Александр Шевцов - Русский бой на Любки Страница 5

— Дерутся, дерутся, еще как дерутся! Мы, вон, с Катей иной раз так раздеремся, что соседи сбегаются. А то было, мой зятек попытался у меня в доме командовать. Пришлось пару раз стукнуть о дверной косяк. Теперь ведет себя тихо, уважает.

Зятька его я видел — тупая скотина килограмм под сто весом. Приезжал при мне только сажать или выкапывать картошку. Все время смотрел в сторону, словно нас с Поханей не было вовсе. Поханя звал его Центнером…

Но это к слову. А не к слову могу сказать, что очень скоро убедился, что старики могут швырять таких молодцов, как я, гораздо легче, чем мне подобные. И это означает, что побеждать в молодости так же, как сможешь побеждать в старости, означает нечто вполне определенное, вполне относящееся к настоящему бою. За этим нет никакой хитрости или языковой игры. Но это надо понять.

Вообще-то Поханя относился ко мне как-то удивительно бережно. В отличие от всех дедов, у кого я учился до него. Те были порой просто звери. Первый из них, Дока, о котором я писал раньше как о Степаныче, просто издевался надо мной, придумывая, можно сказать, пытки. Лишь годы спустя, когда сам начал работать как прикладной психолог, я понял, насколько точен он был в своих действиях, и насколько хорошо видел мой предел. Второй — Дядька — постоянно материл меня и бил костяшками пальцев по лбу. Причем, я ни разу не сумел увернуться, даже если он делал это десять раз подряд…

Поханя ни разу не причинил мне боли выше той, что естественно должна сопровождать какие-то приемы или броски. И он все время щадил меня как в бою, так и в беседе. И при этом он не уставал. Он будто бы вообще не уставал, хотя мы двигались с ним дни и ночи напролет.

Кстати, я тоже не уставал, пока был у него. Усталость, просто дикая, валящая с ног, обрушивалась на меня, когда я садился в поезд, возвращаясь домой. До дому мне было чуть больше двух часов, и я, кажется, ни разу не смог доехать до Иванова, не уснув. Хуже того, меня все время будили уже на вокзале, так крепко я спал. И потом я отсыпался еще сутки или двое.

Об этой странности любков я рассказываю потому, что она не случайна. Она каким-то образом вытекает из того первого ограничения, что Поханя назвал Земными любками. Объяснил он его, примерно, так:

— Если хочешь понять, как такой старый сморчок, как я, мог побить Центнера, ты должен будешь забыть всю свою хитрость.

— Какую хитрость? — вырвалось у меня. Я-то считал себя честным бойцом, и даже гордился этим.

— Все бойцы — хитрецы! — ответил Поханя. — В этом суть бойца. Это не плохо, это даже необходимость. Просто это надо в себе рассмотреть.

Боец вынужден биться против человека из общества. Общество — хитрое, оно учит, как побеждать хитростью. Значит, надо хитрить самому, иначе не устоишь. Боец учится хитрости.

Но хитрость — это лопоть, одежки, которые одеваются поверх пельма, то есть разума. Ты должен это увидеть. Главное, увидеть, что под хитростью есть просто разумность. Вот ее и надо у себя проверить в первую очередь. Для этого мы сначала будем учиться земным любкам…

Все это требует пояснений, но вкратце могу сказать: сначала мы учимся думать, а уж потом — хитрить. Думать же нас учит Мать-сыра-земля.

Раздел 2. Самопознание для самосовершенствования

Глава 6. Разум

Эта глава и несколько следующих являются общими для этой книги и для Учебника самопознания, написанного мною. Объясняется это тем, что в какой-то миг самопознание должно обратиться к тому, как ты проявляешься сквозь собственное тело. Но сквозь тело ты проявляешься как душа, душа же — источник движения, и значит, видна в движении, в том, как движутся наши тела. Поэтому действительное самопознание с неизбежностью приходит к изучению движения, которое доступно нам лишь как движение тела.

Но тело не движется само, и оно не в состоянии просто воплощать душевные порывы. Оно вынуждено воплощать их только так, как может, а может оно лишь в соответствии с законами нашего мира. Иначе говоря, телесное движение есть воплощение душевных движений, преломляющихся в свете законов земного существования. И это вовсе не такой простой предмет.

Только физикам кажется, что движение так же просто увидеть, как яблоко, падающее на голову Ньютона. В действительности как раз в падении яблока и не было никакого движения. Это было лишь перемещение тела под действием земного притяжения. Движение так же трудно для нашего наблюдения, как и душа. Оно — источник перемещений тел, и поэтому скрыто и спрятано этими самими телами.

Тела так захватывают наше внимание, что мы просто не в силах видеть ничего, кроме них, и почти никогда не замечаем того, что заставило их перемещаться. Движение — не невидимка, но оно редко кому показывает себя. Это даже не искусство видеть движение, это дар. Впрочем, дар этот нам естественно дан, и его просто надо восстановить и развить.

Как его раскрывать могу показать, в частности, на примере нашего собственного тела. Чтобы увидеть движение, надо расширить свое сознание на огромный временной отрезок — от рождения и до настоящего. И попробовать посмотреть на любое перемещение, что вы совершаете сейчас, удерживая осознавание его огромности и длительности. Вот, к примеру, вы протянули руку и взяли книгу…

Сделайте это и понаблюдайте за собой. Где здесь движение?

Я намеренно взял привычное действие. Мы миллионы раз за жизнь протягивали руку и что-то брали. Это позволяет забыть о книге, что у нас в руках, и увидеть, что мы берем Нечто. Все равно что — навык один и тот же.

Вот теперь протяните ее еще раз и возьмите то же самое Нечто, что только что брали, не обращая внимания на то, что это такое. Просто ограничьте себя только чистым движением, которое созерцаете.

Ваше состояние определенно изменится, оно станет созерцательным, и будет таким до тех пор, пока вы не впустите узнавание взятой вещи в свое сознание. Но не впускайте. Берите просто вещь, тогда вы будете только брать, и это уже очень близко к движению. Но это еще не оно.

Чтобы пройти дальше, нужно еще расширить сознание, и вспомнить, как вы учились брать вещи. Весь этот опыт тоже закрывает от вас движение различными перемещениями руки. Для начала вспомните то, что живее всего: например, как вы берете горячее. Ожоги болезненны, и поэтому перекрывают видение, вынуждая помнить некоторые правила обращения с горячими вещами. И это — лопоть, пелена образов, перекрывающая ваше видение.

Потом вспомните, как брали холодное, мокрое, скользкое… слишком большое для одной руки, крошечное, что едва уцепишь ногтями… мягкое, вроде перышка, лепестка или крылышка бабочки… живое…

А теперь осознайте, что прямо сейчас вы проделали огромный путь во времени, и вполне можете вспомнить, как дети пытаются взять игрушки, которые висят у их люльки. Им еще неведомо расстояние, и поэтому они одинаково тянутся как к круглой погремушке, так и к луне… И вы делали так же… Пока не поняли разницу.

Так вы учились. Но что вы обучали в себе?

Разум.

Разум рождался как орудие выживания в этом мире, как то, чем вы приспосабливаетесь к земным условиям жизни. Разум, как мы все знаем, позволяет не только действовать, но и думать. Но при этом он весь состоит из вот таких простейших образов движений, ошибок и находок…

И если вы это увидели, скакните вперед по возрасту, прямо в то время, когда вы впервые пришли в боевые искусства. Вспомните, как вам с трудом давались бойцовские движения. Как трудно было запомнить и освоить эти странные движения руками, ногами, телом. Как они не слушались, разъезжались и расползались. И как вы заставляли и заставляли их слушаться, повторяя одно и то же движение раз за разом, нарабатывая его…

Кого вы в действительности обучали, кого заставляли и натаскивали? Тело?

Ничего подобного. Если вам сейчас выключить сознание, если вы потеряете память, двигательные навыки тоже исчезнут, потому что они хранятся в разуме, записанные в виде образов. Образов движение.

Именно их-то вы и нарабатывали. Когда спортсмен раз за разом повторяет какое-то движение, скажем, пытаясь повторить учителя, он не просто двигает телом. Он заставляет тело двигаться точно в соответствии с тем образом, что усвоил и пытается повторить. Нарабатывая движение мы в действительности нарабатываем образ движения. Тело лишь вливается в него. И ошибки наши при этом не есть ошибки тела. Телу совершенно все равно, что делать. Если оно не порвется или не сломается, оно выполнит любое движение.

Но вот образы наши несовершенны. Вот вы, к примеру, работаете над тем, как правильно подсесть под противника при броске через спину, и у вас почти все получается, вот только вторая нога никак не хочет вставать вместе с первой между ног противника. Она все норовит встать снаружи его ноги. Почему?