Игорь Фесуненко - БРАЗИЛИЯ, ФУТБОЛ, ТОРСИДА… Страница 37

Только от него мы узнаем, что накануне того памятного матча с уругвайцами в июле 1950 года великие кумиры Жаир, Зизиньо и Адемир чуть не подрались, пытаясь урвать каждый для себя громадную радиолу, которая была подарена какими-то спонсорами накануне казавшейся стопроцентной победы.

Наблюдая вблизи игру немецкой команды на чемпионате мира 1954 года, Марио был убежден, что она выиграла в финале у знаменитой команды Пушкаша, Кочиша и Хидегкути за счет допинга. Оставим это предположение на его совести, но каждому, кто высказывал сомнение относительно его сомнений, Марио напоминал: «После того финала с венграми вся немецкая команда была отправлена в санаторий, а потом о большинстве из этих игроков никто нигде не слышал».

Никто, кроме Марио, не рассказывал о том, что психолог команды на чемпионате мира 1958 года профессор Карвальяэс подготовил по итогам турнира какой-то доклад, в котором содержался анализ методов психологической подготовки игроков. И, как сообщил Марио, врач команды Ильтон Гослинг, крайне скептически относившийся к профессору, организовал с помощью зубного врача команды Марио Триго похищение папки с докладом.

(Кстати, о Марио Триго. По словам героя нашего очерка это была чрезвычайно любопытная личность: весельчак, балагур, рассказчик бесчисленного множества анекдотов. В команде, помимо удаления или лечения заболевших зубов, он имел тысячи других официальных и неофициальных функций. В частности: поставлял футболистам девочек из близлежащих злачных мест, разрешал их иные проблемы, типа дефицитных лекарств для лечения некоторых болезней, о которых не принято говорить вслух. В первые минуты после окончания матча со шведами, когда Марио Америко улепетывал от месье Гига с украденным мячом, инициативный Марио Триго вдруг взял на себя обязанности церемонимейстера: подошедшего к центру поля короля Густава он небрежно подхватил под руку, подвел опешившего от такой бесцеремонности монарха к ликующему главе делегации Пауло Машадо до Карвальо и простецки, на португальском языке сообщил его императорскому величеству: «Смотри, король, это наш главный шеф!»).

Но вернемся к другому Марио – Америко. Именно он рассказал о том, как переживала в нескончаемых и неизбежных для футбольной семьи разлуках жена знаменитого голкипера сборной Жилмара, которая однажды даже обратилась к одному из репортеров с просьбой:

– Вы друг моего мужа?

– Да, а что?

– Сделайте мне одолжение: попросите его, чтобы он закончил играть в футбол!

И где-то вскоре после этого разговора Жилмар действительно ушел из футбола и занялся, причем весьма успешно, предпринимательством: устроился совладельцем фирмы, торгующей в Сан-Пауло автомашинами.

Не следует думать, что в горячей дружбе с бесчисленным легионом своих подопечных футболистов Марио всегда был альтруистичен и безгрешен. Ничто человеческое не было ему чуждо, и желание заработать лишнюю денежку могло сподвигнуть его не только на стопроцентно беспроигрышные карточные игрища с Элено де Фрейтасом, о которых было сказано выше, но и сделать свой маленький бизнес на наивности и доверчивости бесконечно любимого им Мане Гарринчи.

О Мане Марио всегда говорил только хорошее, в своей «табели о рангах», он поставил его в пятерку самых великих бразильских игроков (после Пеле в нее он включил также Леонидаса, Зизиньо, Гарринчу и Диди), но это не помешало ему проделать со своим любимцем операцию, о которой он впоследствии поведал не без некоторого смущения и раскаяния:

– Дело было в Швеции в 1958 году, когда команда готовилась к первым своим матчам чемпионата мира. Работы у нас, в медицинском департаменте, хватало с утра до вечера, мы не имели возможности выйти в город, а я страдал от желания купить себе хороший транзисторный радиоприемник. О шведских радиоприемниках мы были наслышаны в Бразилии еще до отъезда. Игроков, правда, время от времени в «увольнения» отпускали, а нас, технический песонал, держали фактически под замком. Работы было, как говорится, выше головы.

И вот как-то раз вижу: Мане притащил аппарат, именно такой, о каком я мечал. Лег он на мой стол, я начал обрабатывать ему ноги. Массирую. А он тем времем блаженно глядит в потолок, развлекается с покупкой, гоняет аппарат с волны на волну, и всюду, естественно, слышится шведская речь.

Тут-то у меня и созрел план…

– Слышишь Мане, – спрашиваю, – ты что: здесь купил этот приемник?

– Да, а что? – улыбается, он счастливый и безмятежный.

– Что же ты за дурак, в самом деле? Как ты себе мог позволить такую оплошность!?

– Что? Что? – насторожился он. – О чем ты говоришь?

– Как это «о чем»? Ты же слышишь, что этот приемник говорит только по-шведски. А ты ничего не понимаешь на этом языке! Представь себе: ты привозишь его в Рио, а там тоже из него – один шведские слова. Что скажет твоя семья? Все же будут над тобой смеяться. Да и здесь ребята увидят и начнут издеваться над тобой, разве нет?

Тут он ударил себя по лбу и взволнованно говорит:

– А ведь ты прав, Марио! Как же быть? Что же мне теперь делать?

Я сделал невинное лицо и говорю ему:

– Все очень просто: ты можешь продать его мне. Пускай надо мной смеются. Ты же знаешь: надо мной всегда парни наши смеются, и я привык не обращать на это внимания.

– Ну, ладно, – говорит Мане, причем без всяких колебаний. – Ты меня убедил. Сколько же ты мне за него дашь?

У меня тогда было в бумажнике ровно сорок долларов, я и предложил ему именно эту сумму. Но Мане удивился: – Почему – сорок? Я же уплатил за него больше ста!

– Хорошо, оставь его у себя и терпи все насмешки от ребят. Я бы тебе дал больше, но у меня больше нет. – И для убедительности я вывернул перед ним содержимое бумажника.

Мане почесал затылок, потом говорит:

– Ну, ладно, давай сорок. Только беру с тебя честное слово, что никому из ребят не скажешь, как я опростоволосился с этим аппаратом, о-кей?

– Хорошо, – ответил я. – Но тогда дай мне и квитанцию из магазина, чтобы ее у тебя не нашли и не начались бы распроссы.

Мане отдал мне квитанцию, долго благодарил меня, сказав, что я верный и преданный друг.

– О Господи, прости меня за этот грех, за этот обман моего чистого и честного друга! – воскликнул Марио, рассказав этот эпизод.

Сейчас, когда оба героя этой истории уже встретились «в лучшем из миров», как говорят иногда в Бразилии, будем считать, что история и Господь оправдали Марио, и его дружба с Мане продолжается и на небесах…

В ходе подготовки к чемпионату мира 1966 года были первоначально призваны под знамена сборной 45 футболистов. Из них нужно было отобрать 22. Из-за беспорядка, взаимного недоверия и споров, царивших в руководстве главной команды страны и в СБД (аббревиатура «Конфедерации бразильского спорта», ведающей в те годы национальным футболом), никто из тренеров и начальников команды не решился взять на себя нелегкую миссию объявить двадцати трем отчисленным о том, что они отправляются домой. Это было поручено сделать Марио Америко! Причем ему было велено вручить персональные конверты с решением об отчислении каждому из несчастливчиков уже в автобусе, который вывозил игроков с места последнего тренировочного сбора в Рио-де-Жанейро.

Таким образом, отправлявшиеся отдельно на своих автомашинах руководители команды, избавляли себя от тяжкой миссии видеть несчастные лица подопечных. И услышать кое-что нелицеприятное.

«Если бы кто-то из них, из начальников, был бы в ту минуту в этом автобусе, – вспоминал Марио впоследствии, им наверняка не удалось бы избежать неприятностей. Тот же Аиртон, например, мог бы и ударить кого-нибудь. Но меня никто не тронул, ибо все прекрасно понимали: я не участвовал в отборе и в отчислении, я просто был для шефов рукой, вытаскивавшей горячие каштаны из огня».

Кстати сказать, Марио утверждает, что ни сам Феола, ни его главный помощник Эрнесто дос Сантос не имели решающего слова в окончательном определении двадцати двух «титуларес» из сорока пяти кандидатов. Первую скрипку тут сыграли прижившийся при руководстве СБД тренер по физподготовке, главный, по мнению Марио, «злой гений» сборной команды Адмилдо Широл и его единомышленник врач команды Илтон Гослинг. Именно они склонили политическое руководство в лице Авеланжа и Карлоса Насименто к окончательному составу. После чего Эрнесто дос Сантос, с мнением которого не посчитались, немедленно подал в отставку. А Феола махнул рукой и смирился.

Чемпионат 1970 года в Мексике остался в памяти у Марио Америко как величайшая несправедливость по отношению к Салданье, которого он считал одним из самых выдающихся футбольных специалистов и с кем работал с особым удовольствием. По мнению Марио именно Салданья создал костяк команды, выигравшей «ТРИ», а приход мягкого и уступчивого Загало, к которому Марио относился с нескрываемым скепсисом, на место гордого и своенравного Салданьи означал лишь одно: игроки сами должны были определить свою судьбу. Ветераны, в первую очередь Жерсон и Пеле стали, по мнению Марио, фактическими дирижерами и командирами, приведшими товарищей к победе.