Петр Северов - Последний поединок Страница 41

По лестнице спускались по одному. Русевич шел первым. У дверей стояла черная гестаповская машина. Два дюжих солдата схватили Николая под руки и швырнули в черную пустоту. Он больно ударился головой о скамейку. Вслед за ним в машину бросили Свиридова, Коржа, Тюрина, затем Кузенко и всех остальных. Когда дверь захлопнулась и два охранника заняли свои места в заднем отсеке за маленьким окошком, Русевич подумал: «Куда же девался Дремин?»

Машина тронулась, тяжело раскачиваясь на выбоинах. Было три часа дня. Августовское солнце ярко сияло над городом, а в черной машине царила ночь…

После ареста

Когда Неля вызвала к шефу всю дворовую бригаду, Николай Дремин тоже направился к подъезду конторы. Он подумал, что грузчиков ждет очередной разнос. Подыскивать для этого причину хозяину не приходилось: Климко рассказывал Дремину, что господин Шмидт распекал их по настроению, без причин. Николай решил, что сейчас очень кстати доложить шефу о своих поисках, о том, что пожарная помпа найдена и утром будет доставлена на завод. Это, пожалуй, могло смягчить настроение господина Шмидта.

Ваня Кузенко замешкался на заводском дворе, торопливо убирая пустые мешки, чтобы не вызвать нареканий со стороны хозяина. Поджидая его на крылечке, Дремин расслышал шум автомобильного мотора. Он оглянулся и увидел у ворот черную гестаповскую машину.

Николай метнулся вниз по крутым ступеням крыльца, пытаясь схватить Кузенко за руку и увлечь за собою.

— Спрячемся, Ваня… Полундра!

Но Кузенко не понял.

— Зачем же прятаться? Все к шефу пошли…

Дремин не имел возможности объясниться подробней: едва лишь он вбежал в полутемное помещение сарая и прижался к стене у запыленного окошка, в ворота вошли гестаповцы. Они остановились неподалеку от проходной и вытащили пистолеты.

Николай понял: план побега, который еще минуту назад казался ему таким легкоисполнимым и простым, — рухнул. «Не в связи ли с этим налетом, — подумал он, — к Неле приезжал офицер гестапо? Возможно, она поторопила арест. Но что она могла заметить подозрительного в поведении грузчиков? Корж!.. Почему она вызывала Коржа?» Вопросы возникали один за другим и не находили ответа.

Из окошка был виден весь заводской двор: машина уже въехала на широкую асфальтированную площадку и круто развернулась у самого гаража. Трое гестаповцев неторопливо выбрались из кузова, о чем-то разговаривая и посмеиваясь.

— Сколько же их прибыло? — удивился Николай. — Верно, не менее десятка.

Рука его невольно опустилась в карман, стиснула холодноватую рукоять пистолета. Успеет ли он уложить всех троих? Пожалуй, успеет. Но те, что прошли в контору, тоже отлично вооружены. Допустим, ему даже удастся бежать. Но своим нападением он подпишет приговор всей команде. Нет, нельзя горячиться — следует взвешивать каждый шаг, именно сейчас, в решающие минуты…

Прижимаясь к стене, он отодвинулся от окна и стал пробираться узкими извилистыми проходами между штабелями в дальний угол. Здесь, прильнув к щели в дощатой стене, он видел, как один за другим, подгоняемые гестаповцами, к машине прошли Русевич, Тюрин, Кузенко, Баланда, Свиридов, Климко… Приземистый гестаповец обернулся и посмотрел на открытую дверь сарая. Казалось, он собирался осмотреть склад. Николай вспрыгнул на высокий штабель мешков, лег и медленно вытащил из кармана пистолет.

Гестаповец не появился; команда была захвачена в полном составе, а шеф, по-видимому, не знал, что Дремин уже вернулся на завод.

«Как же случилось, что я не явился к шефу? — невольно спросил себя Николай. — Собирался сразу явиться к нему — и не пошел, все откладывая эту встречу с минуты на минуту. Предчувствие? Нет, он занялся сначала пожарными бочками, потом разматывал принесенный Алексеем шланг, потом отвлекся разговором с охранником». Где же охранник? Он тоже прошел в контору, и он обязательно скажет о Дремине! Кажется, неизбежно быть бою. Хорошо, что у Николая имеется еще и запасная обойма.

Дремин напряженно ждал, и тишина, наполнявшая склад, казалась ему звенящей.

Гестаповец не появлялся. Вскоре послышалось приглушенное урчание мотора — машина прошла вдоль стены сарая, и от ее тяжкого рокота в узких полосках света, проникавшего сквозь щели, густо зароилась мучная пыль.

Дремин приблизился к окну: двор был пуст, на разостланных мешках лежали две буханки хлеба и стояло блюдечко с подсолнечным маслом — нетронутый обед бригады. У входа в контору он заметил серую кепку — эту кепку уронил Русевич, и, когда хотел наклониться и поднять, гестаповец отшвырнул ее ногой.

Куда же все-таки девался охранник? Почему он задерживался в конторе? Неужели он не сказал о Николае?

Плотно прикрытая дверь конторы открылась, и на крылечке показалась Неля, вслед за нею вышел шеф. Некоторое время они смотрели с крыльца на опустевший двор, потом господин Шмидт спустился по ступеням и остановился перед буханками хлеба, лежавшими на разостланных мешках. Он сдвинул их небрежным движением ноги и с усмешкой оглянулся на Нелю.

— Подумать только! Они опять брали масло. Но ворованный продукт впрок не идет. Гестапо помешало их завтраку. Какая жалость! В хорошую минуту пришло гестапо и совершенно испортило аппетит!..

Он засмеялся, поднял холстину и бережно накрыл ею хлеб и блюдечко с маслом.

Неля сбежала с крыльца и, словно подавая сигнал, украдкой толкнула шефа под бок.

— К нам опять Эдуард Карлович. Но, кажется, он чем-то недоволен…

Она заторопилась навстречу гостю.

— Что случилось, господин Кухар? У вас такое расстроенное лицо…

Кухар остановился посреди двора, осмотрелся, тихонько свистнул.

— О, дорогой гость! — закричал шеф. — Вы снова оказываете нам честь!

Но гость не обратил внимание на приветствие хозяина. Он заметил на асфальте кепку — она его заинтересовала. Наклонясь, он внимательно осмотрел ее, даже перевернул ногой.

— Кепка Русевича. Он больше не нуждается в головном уборе? Что ж, потерявший голову по кепке не плачет…

— Они сами виноваты, — зло выговорила Неля. — Слишком уж зазнались, теперь им покажут, как нужно себя вести…

Кухар громко засмеялся:

— Да, уроки приличного поведения им не помешают. Кажется, и вы по мере сил проявили заботу об их воспитании?

Неля обиделась.

— Откуда вы взяли? Я никогда не вмешиваюсь в мужские дела.

Дремин плохо знал немецкий язык, но все же общий смысл разговора доходил до него.

В этот момент во двор вбежал босоногий вихрастый мальчонка.

— Тетя Неля! — крикнул он издали, показывая какую-то бумажку. — В городе ваши фотографии расклеены… Очень много! Вот, я одну принес. Из газеты вырезанная…

Неля взяла из его руки клочок газетной бумаги. Мальчонка сразу же отступил на несколько шагов.

— Ай-яй-яй! Что там написано, тетя Неля! «Предательница… Плюньте ей в морду!..»

— Молчать! — яростно закричал Кухар и затопал ногами. Мальчик в мгновение очутился за воротами.

Неля изорвала газетную вырезку; Николай видел, как лицо ее перекосил страх.

— Удивительно, как много расплодилось в этом городе малолетних преступников, — со злостью сказал Кухар. — Жаль, успел убежать оборванец — я заставил бы его замолчать…

Проходили минуты, но никто из троих не вспоминал о Дремине. Похоже было, что в суете ареста о нем позабыли. Приблизительно через час Николай выглянул во двор и, убедившись, что поблизости никого нет, прошел в ворота.

Охранник и сторож сидели рядом на скамье. Оба они вскочили, изумленно глядя на Дремина. Он засмеялся.

— Вольно! Что это вы тянетесь передо мной, как перед генералом?

— Где ты находился? — растерянно спросил охранник, окончательно сбитый с толку беззаботным смехом Николая. — А… ты прятался в гараже…

— Прятался? — удивился Дремин. — Ну нет. Я разговаривал с шофером «черной машины». Потом осматривал печи. А сейчас был у шефа и скоро опять вернусь.

Сторож поежился, глубоко вздохнул, но не сказал ни слова. Николай заметил в его глазах затаенный испуг.

— До встречи, папаша! На, закури…

Он отсыпал сторожу из кисета горстку самосада, закурил и сам. Дремин медленно зашагал по переулку, направляясь к бульвару. Там он свернул в сторону Глубочицы, а потом на Подол.

Человек в сером костюме

Русевичу казалось, что за все эти томительные дни после ареста он выработал довольно стройную систему поведения на допросах. Мысленно Николай задавал самому себе десятки самых неожиданных и каверзных вопросов — и тотчас отвечал на них. Нет, никакая провокационная ловушка не была ему страшна. Однако сейчас, когда два эсесовца вели его к следователю, вся эта стройная система рухнула самым неожиданным образом. Он отчетливо понял, что его судьба предрешена. В этих застенках никто не мог ожидать милости или снисхождения, и его бросили сюда, чтобы сначала измучить, а потом убить.