяева-итальянцы и даже сборная США — пусть собранная с бору по сосенке, но все же достаточно сильная.

 Я уже говорил, что приоритетом советского спортивного руководства всегда были международные успехи наших сборных, в отличие от западных стран, где во главе угла стояли коммерческие интересы клубов. Наш национальный баскетбольный чемпионат долгое время был достаточно куцым соревнованием. Он проходил либо по туровой системе, когда подгруппы по 6 команд 3-4 раза собирались в каком-то из городов на неделю и играли друг с другом, либо с разъездами, спаренными по две встречи с каким-то одним соперником.

 Внутренний календарь всегда был подчинен интересам сборной. В любой его паузе и практически немедленно после его окончания национальная команда созывалась на учебно-тренировочные сборы или на турниры. Международный календарь сборной был достаточно стабилен и всегда интенсивен — каждый сезон венчался крупным соревнованием — либо Олимпийскими играми, либо чемпионатом мира, либо чемпионатом Европы.