Евгений Загорянский - Повесть о Морфи Страница 47

– Бог с вами, мистер Морфи! – замахал руками врач. – Кто говорит о задержании? Я предлагал вам остаться здесь по вашему доброму согласию…

– Такого согласия, доктор Миллер, я не дам никогда. Вы могли бы обойтись и без моего согласия, но для этого необходимо судебное решение о признании меня невменяемым. Насколько я знаю, такого документа у вас нет. Я немедленно начну процесс и сотру ваш санаторий с лица земли.

– Решительно, мистер Морфи, вы человек без всякого юмора! – мягко улыбнулся врач. – Любую шутку вы готовы принять всерьез!

– Так это была шутка? Отлично. Тогда я попрошу вас пригласить сюда моего брата и мистера Хинкса.

– Э-э-э… Они, кажется, уже уехали, мистер Морфи…

– Уехали? И это вы называете шуткой?

– Какая разница, мистер Морфи? Сейчас я прикажу запрячь наших лошадей и отвезти вас, куда вам будет угодно. Посидите здесь, экипаж будет подан через десять минут.

Доктор поспешно вышел, но санитары остались у дверей Пол ясно видел в окно их белые халаты.

Доктор Миллер торопливо шел по усыпанной гравием дорожке, когда его остановила толстая женщина со склянкой в руках. На ней тоже был белый халат и косынка.

– Как пациент, доктор Миллер? – спросила она озабоченно.

– Какой к черту пациент! – сердито сказал врач. – Этот парень нормальнее нас с вами, сестра Айвс!

– Вот как? А мне говорили, он буйный…

– Вранье! Он аргументирует, как опытный юрист в суде. Распорядитесь, чтобы для него был немедленно подан экипаж, придется отвезти его домой. И еще вот что, сестра Айвс…

– Что, доктор Миллер?

– Всех этих проклятых родственников надо жечь на медленном огне! Они готовы упрятать в сумасшедший дом любого здорового парня, если он мешает их грязным делишкам!

– Такова жизнь, доктор Миллер.

– А я-то считал Эдуарда Морфи приличным человеком… Поторопитесь с лошадьми, сестра Айвс!

Через полтора часа Пол был у себя дома, на Роял-стрит. Хладнокровие спасло его и на этот раз, но шрам остался навсегда. В доме на Роял-стрит Эдуард и Хинксы больше не бывали.

Незаметно бежали годы.

Старела миссис Тельсид, старела грустная Эллен, старел и Пол. Ничто не нарушало однообразия и монотонности жизни.

Лишь однажды, в 1875 году, тишину взбудоражило письмо на имя мистера Пола Чарлза Морфи, маэстро. Комитет по устройству международной выставки в Чикаго сообщал, что по этому случаю будет организован большой международный турнир, и приглашал мистера Пола Чарлза Морфи принять в нем участие.

Пол колебался недолго. Вечером того же дня он написал в Чикаго вежливый, но категорический ответ: он навсегда покончил с шахматами и просит его больше не беспокоить такими предложениями. Он дал матери прочесть письмо перед тем, как запечатал конверт. Миссис Тельсид перекрестилась и поцеловала сына в лоб. Ей было за семьдесят, но волю и ясность мысли она сохранила полностью.

И Пол продолжал свои бесконечные прогулки по веранде, пел вечную песенку о маленьком короле, кормил птиц крошками черствого хлеба.

Мистер Ли Сяо, вежливый китаец, арендовавший первый этаж, подарил ему как-то фунт редкостного чая, только что присланного из Кантона. Пол пристрастился к чаю, он научил Эллен и мать заваривать его по-китайски. Три раза в день Пол выпивал по две большие чашки. Он ел очень мало, но существовать без чая не мог. Едва поднявшись утром, он ожидал своей ежедневной радости, и часто соседи слышали его мелодичный голос, капризно повторявший:

– Где же чай? Когда же будет готов чай?

В заваривании чая Эллен сумела достичь высокого мастерства, она занималась этим с любовью.

Так прошло еще несколько лет.

Пол постепенно тупел, становился все более равнодушным и сонным.

За несколько лет до смерти он как-то разбудил Эллен ночью, весь в холодном поту, с безумными глазами.

– Эллен! Эллен, тебе не кажется, что я схожу с ума?

Вспомни, меня хотели посадить в сумасшедший дом!

– Господь с тобой, Пол! Это было давно, это была ошибка Джона и Эдуарда! Почему ты должен сходить с ума?

– Должен, Эллен! Я много играл вслепую, а это кратчайшая дорога в сумасшедший дом. Мне страшно, Эллен!..

Сестра успокаивала его нежно и долго.

Наконец обессиленный Пол заснул.

XXII

Душевное состояние Пола непрерывно изменялось.

На смену живости пришло пассивное безразличие, затем безразличие сменилось боязнью открытых пространств и новых, незнакомых людей. Боязнь открытых пространств называется в психиатрии агорафобией, Пол был болен этой болезнью много лет. В те годы он почти перестал выходить на улицу стал проводить все время у себя в комнате или на веранде. Он много и беспорядочно читал, все, что попадало ему под руку. В конце семидесятых начале восьмидесятых годов характер его чтения изменился.

Он читал теперь одного автора – Джонатана Свифта.

Он читал и перечитывал его – полные яда страницы находили сочувственный отклик в его сдавленной, перенапряженной душе. Пол чувствовал себя Гулливером, попавшим к йэху, но не было рядом благородного Гнедого, чтобы защитить и спасти его. Свифт предусмотрел решительно все. Разве не йэху обманули и оболгали Пола в Англии? Разве не йэху в лечебницах Парижа лечили его от несуществующих болезней, не сумев найти настоящих? Разве не йэху отняли у него Мэй и теперь старались медленно уморить его одиночеством и тоской?

Ненависть к людям, ранее проявлявшаяся отдельными вспышками, теперь стала ровной и постоянной. Агорафобия сменилась новой болезнью – манна персекутива, манией преследования. Может быть, ею был болен в последние годы жизни и Джонатан Свифт?

А ведь Пол раньше был добр и щедр, он любил людей.

Даже в поздние годы в Новом Орлеане ни один бедняк не отходил от Пола, не получив монетки. Он славился своей щедростью, своей готовностью всегда помочь людям.

Но все это было в иной фазе болезни. Теперь он выискивает в поступках людей, знакомые черты йэху – и радовался, когда находил их. Активность Пола возрастала, но это была нехорошая, нездоровая активность.

У Пола не было причин для хорошего настроения.

Дела Эдуарда шли плохо, настолько плохо, что он присоединился к Сибрандту. Они вместе начали требовать продажи старого дома на Роял-стрит. Трое владельцев из пяти упорно говорили «нет», но тогда Сибрандт и Эдуард решили потребовать свои доли законным путем.

Они хотели получить решение суда о продаже дома, а Полу казалось, что движут ими отнюдь не деньги: он считал, что Эдуард и Сибрандт (особенно Сибрандт!) хотят сжечь дом вместе со всеми, кто в нем находится.

Пол приказал приделать к окнам железные решетки и сам каждый вечер обходил дом перед тем, как ложиться спать.

Надо было лично проверить, не подложен ли где-нибудь огонь, можно ли спать спокойно.

Спать спокойно! Уже много лет, как Пол забыл спокойный сон. Воспаленный мозг не находил во сне отдыха. Короткий и прерывистый, испещренный кошмарами, сон этот не освежал, не давал передышки.

– Не должны же мы все идти на поводу у сумасшедшего! – заявил Сибрандт, и Эдуард поддержал его.

Несмотря на просьбы миссис Морфи и Эллен, они обратились в суд. Получив извещение, Пол даже обрадовался.

Во-первых, это было новое подтверждение того, что он окружен сплошным стадом вонючих йэху.

Во-вторых, у него с йэху были стародавние счеты, которые он мечтал свести. Как гениальный адвокат, он, безусловно, разгромит все планы йэху в луизианском суде, посрамит и изобличит их. Атторни ат-лоу засел писать жалобы и возражения на десятках листов.

Порой ему казалось, что этот процесс – всего лишь обходной маневр, примитивная маскировка. Дом был только предлогом, а добирались заговорщики до него самого, до его жизни…

Он участил обходы дома, во всех комнатах, где он бывал, лежали на подоконниках заряженные пистолеты: Пол опасался нападения через окно.

Он знал, что рассчитывать на городские власти ему не приходится: в городе по-прежнему верховодил всем Джеральд Аллисон. И Пол решил защищаться сам, защищаться до последнего патрона… Но сначала он должен посрамить йэху в суде!

Его последней страстью оставались цветы и дети.

Теперь он не выходил из дома совсем. Дети грузчиков, работавших у Ли Сяо, бегали по его поручению на Французский рынок за цветами. Долгими часами Пол мог сидеть на веранде с пистолетом в одной руке, держа в другой белый цветок магнолии, наполнявший благоуханием дом.

Однажды за завтраком Пол подозрительно понюхал рисовую кашу и спросил у Эллен:

– Эллен, кто готовил это?

– Каша подгорела, Пол? – встревожилась миссис Тельсид.

– Нет, не подгорела. Кто варил кашу, Эллен?

– Мамми Флора, Пол, как обычно…

– Мамми Флора? Так вот, твоя мамми Флора старая дура… Она выжила из ума, она и не заметит, как в кастрюлю насыпят чего угодно!