Артем Франков - Украинский футбол: легенды, герои, скандалы в спорах «хохла» и «москаля» Страница 41

В 76-м, спустя год после фантастического триумфа, команда ультимативно потребовала отставки Лобановского и Базилевича. В результате компромисса Базилевич ушел и больше ничего по большому счету не добился. А Лобановский остался – чтобы взять еще один Кубок кубков, серебро чемпионата Европы, шесть чемпионских титулов в СССР и пять – в Украине, выйти в полуфинал Лиги чемпионов уже с поколением Шевченко и Реброва…

А если бы в тот момент все решили наоборот? Ведь оба делили полномочия, и повернуться могло по-всякому.

По утверждению Каневского, в игровые годы Лобановский и Базилевич не были такими уж близкими друзьями: будущий мэтр больше общался с Соснихиным, Трояновским. «Дружба с Базилевичем началась у него в более зрелом возрасте», — говорит житель Нью-Йорка.

Сам Базилевич, отвечая на мой вопрос о рождении их тренерского тандема, однако, говорит:

— Я верю в предопределенность, в судьбу. Какое-то сверхпровидение объединило нас. Мы были друзьями, играли вместе, потом стали тренировать разные клубы. И вдруг пришла нам в голову эта идея – объединить усилия. Мы плыли против течения, и как бы оба заняли круговую оборону. А в силу того, что мы очень разные по темпераменту и характеру – дополняли друг друга. И, объединившись, стали работать на принципиально новом уровне. Спорили нередко – но это были интеллигентные дискуссии, в них не присутствовали упрямство и нежелание слушать собеседника.

— Был ли кто-то из вас все-таки чуть главнее? Кто имел право решающего голоса?

— Формально ответственность лежала на Лобановском. Но ни один вопрос не решался без взаимного согласия.

Буряк, однако, в нашем разговоре сказал, что команда считала главным Лобановского.

— Официально, может быть, они оба и были наравне, но мы-то главным считали Лобановского. Они были друзьями, но мы чувствовали, что Лобановский более авторитетен, и главные решения остаются за ним.

А о самом взрыве в августе 76-го Буряк высказался так:

— Сейчас, спустя много лет, я понимаю величие Лобановского. Но тогда мы смотрели на вещи несколько по-иному, и нам трудно было понять, что он тоже живой человек и имеет право на ошибку. К тому же нашлись околофутбольные люди, которым было выгодно накалить обстановку вокруг команды, а попросту – ее развалить. Лобановский с Базилевичем после Олимпиады в Монреале хотели отчислить Мунтяна, Трошкина и Матвиенко, а мы пришли в Спорткомитет Украины и всей командой потребовали увольнения Базилевича и Лобановского. Без тренеров подготовились и вышли на матч с «Днепром». Проиграли – 1:3. И Щербицкий распорядился оставить Лобановского – он не мог допустить, чтобы команда диктовала свои условия. Были уволены Базилевич и Петрашевский.

— Жалеете о том взрыве?

— К нему все шло, но думаю, что можно было все обсудить внутри команды, не вынося на публику.

— Лобановский изменился после бунта?

— Может, стал чуть помягче к футболистам, но по большому счету он измениться не мог. Кто знает Лобановского, тот в курсе, что этот человек никогда не изменяет своим принципам.

Спрашиваю Хапсалиса:

— А вы, совсем тогда юный, были свидетелем того конфликта?

— Да, все молодые тоже на решающем собрании сидели. Лобановский дал высказаться всем, потом выступил сам. А затем встал второй секретарь ЦК компартии Украины Погребняк. И сказал, как отрезал: «Я выгоню вас всех, но Лобановский останется». Мне кажется, что аргументов у игроков тогда было недостаточно. Жертвой стал Базилевич, потому что кто-то один должен был уйти. Иначе снять напряженность не удалось бы.

«Кто-то один» – Хапсалис говорит то же, о чем думал я. Как оно все сложилось бы, оказавшись этот «один» – другим? Может, о мэтре Лобановском сегодня не говорили бы с восхищением не только в мире, но и в пределах бывшего Союза – ведь такого творческого материала, как в Киеве, ему нигде больше бы не предоставили? Размышлять об этом увлекательно. Но совершенно бессмысленно.

Пострадавший же – Базилевич – считает свою тогдашнюю отставку результатом нервной реакции «верхов» на их с Лобановским идею совместной равной ответственности за работу. Которая доходила до того, что, по рассказу журналиста Дэви Аркадьева в его книге «Эра Лобановского», даже интервью для еженедельника «Неделя» они давали ему вдвоем, попросив не разглашать, кто именно что сказал.

А уже приведенная выше фраза Базилевича о том, что система в 76-м опустила перед ним шлагбаум, имела под собой именно этот смысл.

— Вас устранили посредством известного бунта игроков? – спросил я Базилевича.

— Да это и бунтом назвать нельзя. Так, вполне обычный профессиональный рабочий конфликт. Вполне решаемый. Да ведь и игроки-то не требовали в ультимативной форме изгнания тренеров. Но это оказалось хорошим поводом для кого-то наверху «завернуть» наше дуэтное новаторство. Нас разлучили – Лобановский остался в «Динамо», меня попросили уйти. Это было очень обидно в чисто творческом отношении – шел интереснейший созидательный процесс, который искусственно был прерван.

Все сказанное об этом конфликте другими людьми свидетельствует, что он был куда серьезнее, чем его пытается представить Базилевич. В годы, когда только развалился Советский Союз (а тогда, напомню, мы с ним и разговаривали), на недавнюю систему можно было списывать все, что угодно. А дело, возможно, было в том, что Базилевич, по рассказу того же Дэви Аркадьева, резче Лобановского вел себя по отношению к игрокам – в частности, Блохину, с которым у него дошло до открытого конфликта. А вступать в прямое противоборство с обладателем «Золотого мяча» – невзирая на весь приоритет тренеров над игроками, тем более в Советском Союзе, — себе дороже. Это тоже, по терминологии Базилевича, впору было счесть «грубой стратегической ошибкой».

Я аккуратно спросил его:

— Существует мнение, что, покинув Киев, вы так и не нашли себя в дальнейшей самостоятельной работе. Во всяком случае, судя по вашему излюбленному критерию – результату.

— Не нашел себя? Некорректная постановка вопроса. Я нашел себя тогда, когда занялся тренерской деятельностью, — увлекся было словесной эквилибристикой тренер. — То есть тем, что я, во-первых, люблю, а во-вторых, умею делать.

Но тут же, включив-таки критическое мышление, себя одернул.

— Безусловно, безвременный, так сказать, уход из Киева притормозил творческое саморазвитие, но это же естественно. Такого дуэта, как с Лобановским, найти больше было невозможно. Тем не менее два года в Минске я считаю весьма плодотворными, ведь работал я там с группой киевских специалистов, оказавшихся, как и я, в опале – Зеленцовым, Петрашевским…

Выход из первой лиги в высшую с минским «Динамо», безусловно, был достижением. Вот только не для планки, заданной самими же Базилевичем и Лобановским ранее. И очень интересно, с какими чувствами наблюдал Базилевич за тем, как его друг вновь брал Кубок кубков, выходил в полуфинал Лиги чемпионов, раз за разом становился чемпионом СССР…

Но это Базилевич, уверен, навсегда оставит внутри себя.

А о чем еще говорит история 76-го года – о недопустимости единоличной (или даже «двуличной», что, впрочем, мы и в российской политике имеем возможность наблюдать) бесконтрольной власти. В какой-то момент, после выдающихся побед 75-го, Базилевичу и Лобановскому отдали на откуп все. Им позволили сломать национальный чемпионат 76-го года, который искусственно разделили на две части, а в первой из них киевскому «Динамо» вообще разрешили не участвовать. Они настояли на том, чтобы чемпионат Европы стал подготовительным этапом к Олимпиаде, «под» которую и строилась вся подготовка в течение фактически целого года. А в результате ранее успешные тренеры чего-то не рассчитали, и к Монреалю сборная подошла с пудовыми гирями на ногах. И хватило ее, овеянной титулами, только на третье место.

Может, тогда и была заложена первооснова тех конфликтов с чиновниками, которая потом приводила к многочисленным размолвкам, отставкам, жестким формулировкам?

По поводу уже упоминавшейся возмутительной резолюции Госкомспорта в 1983 году, когда Лобановского было рекомендовано больше никогда не привлекать к работе со сборными, Юрий Морозов говорил мне:

— Это был очень тяжелый момент. Ведь в первой редакции Лобановскому и Симоняну запрещалось вообще работать с командами мастеров! Это потом приказ смягчили, распорядившись никогда не использовать их в работе со сборными.

А спустя два с половиной года, когда киевляне выиграли Кубок кубков, и вовсе отменили – председателю Госкомспорта Грамову понадобилось, чтобы Лобановский заменил Малофеева за две недели до старта ЧМ-86. Лобановский принял команду и сразу собрал тот же тренерский коллектив, что и в 83-м: Симонян, Сергей Мосягин, я. А Грамов, который приехал в Новогорск перед отъездом в Мексику, делал вид, будто между нами ничего и не было. За что Лобановский заслужил такой жесткий приказ от Грамова? Последний с самого начала был против его назначения и лишь выжидал момент, чтобы его сбросить.