Олег Макаров - Вратарь Страница 27

Таким образом, по приезде в Одессу мне пришлось проводить тренировочные и контрольные матчи не только в основном составе, но и за дублеров. Это, естественно, было нелегко, хотя и давало большую пользу. Но в жизни вратаря так много трудностей, что иной раз даже не можешь догадаться, откуда ждать беды. Я лишний раз убедился в этом во время сбора 1953 года.

Динамовцы проводили последний контрольный матч. Против нас выступал местный «Пищевик», в составе которого играл мой старый дружок Костя Червинский. И вот этот самый Костя, когда счет уже был 3:0 в нашу пользу и когда до конца матча оставались считанные минуты, прорвался к нашим воротам, и мне оставалось лишь одно – броситься в ноги. Последовал удар, и в бедре словно порвалось что-то. Меня оттащили в сторонку, на правой ноге синел огромный кровоподтек.

– Ничего, – успокоил врач, – к началу сезона все пройдет.

В самом деле, через неделю я почувствовал, что в ноге остались лишь «кусочки» боли. Она явно шла на убыль. Настроение повысилось. И когда Ошенков спросил меня, смогу ли я выступить в товарищеском матче против ленинградского «Динамо», я, не задумываясь, ответил, что все в порядке. Матч был приурочен к торжественному открытию Центрального стадиона, и мне хотелось сразу же показаться в воротах своей команды.

Этот матч вывел меня из строя. Я много «орудовал» правой, ушибленной ногой, боль нарастала с каждой минутой. В конце концов я пропустил пустячный гол и подвел команду. Со стадиона уходил с помощью Саши Щанова; один, наверное, не дошел бы до дому.

Теперь настала очередь Жени выручать меня. Он провел игру против «Зенита» (уже календарную) и сразу же выступил за дубль, хотя еще побаивался за свои руки.

Следующая встреча, казалось, укрепила положение Лемешко. Он очень хорошо показал себя в матче с динамовцами Москвы. Был момент, когда Бесков мог забить гол с близкого расстояния. Но самоотверженный бросок Лемешко под удар спас положение. Увы, зрителей не устраивала ничья. Они дружно скандировали: «Пашу на поле!», требуя введения в «бой» Виньковатова. И тот действительно вышел. Он чувствовал настроение публики, ее волнение передалось и ему. В таких случаях футболист стремится немедленно оправдать свой выход. Виньковатову подвернулась такая возможность: Коман прекрасно вывел его на удар. И в этот миг, очевидно, от большого усердия, Виньковатов промахнулся мимо мяча и… упал. Трибуны ответили взрывом смеха. Я видел, что Павел Иванович сильно огорчился из-за этой неудачи, и мелькнула мысль, что теперь он уже ничего не сделает. Но все-таки именно он принес нам победу. Сильнейшим ударом издалека он через несколько минут заставил Вальтера Санаю пропустить единственный в матче гол.

Почти сразу мы выехали в Москву. Я все еще прихрамывал. Но неутомимый Идзковский заставил меня и в таком состоянии тренироваться. Нет, он не был черствым!

Просто Антон Леонардович по опыту знал, что для человека лучший врач – его любимое дело.

– Ничего страшного с тобой не произошло. Пожалуй, ты больше напуган, чем пострадал. Забудь о ноге, тренируйся.

– Антон Леонардович, но ведь мне больно бегать и прыгать.

– Возможно. Но при желании можно тренироваться и сидя.

Он заставил меня сесть на одну из скамеек трибуны и стал бросать мячи, а я ловил их сидя. Наверное, те, кто наблюдал за нами, в душе потешались, потому что это действительно выглядело смешно. Но польза, несомненно, была: я не терял навык ловли. Идзковский пересадил меня с трибуны на траву, и вновь началась работа. Так он помог мне быстрее войти в строй.

В Москве мы с минимальным перевесом обыграли команду Калинина, а дальше пошли неудачи. Торпедовцам отдали два очка (1:3), сделали ничью с вильнюсским «Спартаком» и снова со счетом 1:3 проиграли спартаковцам столицы. В этом матче ворота защищал Лемешко. Сыграл он плохо. Я был среди дублеров и тоже опростоволосился. Случилось то, что в кругу футболистов насмешливо называется «показухой». Это когда желание показать себя в лучшем свете так велико, что оно вступает в противоречие со здравым смыслом.

За дублеров «Спартака» в этот день играл Николай Дементьев При счете 1:1 он получил право на штрафной удар. Стенку выстроили с таким расчетом, чтобы она прикрывала правый угол ворот. Я стал в левый, полагая, что теперь ворота надежно закрыты, Каждому, даже постороннему наблюдателю, было ясно: я вызываю «огонь» на себя. Но Дементьев не был бы самим собой, если бы поддался на эту уловку и пробил в меня. Нет, он поступил иначе, ибо хорошо владел резаным ударом и мог себе позволить то, что было не по плечу другим. Покоряясь воле мастера, мяч буквально облетел стену по дуге и устремился в правый угол. В какую-то долю секунды сообразив, что спартаковец перехитрил меня, туда же кинулся и я.

Потом, после матча, Дементьев сказал мне, что был потрясен моим броском из одного угла ворот в другой. Он считал, что такие броски практически невозможны. И я тоже так считал. Но вот все же получилось. И дело кончилось бы хорошо, если бы я не перестарался. До мяча дотянулся концами пальцев. Он был остановлен. Но захотелось завершить столь мощный бросок не менее эффектным «приземлением» мяча на грудь. Я рванул его к себе, да с такой силой, что сам закинул его в ворота.

Стадион ахнул. Я увидел лицо Дементьева. По нему медленно-медленно расползалась улыбка. И только тогда я понял всю глупость совершенного мной. Не было сил подняться с земли. Хотелось колотить по ней кулаками. Я проиграл матч. Не команда, а я!

Только настоящий мужчина может выстоять под ударами неудач, если они сыплются на его голову одна за другой. Мы не были еще мужчинами. Мы едва простились с юностью. Наша эмоциональность частенько пересиливала волю и голос рассудка. Стоит ли удивляться, что и я, и Лемешко растерялись! Уменье выждать в решающий момент – это одно из проявлений житейской мудрости. Но она, увы, приходит только с годами. Нам же хотелось сегодня, сейчас же «подлатать» свою репутацию, ибо утратить ее куда легче, чем восстановить. Команда разочаровалась в своих вратарях, готова была поставить в ворота кого угодно, если бы нашелся такой парень. Но его не было. Играть приходилось нам. Возможно, поэтому игроки защиты нервничали больше чем надо и тоже стали допускать ошибки. Механизм разладился.

Игра с ленинградским «Зенитом» принесла новое огорчение. Снова проигрыш – 1:2. На этот раз уже Лемешко «ловил бабочки». Затем последовал проигрыш от «Спартака» (это была уже игра второго круга) и вновь по моей вине. Я расскажу почему, чтоб другие сделали правильные выводы из моих ошибок.

Первый тайм прошел спокойно – 0:0. Беда разразилась во втором. Никита Симонян, пройдя по левому краю, сделал прострел вдоль ворот. Мяч шел приблизительно к одиннадцатиметровой отметке. Это была одна из тех передач, когда говорят «на авось». Так мне показалось. Никого из спартаковцев поблизости не было. Мяч катился довольно медленно. Создалось впечатление, что никто к нему не поспеет. Я с ленцой потрусил из ворот наперерез катящемуся мячу, медленно нагнулся, чтобы взять его в руки. И в этот миг перед глазами мелькнула чья-то нога. Мяч исчез, а меня оглушил тысячеголосый стон стадиона. Гол! Мяч в сетке!

Это сделал Всеволод Бобров. Откуда он взялся, как успел перехватить мяч, для меня по сей день остается загадкой. Мы уже знали его, привыкли к тому, что Бобров, будто сонный, подолгу слоняется по полю без видимой пользы, нарочно демонстрируя пассивность. Но все это не более чем пантомима. В благоприятный момент, когда бдительность опекунов была усыплена, Бобров вихрем срывался с места, получал мяч, и тогда уже ничто не могло отвратить горькой развязки. Это была медлительность орла, подолгу высматривающего добычу и молнией кидающегося на нее. Да, мы знали это. И все же я просмотрел рывок «Бобра».

Гол в наши ворота – такой нелепый, такой обидный – острой болью отозвался во мне. Будто что-то тисками сжало сердце. Даже дышать стало трудно. Понурив голову, я побрел на место под пронзительный свист мальчишек. И хотя Лерман снисходительно (чтобы успокоить) похлопал меня по плечу, я не посмел посмотреть в его сторону.

Меня тут же заменили. За бездарность, за возмутительную небрежность, за глупость. Это случилось со мной впервые. Со злостью подумал: посмотрим, как справится Лемешко! Не буду кривить душой, хоть и стыдно признаться теперь в своем эгоизме: мне хотелось, чтобы и Женя пропустил мяч, чтобы этот факт в какой-то мере реабилитировал меня в глазах тренера. Но когда это случилось (виновником опять оказался Бобров), я испытал жгучий стыд за свою бестактность, хотя она и не была высказана вслух.

В эти дни Идзковский ходил мрачный, как туча. Его лицо стало серым. Глаза убивали нас своим холодным презрением. Он сдерживал себя, старался быть вежливым с нами. Когда вежливость чересчур подчеркнута, от нее становится еще горше. Нервы у меня напряглись до предела, потому что причина такого срыва оставалась неясной. А когда не знаешь ее, то не можешь бороться.