Игорь Фесуненко - БРАЗИЛИЯ, ФУТБОЛ, ТОРСИДА… Страница 28

Появление Диди, а точнее говоря, появление в бразильских командах игроков-лидеров нового типа, игроков-диспетчеров, лучшим из которых являлся Диди, и ознаменовало рождение нового бразильского футбола. Явилось его не менее важной находкой, чем воспетая в стихах и прозе математическая формула «4-2-4». И было связано неразрывными узами с рождением этой формулы, этой тактической схемы. Появление на поле четырех защитников (вместо прежних трех) и четырех нападающих (вместо пяти — по прежней схеме «дубль-ве») отнюдь не означало ни просто смену расстановки игроков, ни формальное перераспределение функций, возлагавшихся на них. Нет, эта футбольная, не побоюсь этого слова, революция внесла новые функции в футбол, новую систему игры не только команды в целом, но и каждого игрока в отдельности.

Эти четыре защитника стали отныне ИНЫМИ защитниками. Они стали «держать» не определенных игроков противника, как это было раньше (левый крайний защитник «держит» правого крайнего нападающего), а свою зону, свой участок поля, и, следовательно, игрока противника, появляющегося в этой зоне. Футбольное поле, оставаясь прежним по размерам и разметке, вдруг обрело новые свойства, обнаружило неожиданно богатые золотоносные жилы, которые были скрыты от нелюбопытного глаза, и какие можно было разрабатывать в течение долгих последующих лет.

Итак, игроки получали функции и задачи новые, но всегда конкретные. А «диспетчер» Диди стал выполнять весьма необычную для традиционного футбола функцию «свободного охотника»: он не имел ни определенного игрока противника, которого он должен был «держать», ни четко очерченного участка поля, на котором должен был играть. Он стал «вольным стрелком», «свободным художником», который делал на поле то, что ему вздумается. В общем-то, так, пожалуй, оно и было: Диди и должен был играть так, как ему вздумается, в рамках, разумеется, разработанной тренером тактической идеи или рисунка игры. Он должен был контролировать, в основном, среднюю зону поля, и его главной задачей был «свободный поиск» наиболее выгодных «продолжений» (выражаясь шахматным языком) как в обороне, так и в атаке. Само собой разумеется, что такую роль мог выполнять только игрок, обладающий не только высокой индивидуальной техникой, но и умением видеть поле, владеющий математически выверенным пасом, отличающийся выносливостью, авторитетом и, самое главное, творческим игровым мышлением. Четкая схема 4-2-4, расчертившая взаимосвязи игроков с пунктуальностью геодезического планшета (вспомним, что даже мятежный Гарринча занимался своей черной магией в сравнительно узком «коридоре» поля), получила в лице Диди то самое «чуть-чуть», тот самый завершающий мазок, который превращает застывший холодный пейзаж во вдохновенную симфонию красок.

Диди стал мозгом команды, ее «компьютером», он играл так, как этого требовала ситуация, и менял ситуацию так, как ему казалось нужным. Неожиданным пасом он мог перевести игру от своих ворот к штрафной площадке противника, бросая в прорыв Ваву или Пеле, выводя по флангам Гарринчу или Загало. «Сухой лист» щедро использовался им не только для забивания фантастических голов, но и для пасов — иррациональных, сводящих защитников с ума, повергающих соперников в смятение и вызывающих на трибунах такую же буйную реакцию, как и веселые демонические финты Мане Гарринчи.

Вспомним, что на чемпионате мира 1958 года один из таких его пасов принял Пеле в штрафной площадке сборной Уэльса, после чего будущий «король» футбола, стоя спиной к воротам, обыграл молниеносными финтами защитников, перебросив через них мяч, и, повернувшись, забил свой первый гол в матчах чемпионатов мира, который он считает самым памятным, самым важным и, пожалуй, самым красивым в своей долгой биографии, где счет забитых голов перевалил, как известно, за тысячу. Тот гол был единственным в матче и принес бразильцам трудную победу, выведя их в полуфинал.

Итак, резюмируя, Диди всю свою футбольную жизнь был душой и мозгом команды. А может быть, правильнее сказать, ее сердцем. Или точнее, хотя и приземленнее: ее диспетчером, дирижером. Причем выполнял эти функции не как уткнувшийся в партитуру дирижер, а как лидер, который вообще не обращает внимания на лежащие перед ним ноты, который и свою партию виртуозно ведет, и одновременно задает ритм всему оркестру, импровизирующему в зависимости от соперника, состояния поля, складывающейся игровой ситуации, погоды, а также всех остальных, как важных, так и второстепенных обстоятельств, имеющих прямое или косвенное отношение к игре.

Я уже писал обо всем этом после первой моей встречи с Диди в 1971 году. И сегодня снова так много говорю об этом не случайно. Видимо, именно такая роль, такое амплуа «свободного художника», в котором он прожил всю свою «футбольную» жизнь, сформировали у Диди особое отношение к этой игре. И дала ему моральное право заявить, как он это сделал в последней встрече со мной:

«Я хочу реформировать мировой футбол!»

Впрочем, до этого мы еще доберемся, а пока продолжим рассказ о роли и месте Диди в мировом футболе.

В августе 1959 года его, как говорится, «попутал бес». Точнее говоря, жажда новых футбольных приключений: овеянный славой состоявшегося год назад чемпионата мира, он отправился в мадридский «Реал», хозяева которого сумели убедить, уговорить, точнее говоря, соблазнить картол «Ботафого»: за Диди была выплачена рекордная по тем временам сумма в 80 тысяч долларов.

Он был встречен громом оркестров и толпами, осаждавшими здание аэропорта. Предоставленный ему в Мадриде дом был завален подарками, а каждый его шаг сопровождали толпы зевак и репортеров. Почтальоны несли мешки писем от поклонниц и фанатов.

Эта волна обожания достигла апогея в первые же недели, когда «Реал» во многом благодаря его самонаводящимся, как баллистические ракеты, передачам и двум голам, забитыми знаменитым «сухим листом», выиграл престижный и знаменитый турнир Рамон де Каранса в Кадисе, где в финале был повержен постоянный и самый именитый соперник мадридского клуба на европейских полях — «Милан» со счетом 3:0.

Так вписаться в один из редкостных по подбору футбольных звезд ансамблей, в команду, где играли тогда венгр Пушкаш, аргентинец Домингес, француз Копа и уругваец Сантамария, мог только такой же великий, как они, мастер.

Впрочем, в этой команде был, к несчатью для Диди, и еще один футболист высочайшего класса: Альфредо ди Стефано…

Миром правят одни и те же страсти. Неважно где: в школьном классе или в кабинете министров, в салонах королей или в усадьбе провинциального фермера, в акционерном обществе или футбольном клубе. Среди вечных и общеизвестных наших пороков зависть и ревность занимают одно из первых мест. Феерический взлет «Черного принца» и любовь к нему, которой воспылала торсида «Реала», пришелся не по душе этому лидеру, который вдруг почувствовал, что его непререкаемому авторитету, его положению гегемона и хозяина команды угрожает пришелец из-за океана. Тем более, что «великий Альфредо» именно за собой всегда оставлял ту роль «мозгового центра», на которую теперь самонадеянно и нагло пытался претендовать бразилец!

И начались интриги и свары, сплетни и доносы. Высокая зарплата Диди подогревала не самые высокие страсти его напарников. Его тонкий, интеллектуальный стиль игры, столь отличный от того, к чему привыкли темпераментные испанцы, его стремление не столько бегать сломя голову по полю, сколько руководить игрой, бросая своими выверенными до сантиметра пасами товарищей по команде в атаку, все это изумляло торсиду, но и вызывало раздражение у тех, кто не умел так играть, кто не всегда понимал эту манеру игры. И этим умело и хитро пользовался коварный Ди Стефано.

И когда в начале сезона 1960 года извечный соперник «Реала» — не менее именитая «Барселона», в которой тогда играли венгры Кубала, Кошич, Цибор и бразилец Эваристо де Маседо, смогла уйти вперед, захватить лидерство в национальном чемпионате, интригами и коварством Ди Стефано великий бразилец и чемпион мира Диди был посажен на скамейку запасных.

Естественно, он не хотел смириться с этим, начал писать письма в «Ботафого». Слал отчаянные прошения своему другу Салданье, и, в конце концов, к великой радости торсиды «Ботафого» блудного сына в октябре 1960 года удалось вернуть. (Нужно отдать ему должное: на своих «боевых товарищей» по «Реалу» он зла не держал. И когда много лет спустя его спросили, какую команду он считает лучшей в мире: «Сантос» или «Ботафого», Диди ответил: «Ни «Сантос» времен Пеле, ни «Ботафого» моего времени. Лучшая команда, из всех которые я видел, это мадридский «Реал» начала шестидесятых»).

Для «Ботафого», ставшего теперь родным клубом Диди, эти годы были, пожалуй, самыми славными в его истории. Клуб так и называли: «Команда Диди и Гарринчи». Элегантный и неповторимый в своем стиле «Черный принц» вместе с несравнимым ни с кем Мане Гарринчей, прозванным «Радость народа», плечом к плечу со своими боевыми товарищами переживали золотую эру: «Ботафого» не без успеха оспаривал тогда у «Сантоса» право именоваться лучшей командой страны. Кстати, к концу ХХ века «Ботафого» занимал первое место в стране по количеству выступлений его игроков за национальную сборную.