Алексей Зинин - Наше всё! Страница 34

Олег Иванович тоже очень активно вел себя на тренировках. У него хватало помощников, но он всегда все делал сам. Ему было необходимо видеть игроков, чувствовать их. Романцев так выкладывался, что зачастую после окончания занятий терял голос. Олег Иванович тонко улавливал момент эмоционального упадка команды и всякий раз отыскивал возможности для того, чтобы нас встряхнуть.

Бывало, утром на сборах сидишь, зашнуровываешь бутсы, а глаза слипаются, тело вялое. Смотришь на партнеров — они такие же, ну просто сонное царство, а не боевой коллектив. В голове, хаотично сменяя друг друга, прыгают мысли: ну и кому это надо? Какая может быть тренировка, если мы все даже шага лишнего ступить не в состоянии? Ну Иваныч, неужели не видит, что наши организмы уже не переваривают получаемых нагрузок? Но что поразительно: через пять минут после выхода на поле я всякий раз ощущал прилив бодрости. Романцев был для меня своеобразным аккумулятором. Наверное, еще большую роль играло то, что все элементы тренировки носили состязательный характер, а я люблю быть первым во всем, вот и заводился. Впрочем, все спартаковцы того периода ненавидели быть вторыми даже среди своих. Поэтому любой квадрат, любой дыр–дыр у нас превращался в настоящую зарубу. В том золотом и легендарном «Спартаке» образца середины–конца 1990‑х годов, невзирая на любовь и уважение игроков друг к другу, драки и потасовки вспыхивали по нескольку раз в неделю. Для болельщиков, не исключено, такое откровение станет шоком, но я считаю, что здесь нет ничего страшного. Безразличие или лицемерие гораздо хуже. У нас же все убивались за любой мяч, вот кулаки и шли в ход. Как правило, секунд пять–десять бойцов никто не трогал — давали выпустить пар, а потом все подлетали и растаскивали сцепившихся в разные стороны. Поразительно, что нередко в корпус драчуны отправлялись в обнимку, обмениваясь любезностями и принося друг другу извинения.

Взять хотя бы наиболее громкий пример из последних. В конце сезона‑2006 прямо в присутствии журналистов схлестнулись Вова Быстрое и Квинси Овусу — Обейе. Вова вообще парень очень взрывной. У Квинси, полагаю, накопилось множество негативных эмоций, ведь при всех выдающихся талантах голландца дела у него не особо–то клеились. Вдобавок в конце года раздражения у всех в избытке: люди, на протяжении десяти месяцев видевшие лица друг друга почти каждый день, хотят сменить обстановку, отдохнуть от всего и ото всех, и в такой ситуации для ссоры бывает достаточно самого незначительного повода. Мы не сразу сумели разнять Быстрого и Квинси, но через два часа после инцидента в холле базы они сидели вместе и как ни в чем не бывало на смеси русского и английского обсуждали перипетии схватки.

В 2000‑х годах стычки между россиянами и легионерами носили массовый характер, но такого поединка, который состоялся между Димой Ананко и Кебе, я никогда не видел. Это была готовая сцена для голливудского боевика. В «Спартаке» всегда были жесткие защитники. Достаточно назвать Хлестова, Ковтуна. Горлуковича. Евсеева. И никто никогда никого не жалел. Так что мы все были привычные к боли, которую доводилось испытывать даже в самых безобидных квадратах. Однако грубости в «Спартаке» не было отродясь. Кебе же любил прыгать двумя ногами сзади, да еще на уровне колена. Складывалось впечатление, что у сенегальца задача — как можно больше наших ребят вывести из строя. Когда Кебе подобным образом прыгнул на Ананко. Димка попусту разговаривать не стал. Мы всей командой разнимали «кикбоксеров», но те умудрялись снова набрасываться друг на друга. Романцев тоже не смог их утихомирить и демонстративно выгнал обоих с тренировки. Пока Дима и Кебе ковыляли через все поле, они обменивались репликами и у дальнего углового флажка снова перешли к решительным действиям.

Здоровенный охранник встал между ними стеной и довел неугомонных спорщиков до здания базы. Действо продолжилось уже внутри: разгоряченный Кебе принялся крушить корзины для грязной формы.

Легионеры считают, что кто–то их притесняет, и пытаются отвоевать свое место под солнцем. Ветераны, в свою очередь, не согласны с тем, что иностранцы приходят в чужой монастырь со своим уставом и ведут себя без должного уважения к стране и к команде, в которых оказались. Я назвал бы этот конфликт вполне естественным столкновением менталитетов. Стычки порой сближают, позволяют посмотреть друг на друга совсем иными глазами.

Взять хотя бы случай, который произошел со мной. Я особо не замечал нашего очередного новичка Кахабера Мжаванадзе. Но однажды в квадрате горячий грузин стал куваться. После третьего эпизода я не выдержал и сам пожестче подкатился под Каху. И так по нарастающей. В итоге потолкались, наговорили друг другу не самых приятных слов. Однако когда страсти поутихли, я понял, что парень приехал в Москву не за деньгами — он приехал играть в футбол. А для этого ему нужно было самоутвердиться в команде. Я Каху признал, и в дальнейшем мы с ним относились друг другу с явным почтением. И самое главное — защитник–то он был неплохой. Просто выступал на позиции, которую закрывал Хлестов, а затем Парфенов. А разве кто–то был способен в качестве стоппера в те времена с двумя Димками сравниться?!

Я всегда четко осознавал, что каждый футболист, закрепившийся в «Спартаке», по своей природе уникален. У любого можно было отыскать качество, которое у меня было способно вызвать чувство хорошей зависти. Зависть — наверное, не совсем подходящее слово. Просто если бы я мог, например, владеть левой ногой так, как Илья Цымбаларь, то был бы этому рад. Левую ногу Цыли мы называли клюшкой, настолько ювелирно он «забрасывал» ею мячи в нужную точку. Андрей Тихонов тоже очень прилично колошматил, причем с двух ног, и на силу, и на точность. Всегда меня впечатляла «пушка» Миры Ромащенко. Про сумасшедший удар Юры Никифорова нет смысла даже заикаться. Никогда не забуду, как на сборах в Израиле мы «отбегали горку» и для выполнения следующих упражнений нам нужно было вернуться на поле. Когда я добрался до центрального круга, Ника только ступил на изумрудный газон, и, как назло, ему под ногу подвернулся мяч. Вот Юра и решил пробить по противоположным воротам. Мяч, словно ядро, пролетев метров сорок пять, угодил мне в ухо. Я тут же лишился слуха. Никифоров подбежал извиняться, а я был не в состоянии разобрать, что он говорит. Потом целый день у меня болела голова. Все признаки контузии. Зная сокрушительную мощь удара Ники, думаю, что я еще хорошо отделался. Полагаю. Юра вполне мог и убить человека. Скажу больше: за мои долгие годы в футболе я не встречал игрока, который был бы способен по силе удара конкурировать с Никой. Разве что Роберто Карлос на пике своей карьеры производил не менее внушительное впечатление.

У Васи Баранова тоже была неплохая колотушка. На тренировках, когда мы оттачивали удары с лета, Вася не раз перебивал не только заградительную сетку, но и забор базы, посылая мяч на участок к проживающему по соседству батюшке. Поп наверняка собрал из наших мячей солидную коллекцию, настолько часто мы его беспокоили. Сетку за полем с каждым годом поднимали все выше и выше, тем не менее батюшку это не спасало от наших бомбардировок. Вы только не подумайте, что мы мазилы какие–нибудь, в футболе всякое бывает.

Сейчас в Тарасовке все по–другому, и ворота уже стоят в той стороне, где наш жилой корпус. Теперь мячи попадают в окна наших же комнат, но поскольку стеклопакеты на базе сверхнадежные, то к помощи стекольщиков мы пока не обращались.

Лично я за все время своего пребывания в «Спартаке» за пределы зоны тренировочного поля мяч отправлял считаные разы. Дело в том, что я крайне редко бью на силу. Во–первых, и силы выдающейся нет. А во–вторых, и это в-главных, когда оказываешься на линии штрафной площади, то прежде всего уповаешь на точность.

Мне всегда хватало хладнокровия трезво оценить ситуацию и хорошенько прицелиться. И это позволяло часто выигрывать внутренние турнирчики по реализации голевых моментов. Просто уже в тот миг, когда мяч направлялся ко мне, я знал, что буду с ним делать. Олег Иванович всегда повторял: «В игре мяч может несколько раз поменять траекторию своего полета: вы ждете его в одной точке, а он окажется в другой, и вам надо будет успеть под него подстроиться. Вон там будет трудно. На тренировках же вам никто не мешает, так что будьте любезны попадать в ворота». Вот я и старался не промахиваться.

Был период, когда в СМИ регулярно говорилось о том, что в «Спартаке» отрабатывают только контроль мяча, забывая о шлифовке ударов. Это чушь! Мы много били по воротам, и при этом всегда били на результат.

Мне особенно нравилось, как в концовке нас делили на две команды и мы соревновались в результативности друг с другом и заодно с вратарями. Были серии по стоячему мячу, по катящемуся, с шага. Самое сложное — это удар с шага, без переступов. Там задействованы другие группы мышц, но я неизменно получал огромное наслаждение от этого процесса, который к тому же сопровождался шутками и поддевками. Стас Черчесов любил все происходящее комментировать, и надо признать, ему удавалось меня зацепить за живое. Стас ведь был неординарным голкипером. Пока игрок разбегался для удара, он, образно говоря, брал футбольную книгу, открывал ее на нужной странице и читал. Ему и прыгать порой было не нужно: он оказывался в нужном месте гораздо раньше мяча. Бывает, вроде бы здорово пробьешь, а Стас тебе тут же кричит: «Тит, а я уже здесь!» Черчесов по разбегу, по постановке стопы голеадора уже понимал, чем все закончится.