Игорь Фесуненко - БРАЗИЛИЯ, ФУТБОЛ, ТОРСИДА… Страница 54

И все. Точка.

Действительно, он не имел слабых мест. Любой элемент футбольной игры Король выполнял лучше, чем любой другой футболист. Он быстрее всех бегал, выше всех прыгал, потрясающе бил с обеих ног. Для него не существовало никаких секретов в футбольной технике. Отсюда и неслыханный урожай голов. Отсюда и трепет, который Пеле внушал любым соперникам различных команд мира. Отсюда и беспредельная вера в его возможности, которая приводила к тому, например, что однажды кинорежиссер, снимавший о нем фильм, попросил забить мяч с определенной точки поля:

«Чтобы не тратить лишнюю пленку и не бегать за тобой вокруг футбольного поля, мы поставим камеру на помост с этой стороны, а ты забей пожалуйста вон оттуда, с правого угла штрафной площадки. О кей?»

Желание режиссера было исполнено. Гол влетел именно с запрошенной точки.

Его характер изумляет всех, кто знаком с ним. Меня, например, больше всего поражает, что при невероятно стремительном восхождении на вершину Олимпа (он стал чемпионом мира в 17 лет, а двукратным чемпионом — в 22 года!) ни в юности, ни в зрелые годы Пеле не заболел «звездной болезнью». Всех, кто его знает, кто общался с ним хотя бы раз, он всегда восхищал и восхищает своим дружелюбием, отзывчивостью и мягкостью в отношениях с окружающими.

Возьмем стандартную, так утомляющую всех чемпионов спорта и звезд кинематографа операцию, как подписание автографов. Для Пеле этой проблемы не существует. Он никогда не скажет: «Ах, оставьте меня в покое! Я так устал от вас!»

Если только болельщику удавалось пробиться к нему через цепи никогда не ослабляющей бдительности охраны, то он мог быть уверен, что Король не откажет в автографе, любезно поприветствует своего балдеющего от счастья обожателя, похлопает его по плечу и пожелает всего доброго.

Как раз такой и оказалась моя первая встреча с ним тридцать лет назад на тренировочной базе в «Сантосе». Утомленный до последней степени нещадной тренировкой, он, тем не менее, согласился уделить мне «несколько минут». После чего беседовал со мной два часа, терпеливо отвечая на все вопросы, многие из которых ему задавали уже тысячи раз.

Множество раз я наблюдал, как он, выходя, к примеру, из автобуса, доставивщего команду на стадион, приветливо и дружелюбно откликался на восторженный вопль какого-нибудь торседора, сумевшего прорвать заградительный заслон и приблизиться вплотную к Королю.

«Здравствуй, Пеле!», — рыдая от счастья, визжал счастливчик. И в ответ обязательно слышал: «Привет, привет! Как дела? Все в порядке?».

И обалдевший фанат восторженно глазел вслед удаляющемуся божеству. Теперь у него оставалось счастливое воспоминание на всю жизнь.

Но этот почти ангельский его характер, этот идеальный образ «милого друга» поразительно менялся, когда Король выходил на футбольное поле, на котором он всегда был сверх меры говорлив.

Это была еще одна весьма заметная черта его натуры: повышенная, мягко скажем, говорливость на поле. При всей сдержанности, чувстве собственного достоинства, при врожденной интеллигентности, мягкости, которые свойственны ему во «внефутбольной» жизни, во время игры он всегда был одним из самых крикливых, а иногда и сварливых игроков. Это я вам точно говорю, поскольку сам это видел неоднократно.

Когда «Сантос» играл на «Маракане» я любил наблюдать Пеле не в ложе прессы, находящейся на втором ярусе трибун, а на поле — прямо за сеткой ворот соперников «сантистов» рядом с фотографами и операторами. Именно там, например, довелось посмотреть 19 ноября 1969 года знаменитый поединок с «Васко да Гама», в котором Пеле забил свой тысячный гол.

И скажу прямо: здесь, в непосредственной близости от событий, разворачивающихся на поле, я слышал в его исполнении такие фольклорные перлы, которые не могу воспроизвести публично, потому что они не поддаются цитированию в прессе.

И все же, постараюсь передать хотя бы несколько фрагментов его изречений, адаптировав их применительно к нормам русской речи.

— Эй, ты, негао, — кричит Пеле сопернику куда более, кстати сказать, светлокожему, чем он сам. (Слово «негао» означает нечто вроде «черномазый». Но оно, заметим, может звучать в зависимости от ситуации и интонации и уничижительно, и шутливо, и даже ласково. Мы ведь тоже, к примеру, слово «бандит» можем произнести по-разному. Одно дело — в устах репортера «желтой прессы», а совсем по другому — в устах молодой мамаши, обращающейся к своему непоседливому пятилетнему сыночку).

— Эй, негао! — вопит «Король» сопернику. — Ты пытался меня обвести? Ты что: с ума сошел? Отвали-ка в сторонку и не путайся под ногами!

— А ты, дурачок, — кричит он через секунду своему полузащитнику. — Куда тебя понесло на левый край? Ты же не играешь левой ногой! Убирайся на свое место!

Ворвавшись в штрафную площадку соперников и получив в очередной раз по ногам, он огрызается:

— Еще раз меня зацепишь, огребешь сдачи! И уедешь на носилках, так и знай!

И так весь матч с первой до последней минуты.

Шумно он играл всю свою футбольную жизнь, отдаваясь игре целиком, до последней нервной клеточки. Так страстно и самозабвенно другие отдаются женщине, алкоголю, картам… Причем у него была даже своя философия, объясняющая эту страсть:

— Крик — это тоже элемент игры. И весьма важный, — откровенничал он однажды. — В «Сантосе» я и Зито кричим больше всех. И помогает. Даже среди своих игроков бывают такие, которые могут играть только тогда, когда на них прикрикнешь. Начинает игру такой представитель сонно, вяло, еле двигается. А заорешь на него разок-другой, да погромче, так он, глядишь, и забегал. Нет, крик это такое же оружие, как финт, как удар головой, как хороший пас, как рывок к воротам.

Кричал Король на поле много, и потому иногда могло сложиться впечатление, что это — очень жесткий, даже слишком резкий игрок, но в том-то и дело, что вся его «грубость» и «свирепость» были строго ограничены словами. То есть криками. А жестокости физической: ударов по ногам, запрещенных толчков, подножек, грязных подкатов он, как правило, не допускал. Во всяком случае, никогда не начинал первым. Но если получал, то мог в качестве ответа действительно отправить «агрессора» на больничную койку.

Отмечен в его биографии и эпизод, когда он даже сломал ногу защитнику немецкой сборной. Но это была не умышленная грубость, а несчастный случай.

Куда чаще сам он превращался в объекта насилия со стороны «деревянных ног» (так зовут в Бразилии не слишком умелых футболистов), со стороны всех тех, кто не мог сдержать его «легальными» способами. И случалось нередко, что в ответ на вызывающую грубость или подножку, спустя несколько минут, Пеле, в очередном игровом эпизоде, когда обидчик оказывался рядом, мог изящно унизить его серией стремительных, откровенно издевательских финтов, превращавших грубияна в беспомощного дурачка, уязвленного и оглушенного свистом трибун.

Обычно играл он чисто. Уважал правила игры. И не был способен на «подвиг» Марадоны, который на чемпионате мира 1986 года забил свой знаменитый гол рукой, а потом сказал, что это была «рука Божья».

Но не будем идеализировать Короля! Иногда он мог и слегка схитрить. Как это было однажды, когда в трудном матче, во время подачи углового, ожидая мяч в штрафной площадке и безуспешно пытаясь освободиться от прилипшего к нему защитника, Пеле, воспользовавшись тем, что судья, смотрел на угол поля, вдруг неожиданно и быстро просунул голову под руку своего назойливого «сторожа» и одновременно завопил дурным голосом:

— Эй, судья! Судья! Смотри, что он со мной делает!

Судья обернулся, увидел нечто, напомнившее прием из греко-римской борьбы, и, подавленный авторитетом Короля, послушно свистнул и… показал на отметку пенальти.

Впрочем, не всегда у него проходили такие номера. Известен случай, когда самый строгий, самый принципиальный и неподкупный бразильский судья Армандо Маркес (ставший ныне президентом национальной федерации судей) выгнал однажды Короля с поля.

Это, впрочем, был не единственный казус в творческой жизни великого футболиста. Известен совсем уж анекдотический, но вполне реальный случай, когда в Колумбии местный судья тоже попытался удалить Пеле, но торсида разбушевалась, на поле полетело все что могло и что не могло летать, возникли, говоря языком полицейских прготоколов, «серьезные беспорядки», в результате которых матч был прерван, судья (!) изгнан со стадиона, свисток взял резервный арбитр, который первым делом вызвал из раздевалки, уже принявшего душ и отдыхавшего Пеле и попросил его… доиграть матч.

Да, Король мог быть хитер, мог быть строг, но в то же время всегда был и остается до сих пор чрезвычайно сентиментальным.

Да, он очень сентиментален. (Кстати, это — типичная черта бразильского национального характера). И плачет он с необычайной легкостью. Был бы, как говорится повод.