По прозвищю "Царь" - Мостовой Александр Страница 5

На футбольном поле я всегда ненавидел несправедливость. Если во время игры меня начинали провоцировать — специально били по ногам, толкали, — я никогда не прятался и не убегал. Я разворачивался и давал сдачи.

Я всегда любил правду и злился, когда что-то происходило не по делу. Если в школе видел, как какой-то парень что-то делает исподтишка, выходил из себя. Знаете, как это бывает в детстве: ля-ля-ля, а сам тетрадку в соседа кинул. Учитель поворачивается и говорит:

— Мостовой, ты что делаешь?

А это не я. Встаю и говорю тому парню:

— Ну что, сам признаешься? А он в ответ:

— Ты чего? Молчи, дурень!

Естественно, этот смельчак сразу же получал от меня по физиономии. Нет, я не был злым, скорее, наоборот, добрым. Но моя доброта сочеталась с резким неприятием какой бы то ни было несправедливости.

А вот в отношениях с девочками я был стеснительным. Эта стеснительность не давала повода думать, что со мной можно тесно дружить. К тому же девчонки любили говорунов, а я таким не был. У меня все было зациклено на спорте.

В двенадцать лет в моей жизни произошли перемены — отец договорился со знакомым тренером, чтобы меня взяли в школу ЦСКА. Приехал на просмотр, потренировался, и после пары занятий мне сказали:

— Оставайся, парень.

Так я стал армейцем. Поначалу было тяжело. Дорога от родного Останкина до манежа ЦСКА в один конец занимала два с половиной часа. Прибегал домой из школы, что-то перехватывал на лету, и бегом на автобус. Потом электричка до Савеловского вокзала, оттуда опрометью до троллейбусной остановки. Вылетал на «Динамо», дальше мчался через летное поле на Ходынке, перепрыгивал через забор — чтобы вовремя попасть на тренировку… В обход было гораздо дольше. Обратно — то же самое: бегом до «Динамо», там троллейбус, потом электричка. Домой возвращался ближе к одиннадцати вечера. А утром надо было идти в школу. Уставал — жутко. Иногда пропускал тренировки и ездил только на матчи. По-другому не получалось.

Сами тренировки тоже не сахар. Это у себя, в поселковой команде, я был лучшим, а в ЦСКА ничем не выделялся. Наоборот, уступал многим в плане физических кондиций. Поэтому из нападения меня перевели в центр полузащиты, где я выезжал порой за счет головы, каких-то нестандартных ходов.

Самое любопытное: учась в школе ЦСКА, а в будущем оказавшись в «Спартаке», в детстве я болел за… киевское «Динамо», На фанатской почве у нас постоянно вспыхивали разногласия и разборки. В школу даже специально приходили милиционеры: записывали в свои блокнотики, кто за какую команду болеет. Самые рьяные фанаты собирались на железнодорожной станции Лобня, и там у них начинались свои «междусобойчики».

Со временем, повзрослев, я стал все больше и больше сторониться драк. Время было опасное. Одного моего знакомого зарезали. Ребята погибали ни за что. И я начинал понимать: драки — это не то, что мне нужно в жизни. В конфликтных ситуациях иногда лучше уходить в сторону.

В шестнадцать лет я окончил школу и встал перед выбором: что дальше? До армии оставалось два года, и их надо было чем-то занять. Собрались вчетвером с друзьями и решили: поступаем в Институт физкультуры. Мы любили спорт, и выбор был понятен. Однако перед самыми экзаменами я уехал на очередной турнир в составе ЦСКА. И выпал из обоймы. Да и товарищи мои не особенно преуспели при поступлении: сначала «провалился» один, потом — другой, и на самом последнем экзамене — третий.

Что делать — собрались опять. И приняли коллективное решение — поступаем в радиотехнический техникум. Нет, лично я-то, повторюсь, физику не любил. Но у выбранного нами учебного заведения был существенный плюс: оно находилось ближе многих других к нашему Останкину. И я снова сел за парту.

С окончанием школы были ликвидированы и наши команды — футбольная и хоккейная. Я продолжал заниматься в ЦСКА, но каких-то особенных перспектив в армейских рядах у меня не было. С вылетом «красно-синих» в первую лигу был ликвидирован их дубль. А в первую команду из школы приглашали одного, максимум двух человек. И хотя меня уже начали вызывать в сборную Москвы, во взрослом ЦСКА футболиста Мостового не замечали. И это было понятно: в полузащите за основной состав выступали ребята на два-три года старше меня, входившие в юниорскую сборную СССР: Татарчук, Иванаускас, Колесников. В такой внушительной компании шансов заиграть в первой команде у меня почти не было. Зато в нее попал наш вратарь — Мишка Еремин.

Ну а я в тот момент и предположить не мог, куда выведет меня судьба. Будущее было в тумане. Но вскоре мой час настал. Как-то вечером в телефонном разговоре один из моих партнеров по армейской школе сказал:

— Обязательно приезжай завтра на тренировку в ЦСКА, с тобой хочет поговорить тренер.

Крайне заинтригованный, приехал. Тренер, Евгений Николаев, не стал долго тянуть:

— Саш, появился вариант. «Красная Пресня», вторая лига» Тренером там Олег Иванович Романцев, который не так давно сам играл и был капитаном «Спартака». Хочешь попробовать?

Я открыл рот. Он спрашивал, хотел ли я? Конечно, хотел! Для меня в ту пору этот вариант выглядел чем-то несусветным, как будто меня звал «Милан», Вечером я собрал всех своих знакомых ребят и в торжественной обстановке объявил:

— Пацаны, приглашает «Красная Пресня». Зовут к себе на тренировку,

Гордость так и переполняла. А утром поехал звонить, узнавать, когда и куда мне ехать, дома-то у нас телефона не было. Ну а потом я отправился в путь. Свой путь — в профессиональный футбол,

…ГЛАВНАЯ МЕЧТА ДЕТСТВА

—Яне был мечтательным пареньком. В детстве старшие любили задавать вопросы: «Кем ты будешь? Кем ты хочешь работать?» В таких случаях я отвечал: «Никем», А ответы моих одноклассников: «Инженером, трактористом* механиком» — раздражали. Если бы я сказал, что мечтаю стать футболистом, меня бы не поняли. Это не считалось за профессию. Над таким ответом все бы смеялись. Чего мне хотелось на самом деле? Наверное, какой-то другой жизни. Нормальной. Возможно, заграничной. Раньше слово «заграница» манило. Очень хотел когда-нибудь оказаться за кордоном — чтобы увидеть и понять, как люди могут так разно жить. Такие же люди: с головой, двумя ногами и двумя руками — и так отличаться от нас в плане быта.

…ГЛАВНЫЙ КУМИР ДЕТСТВА

— У меня их не было. Ни одного. Это сейчас все зарубежные чемпионаты — на виду, а раньше мы о чужом футболе почти ничего не знали. У меня детство прошло на поле. Единственное, что помню, — собирал цветные футбольные фотографии… В ГДР был модный журнал, в котором печатались постеры — снимки разных команд. У одного из моих друзей родители работали в Восточной Германии. И если этот парень приносил журнал в школу, я готов был подраться, чтобы мне его отдали. А картинку потом выдирал и вешал на стенку у кровати.

…ГЛАВНАЯ ВЕЩЬ, КОТОРОЙ НАУЧИЛ ОТЕЦ

— Мне практически никто и никогда не давал советов и целенаправленно не учил: мол, это надо делать так, а то — эдак. У отца я перенял спортивную и человеческую настойчивость. Понял, что никогда нельзя говорить: не могу. Даже если чувствую: тяжело, но умом понимаю — надо. В детстве у моих родителей часто спрашивали: почему у вас такой сын упрямый? А я действительно мог упираться до последнего: мол, пока я это не сделаю, не сойду с места.

…ШАЛЬНОЙ ПОСТУПОК ЮНОСТИ

— Их было множество. Летняя жизнь в Подмосковье — это пионерлагеря, бестолковые, необдуманные поступки. Мы могли ночью полезть в чужой сад, где сидит злая собака, чтобы сорвать какое-то несчастное яблоко. Эта собака на тебя прыгает, ты от нее убегаешь, перепрыгиваешь через забор, цепляешься за проволоку… Такие случаи были сплошь и рядом. Я не был заводилой, бегал в компании, не отставал. Как-то на пруду стащили лодку. Отцепили ее и в три часа ночи поплыли на другой берег — а там отдыхающие жгли костер. Мы обкидали их помидорами, а они потом носились за нами с палками. Словом, шалили. На то и детство.