Алексей Зинин - Наше всё! Страница 41

Кстати, в той встрече произошел и забавный эпизод. После того как Димка Парфенов реализовал пенальти и мы повели в счете один–ноль, на поле прорвался разъяренный питерский болельщик в одних трусах. Он бежал прямо на арбитра Сухину, а траектория его забега пролегала в метре от меня. Сработал рефлекс, и я шагнул наперерез. Фаната я приостановил, но, оглянувшись на судью, понял, что тот обошелся бы без моей помощи — не зря же Сухина работает в Институте физкультуры. У него высочайшая стартовая скорость. С места рефери набрал такие обороты, что, полагаю, сдал нормативы на десять лет вперед. Я потом долго дивился таким открывшимся спринтерским способностям человека и до сих пор улыбаюсь, воскрешая в памяти те подробности.

С арбитрами вообще случается немало любопытных эпизодов. Мы играли с «Динамо» на «Динамо». Побеждали. Под самый занавес встречи возникла пауза, и Писарев на первый взгляд ни с того ни с сего начал предъявлять Баскакову претензии. Судья ему говорит: «Коля, успокойся, а то дам тебе желтую карточку». Коля завелся: «Ну дай! Дай мне желтую!» Юра ему вновь: «Я тебя предупредил. Сейчас желтую покажу», а Коля вновь за свое: «Ну покажи! Покажи мне желтую! Что, кишка тонка?!» Я стоял рядом и смеялся «в ладошку». Знал, что Писарев своего добьется. И когда наконец–то, спустя секунд тридцать, Баскаков зажег желтый свет, Коля, с трудом скрывая удовольствие, побежал прочь. Просто ему было выгодно пропустить следующий матч. Нам предстоял фактически «проходной» выезд в какую–то глухомань, а Писаря от гостиниц «советской формации» всегда воротило, да и на карточках Коля висеть переставал и вновь обретал полную свободу на поле.

В ходе любого матча случается немало примечательных историй. И у каждой из них свой характер. Все вместе они образуют потрясающий спектакль, быть участником которого — высшее наслаждение. Поэтому–то даже с миллионными контрактами, оказываясь на скамейке запасных в «Челси» или «Барселоне», футболисты кусают губы от досады. Каждому из нас хочется быть там — на авансцене или, говоря нашим языком, в «мясорубке». Дай бог мне продержаться в ней еще годочков пять.

ГЛАВА 18

Как вести себя с судьями

Был период, когда мой отец по утрам с мужиками гонял мяч. Однажды они играли в манеже «Динамо», судьи у них не оказалось, тогда мне дали свисток в руки: «Дерзай. Егор!» И я, четырнадцатилетний, обслуживал матч с участием ветеранов. Сейчас понимаю, что правила по–настоящему мне были не знакомы, во многих вещах я совсем не разбирался, и если бы я не был сыном Ильи Титова, мне бы прилично досталось на орехи. Как бы то ни было, в тот же день на игру за свой год я приехал жутко собой довольный и с гордостью всем рассказал, что испытал себя в качестве арбитра. С тех самых пор судейская тема мне небезразлична. Сегодня и вовсе, когда смотрю любимый вид спорта по телевизору, ловлю себя на мысли, что анализирую действия «людей в черном»: здесь бы я дал штрафной. А здесь бы — нет.

Зато когда пробился в основной состав «Спартака», я, как и любой нормальный девятнадцатилетний футболист, не обращал внимания на то, кто будет нас судить. Потому что представителей этой профессии я лично не знал, да и не придавал столь серьезного значения роли служителей Фемиды. Только осенью 1996‑го впервые призадумался над тем, что каждому игроку необходимо учитывать особенности арбитража того или иного обладателя судейского свистка. Мы проводили тот самый легендарный матч с «Торпедо», в котором, уступая со счетом один–три, сумели вырвать победу: четыре–три. При счете два–три в штрафной площади соперника я получил по ногам, но для пущей убедительности постарался упасть покартиннее. Приземлился на газон в полной уверенности, что сейчас будет пенальти. Поворачиваюсь, вижу, как Хусаинов на бегу достает горчичник, внутренне уже ликую: сейчас нарушитель получит желтую, а Горлукович сравняет счет с одиннадцатиметровой отметки. И вдруг осознаю, что желтую карточку предъявляют мне. Тогда, к слову, за симуляцию еще не наказывали. Однако Хусаинов решил, что нужно преподать мне урок на будущее. И вот я, как побитый пес, возвращаюсь к своим воротам: от досады выть хочется, про себя костерю арбитра на чем свет стоит, а в голову закрадывается мысль: с Хусаиновым больше никакого артистизма. С ним нужно быть абсолютно честным: он свистит то, что видит. Считаю его одним из сильнейших арбитров, с которыми мне когда–либо доводилось пересекаться. Очень яркий! И как рефери, и как личность Хусаинов всегда вызывал у меня уважение. До сих пор помню, как в бушующем котле владикавказского стадиона он подошел к возмущающемуся Валерию Газзаеву и протянул тому свисток: дескать, суди сам! Валерий Георгиевич сразу угомонился, и Хусаинов спокойно доработал матч до конца.

Сегодня таких харизматических рефери почти не осталось. Вот недавно и Валентин Иванов свисток на гвоздь повесил. Большого калибра арбитр был. Единственное, меня настораживало, что все его скандальные промахи совершались почему–то против «Спартака». Достаточно вспомнить, как в 2003‑м, когда Семак в нашей штрафной площади фолил на Абрамидзе, Валентин назначил одиннадцатиметровый в спартаковские ворота, который перевернул все с ног на голову.

С опытом я стал понимать, что судьи тоже люди. Бывало же, что я не забивал с двух метров. Вот и у них случается «просто не день Бекхэма». Хотя по молодости на арбитров я злился настолько сильно, что был уверен: вот встречусь со «свистуном» случайно где–нибудь на улице — обязательно поквитаюсь за все обиды.

В 2006‑м в матче с «Москвой» Баскаков на ровном месте придумал пенальти в наши ворота. В итоге мы потеряли заветные очки, деньги и несколько литров эндорфина — гормона удовольствия, который вырабатывается в крови спортсменов после побед. Но я настолько сдержанно воспринял осечку Баскакова, что поразился сам себе. Я в последние годы уже не рвал на себе волосы из–за ляпов арбитров, но тут впервые почувствовал: то, что нас засудили, — нормально. Судейство всегда в какой–то степени лотерея, в которой на этот раз повезло не нам. Все равно изменить ничего уже не удастся. Так какой же смысл изводить себя напрасными переживаниями?!

Наверное, и по молодости тоже я говорил себе подобные слова, но тогда мне не хватало житейской мудрости, чтобы воспринимать их адекватно.

«Тот, кто прошел через пустоту смерти и не сошел с ума, ценит сам факт жизни в любом ее проявлении». Я не раз был на волоске от футбольной смерти. Если сложить все мои травмы и дисквалификацию, получится, что я два с половиной сезона не имел возможности играть. Два с половиной сезона тяжкой психологической ломки! После этого на многие вещи смотришь иначе, как будто сверху вниз. Боль тебе причиняют лишь поражения, все остальное — суета сует.

Тот же Баскаков — абсолютно нормальный мужик. Мне, например, с ним приятно общаться. Вот уже лет десять мы двигаемся параллельно. Примерно в одно время в вышке начинали: я — играть, он — судить. Знаем друг друга досконально. И это знание позволяет сделать вывод: в том роковом для нас эпизоде человек, как и подобает любому человеку, просто оказался не на высоте. Я считаю, что мы, футболисты, должны абстрагироваться от судейской темы и сосредоточиться на своей работе.

И еще я бы посоветовал моим коллегам заранее учитывать манеру работы арбитра предстоящей встречи. Вот сейчас российскую Премьер–лигу обслуживают порядка двадцати — двадцати пяти основных рефери, и для меня среди них нет загадок. Я имею четкое представление об уровне квалификации каждого из них, об их профессиональном почерке, об отношениях к «Спартаку» и непосредственно к Егору Титову. Как только в газетах печатаются списки назначений на ближайшие матчи, я тут же принимаюсь анализировать информацию. Иногда бросается в глаза то, что арбитра, напортачившего в прошлом году в матче, допустим, между «Спартаком» и «Динамо», почему–то вновь назначили обслуживать поединок между этими клубами. Это настораживает.

Тогда хорошенько обдумываю план действий: здесь лучше промолчу, здесь, наоборот, поднажму. Ромку Павлюченко предупрежу, чтобы руками от возмущения не махал, и так далее.

Для меня самый тяжелый рефери — Игорь Захаров. Мы с ним как кошка с собакой. Он то ли был военным, то ли просто привык командовать, но его отличает приказной тон, порой перетекающий в грубость. Я же такого обращения не переношу. Захаров и сам не скрывает, что ему нужно быть мягче. Потому что агрессия, которая идет от него в сторону футболистов, бумерангом возвращается назад. Обстановка на поле становится нервозной. В 2005‑м в «Лужниках», когда «Спартак» разгромил «Динамо» со счетом пять–один, мы с Игорем девяносто минут выясняли отношения. В 2006‑м я нисколько не удивился, что у Сереги Овчинникова тот самый нашумевший срыв, предопределивший окончание его карьеры, произошел именно в матче, который обслуживал Захаров. Босс ведь тоже терпеть не может грубости.