Андрей Букин - Пара, в которой трое Страница 3

Представить Ольгу и Андрея порознь казалось невозможным. Когда мы с Андреем встали в пару, мне все время казалось, что где-то рядом с нами присутствует и Оля. Она действительно сперва приходила на наши тренировки, но я видела: спокойствие ей дается нелегко.

То, что у Андрея тогда сложилась с Ольгой крепкая семья, в итоге стало хорошей основой и наших отношений. Мы с Андреем первые годы вообще не ссорились, что никогда не удается тем, кто не расстается и после тренировок. Позже, ближе к концу спортивной карьеры, с Андреем стало труднее: возраст, усталость. Интересно, что Игорь в своей профессиональной труппе начал кататься в паре, поэтому быстро разобрался, что значат отношения в дуэте и как трудно их сохранить. Надо иметь характер и душу, а более всего – такт: общение в паре – во многом семейное общение. Правда, семью поддерживают такие мощные опоры, как интимные отношения и, что не менее важно, общие материальные средства.

Сохранить в течение долгого времени хорошие отношения в паре совсем непросто. Бывает, что приходится выбирать между фигурным катанием и семьей. Мне, например, кажется, что Моисеевой и Миненкову пришлось уйти со льда, чтобы сохранить дом. Возможно, и то, что они потом отказывались вновь кататься (в ледовых балетах), говорит о том, что они не хотели испытывать судьбу.

Почему же Оля ушла из фигурного катания? Они ведь с Андреем до настоящих стрессовых ситуаций так и не добрались. Но в нашем виде спорта у человека могут на пустом месте развить кучу комплексов. Ольга постоянно слышала, что у нее нет больших перспектив, что Андрею надо подыскать другую партнершу. Представляю, как эти слухи на нее давили. Мне в похожей ситуации повезло с Татьяной Анатольевной: в тот момент, когда я потеряла надежду, что буду выступать, она так уверенно цыкнула на меня, что деваться было некуда. Я перестала бояться зрителей и судей, прежде всего перестала бояться себя. В конце концов наступило то, во что я и поверить не могла, – я начала получать удовольствие от соревнований. Ну пусть ноги «сухие» – другим возьму! Мне кажется, что чаще всего закомплексованность самого тренера передается его ученикам. Ведь Ольга была стройненькой, хорошенькой, они с Андреем прекрасно подходили друг другу и катались очень слаженно. А то, что она не идеально скользила (как бы немного подскакивала), то здесь нет ее вины, так ее научили. Возможно, ей не хватило сил в какой-то момент, чтобы отстоять себя, хотя сейчас я знаю, что в жизни Ольга очень сильный человек. Прошло много лет, я с ней куда меньше общаюсь, чем раньше, но мы по-прежнему хорошо понимаем друг друга.

Но разве Торвилл и Дин не точно такая же пара, какой были молодые Абанкина и Букин? Но там не на кого было менять партнершу, у нас же «миллион» катается – меняй как хочешь, напрягаться не надо. Почему за рубежом брат и сестра вместе катаются? Потому что так финансово выгодно. Потому что лед и тренер в таком варианте стоят в два раза дешевле.

Разговоры-то шли, а партнершу Андрею никто не менял. Ольга сама не выдержала и ушла из спорта, следом за ней ушел и Андрюша. В немалой степени так получилось по вине тренера: она не могла дать им большего и искала причину в них, а не в себе.

Они не тренировались месяца три. Большое великодушие проявила Ольга, отпустив Андрея обратно на лед. В Ольгином характере нет плохих качеств – редкий случай в жизни. Ей если что не нравится, она может даже заболеть, но никому ничего плохого не сделает.

…Но я забежала далеко вперед. Пока я еще занимаюсь даже не у Плинера, не то что у Тарасовой (об этом мне ни в каких снах и не снилось). Антонина Ивановна вернулась из декретного отпуска, и я опять стала у нее тренироваться. Став мамой, Антонина Ивановна перестала ездить на сборы и соревнования, и мне казалось, что она с большим удовольствием работала бы с маленькими детьми, приходящими два раза в неделю, чем ежедневно со мной.

Одна из причин, почему меня не брал Плинер, – я никак не могла одолеть двойной аксель и тройной сальхов (высшая категория сложности в то время). Мне все мешала моя закомплексованность, когда-то сказали, что аксель у меня нетехничный, вот я над ним билась и билась… Постепенно во мне стало расти убеждение, что, если я не выучу эти два прыжка, надо уходить в балет на льду. Вроде катаюсь я красиво. Я училась уже в восьмом классе и считала, что пришла пора задуматься, как жить дальше.

В моей 176-й школе ко мне относились прекрасно, легко отпускали с уроков, и я так же легко нагоняла пропущенное. В конце десятого класса меня сразила любовь. Кто-то с кем-то в классе куда-то вместе ходил, дружил, встречался, но я ничего не замечала. Все десять лет школы у меня не было времени на что-то отвлечься. Хотя влюблялась я постоянно, с третьего класса, влюблялась до слез, но тут впервые я испытала ответное чувство, следовательно, я считала, – ко мне пришла настоящая любовь.

В тот знаменательный год я стала заниматься танцами, свободного времени не оставалось ни минутки. Но как-то в июне после экзамена за мной от школы до дома поплелся мальчик. Я шла, старалась не оглядываться. Мальчик из параллельного класса, сын дипломата, их семья недавно вернулась из Франции. Кроме меня, все девчонки в школе по нему умирали. Я обычно выскакивала после второго урока с рюкзаком на тренировку, пулей пролетая мимо всех. Но с того дня мы стали вместе возвращаться домой. Мама была в шоке, но, как выяснилось, совершенно напрасно. Первая любовь заглохла сама собой. А ведь так красиво начиналась!

Лето. Экзамены. Я готовилась к физике. Он приезжал к нашему дому на велосипеде. Время от времени мы встречались, но наши интересы оказались слишком разными. Вскоре я попала в сборную, начала ездить на чемпионаты мира и Европы, познакомилась с Игорем и ни о ком другом уже думать не могла. Мой школьный друг продолжал приходить в гости, мы беседовали, он умный парень, и мне льстило, что такой высокий, худой, блондин – и так влюблен в меня. Но жила я от встречи до встречи с Игорем.

Все кончилось ровно через год. Шестого января я пригласила к себе на день рождения в Теплый Стан Бобрина, Роднину и Зайцева. Если Игорь ходил в кумирах публики, то Саша и Ира были героями страны. Невозможно себе представить, но все они ко мне приехали. Саша и Ира – на черной собственной «Волге». Моя первая любовь оказался еще и очень деликатным мальчиком. Он почувствовал, что в такой компании ему придется нелегко, поздравил меня с порога, тут же придумал, что у него что-то случилось и ему надо срочно бежать.

Но это все еще впереди. Мне пока не полагалось встречаться с мальчиками, предстояло еще так много сделать, и прежде всего – выучить двойной аксель.

Под Новый, 1976-й год на льду со мной рядом оказался Боря Харитонов, потом он выступал в Московском балете на льду, а тогда был сильный одиночник.

Тренер не пришел, и Боря встал рядом со мной. Хореограф Галина Евгеньевна приходила не каждый раз, да и могла показать только, как надо открыть руку, а не как прыгать многооборотные прыжки. Именно Боря научил меня прыгать двойной аксель. Я даже короткую программу сама себе придумала. Под музыку все получалось как бы само собой. Я так привыкла самостоятельно работать над короткой программой, что, когда Плинер мне ее придумывал и объяснял, я слушала его с интересом, но испытывала большие затруднения при попадании в музыку. Легкость появлялась только тогда, когда я, обкатывая программу, начинала сама потихоньку ее изменять. Когда мы с хореографом разрабатывали постановку показательного танца «Арлекино» под модную тогда песню Аллы Пугачевой, Эдуард Георгиевич сказал: «Делай как хочешь». Конечно, он мне подсказывал какие-то связки в элементах, я сама их сложить не могла. Идея «Арлекино» принадлежала Плинеру а благодаря этому танцу меня заметила Тарасова.

Позже и Татьяна Анатольевна оставляла мне возможность что-то придумать самой. Иначе я просто не могу.

На следующий день после того, как Харитонов научил меня двойному акселю, я овладела тройным сальховом. Я не могу даже передать, насколько чувство восхищения собственными силами переполняло меня.

Через неделю я ехала на чемпионат СССР и думала: «Теперь, Плинер, посмотрим, теперь попробуй меня не взять!» Попасть в спецгруппу – это означало еще и то, что лед давали и утром, и вечером, кататься можно сколько влезет, на каток возят на автобусе, а на сборы берут не раз в год, а постоянно. Ужасно выматывало то, что месяц тренируешься, месяц – нет.

Да этого на соревнованиях я не могла сделать ни «дупля», ни тройного прыжка. Я чувствовала, как ко мне изменяется отношение. Не то, что раньше: «Хорошенькая, но не прыгает». Теперь прыгает! Была еще жива первая жена Плинера. Это она настояла, чтобы он пригласил меня к себе в группу.

Жена у Плинера была человеком необыкновенно тактичным и легким. Она одна могла гасить его необузданную вспыльчивость. Вскоре после моего прихода в их группу эта чудесная женщина умерла от неизлечимой болезни.