Владимир Пахомов - Всеволод Бобров – гений прорыва Страница 39

«Может, шутили?» – робко заметил я Всеволоду, услышав его. «Да, что ты! Все было на полном серьезе. С таким характером в хоккее делать нечего». Одного из этих двух хоккеистов вскоре перестали привлекать в сборную СССР, а через два года проводили на тренерскую работу…

Когда Бобров работал старшим тренером сборной СССР, у него, конечно, были свои симпатии и привязанности к тому или иному игроку, но они внешне никогда не проявлялись.

В Александре Мальцеве Бобров видел что-то от своей молодости, от самого себя – у него в свое время случались проделки, о которых не знали его тренеры, что, видимо, бывает у каждого молодого человека.

Мальцев, подобно Боброву, ярко вошел в большой спорт. Он был капитаном сборной СССР среди юниоров, которая стала чемпионом Европы 1969 года, а его признали лучшим нападающим. Я был на том турнире, который проводился в Гармиш-Партенкирхене (ФРГ). Помню, как люди, которых никак не заподозришь в симпатиях к советскому хоккею, да и сам тогдашний президент Международной федерации (она еще называлась Международная лига хоккея на льду) англичанин Джон Ахерн, видели в Мальцеве черты Боброва и публично говорили об этом. Спустя год Мальцева, выступившего уже в составе «взрослой» команды, назвали лучшим нападающим чемпионата мира и Европы, точь-в-точь как когда-то Боброва, с первой попытки. Он забросил тогда 15 шайб, больше, чем кто-либо. Его результат стал новым рекордом для игроков сборной СССР. Прежнее достижение – 13 шайб по ходу одного чемпионата мира и Европы – принадлежало Боброву с 1957 года.

А вот матчи с профессионалами осенью 72-го года Мальцев провел слабо. И когда дело дошло до подведения итогов, то Бобров в печати резко раскритиковал динамовского нападающего. Но если некоторые хоккеисты, которым тоже досталось от старшего тренера сборной СССР, еще долго и после критики показывали игру, далеко не ту, какую они демонстрировали прежде, то Мальцев заиграл так, что претензий к нему со стороны Боброва не стало. Когда же на собрании сборной СССР Мальцев признался, что накануне сезона тренировался слабо, а потому и неудовлетворительно играл против канадцев, то Всеволод Михайлович проникся к нему еще большей симпатией. Значит, Мальцев понял, рассуждал Бобров, почему я его критиковал. Сам он, особенно в молодости, не любил выслушивать замечания, но с годами изменился: критику, какой бы горькой она ни была, стал принимать с мужеством и уважал всех, кто поступал точно так же, считая это достоинством настоящего мужчины.

Думается, и к Харламову Бобров сердечно относился не только потому, что видел в нем, как в Мальцеве, одаренного хоккеиста, большого мастера. Весной 1973 года Боброва, Кулагина и Харламова пригласили в гости руководители канадского профессионального хоккея. Это был тот редкий случай, когда тренеры и один из их подопечных вместе стали туристами – нет никаких забот, не надо думать, как подготовиться к предстоящей игре, чем заполнить тренировку.

Едва ли не каждый день гостей из Москвы приглашали на банкеты, приемы. Так что командировочные, предназначенные на ужины или обеды, оказались почти неистраченными.

– Иной бы на месте Харламова, наверное, побегал бы по магазинам, постарался бы приобрести лишний сувенир, лишнюю заморскую вещицу, а главное, поискал бы подешевле, – говорил мне Бобров. – Но Харламов даже не думал об этом. И как-то поделился со мной: «Отвезу доллары в Москву, обменяю на сертификаты, отдам родителям, пусть себе выберут, что купить». «Вещизм», судя по всему, противен ему. Молодец Валерка! Долго и славно проживет в спорте!

После поездки в Канаду Бобров еще внимательней стал наблюдать за Харламовым, проникся к нему еще большим уважением. Переживал, когда весной 1976 года Валерий с женой попали в автомобильную катастрофу, радовался, когда Белаковский рассказывал о выздоровлении Харламова. И если доводилось, Бобров с особым вниманием весь матч следил за игрой Харламова.

Разница в возрасте у Боброва и Харламова была большая – один годился в сыновья другому. Но что примечательно? Они оба были не только талантливы, но и очень схожи улыбчивостью, ласковостью характера, большим человеческим обаянием, как порой в иных семьях схожи отец и сын.

Я не могу сказать, что, будучи старшим тренером сборной СССР по хоккею, Бобров, если не находил, то, по крайней мере, искал индивидуальные подходы к игрокам. Для него вроде бы все были едины – вратари, защитники, нападающие – никаких любимчиков. Но в своей работе он придерживался метода, который позднее будет назван человеческим фактором.

Однажды Бобров почувствовал – что-то неладное творится с защитником Валерием Васильевым, как-то поник он, одолеваемый какими-то сомнениями. А дело шло к первым встречам с профессионалами из НХЛ. Когда игроки на тренировке выстроились полукругом и начали поочередно бросать шайбу вратарям, сменявшим друг друга, то Бобров тихо приблизился к Васильеву, стоявшему в ожидании своей очереди у борта, сказал несколько слов и отъехал в сторону.

Защитник потом вспоминал, что слова Боброва были пустяшными, но от них повеяло такой верой тренера в динамовца, что уже в скором времени славный игрок обрел былую уверенность. Васильев, двукратный олимпийский чемпион, 8-кратный чемпион мира и Европы, после того случая перевидал в жизни немало тренеров, в том числе и в сборной СССР, но одним из самых близких и родных для него людей, по его словам, остался Всеволод Михайлович. Правдивость, искренность, стремление помочь человеку Васильев, да и не только он, измеряет с тех пор по Боброву.

Мне иногда кажется, что Бобров не задумывался над тем, какое влияние он оказывает на подопечного игрока.

Просто у него в крови было – делать людям добро. Шло это, как я заметил в первой главе, от отца. А насколько это получилось, не в его характере было просчитывать.

Чем больше побед одерживали хоккеисты сборной СССР, тем быстрее при Всеволоде Боброве росла их популярность в мире, особенно после восьми встреч с лучшими игроками Северной Америки. Знаменитые иностранные фирмы стали считать за честь что-либо подарить нашим хоккеистам, как только они прибывали в иную страну, – от сувениров до тренировочных спортивных костюмов. Правда, немалую их часть старался оставить себе иной руководитель делегации. Причем, подобная картина наблюдалась не только у хоккеистов, как рассказал недавно «Советский спорт».

По свидетельству защитника ЦСКА и сборной СССР Владимира Лутченко, с приходом в сборную команду Боброва картина с «раздачей слонов» изменилась – едва появлялись гости с подарками, как звучал бобровский голос: «Все относится в номера к игрокам». «А как же Вам?» – интересовался дежурный по команде. От старшего тренера в таком случае слышалось: «Повторяю: все относится в номера к игрокам». И тут же со своей неповторимой улыбкой он добавлял: «Ладно, так и быть, что останется после вас, игроков, отдайте врачу, массажисту, переводчику и нам, тренерам».

Разыгрывая подобную сценку, Всеволод Михайлович лукавил – он прекрасно знал, что подарки предназначены буквально всем членам делегации, ибо иностранные фирмы присылали всегда столько презентов, сколько человек входило в делегацию независимо от того, кто в ней какую роль исполнял.

Но вот Боброва не стало в сборной СССР и все вернулось на круги своя. Например, на чемпионате мира и Европы в 1975 году все, что порой через день в команду поступало, ее администратором Анатолием Сеглиным сносилось к Валентину Сычу, возглавлявшему делегацию, и уже он занимался распределением присланного. Лишь однажды Сыч дал указание Сеглину выдать мне, переводчику, спортивный костюм из многочисленных подаренных комплектов. Кому досталось остальное из подаренного фирмачами мне не ведаю…

Я как-то прочитал, что Бобров в хоккее как тренер преуспел больше, чем в футболе. Несомненно, это так, если считать только золотые медали спартаковцев в 67-м году или хоккеистов сборной СССР на двух чемпионатах мира и Европы. Но кто подсчитает молодых футболистов, на чьи души оказал влияние Бобров, футбольный тренер.

Степан Юрчишин, львовский футболист, однажды на страницах еженедельника «Футбол-Хоккей» вспоминал, как он когда-то играл в команде ЦСКА – в чемпионате 1977 года провел в основном составе всего 8 матчей и забил один мяч. Но настолько ему в душу и сердце запал Бобров, работавший старшим тренером армейцев, что игрок, давно расставшийся с Москвой, не преминул рассказать только о нем.

Виталий Раздаев никогда не ходил в любимцах Боброва, когда играл за ЦСКА, наоборот, ему крепко доставалось от старшего тренера, причем нередко несправедливо. Но он, вспоминая два сезона, проведенных в ЦСКА, тоже говорил о Боброве, давая интервью специальному корреспонденту «Советской России».

Если в той беседе Раздаев не заговорил бы о Боброве никто не был бы к нему в претензии – ни в кемеровской команде «Кузбасс», за которую он стал выступать после возвращения из ЦСКА, ни особенно те, с кем Виталий был в составе армейского клуба. Промолчал бы и всё. Но, как и Юрчишину, в армейской команде Раздаеву прежде всего запомнился Бобров. Он сказал журналисту: