Наталья Хмелик - Постарайся попасть по кольцу Страница 6

Лене стало пусто. Пусто и грустно, и все вдруг показалось совсем бессмысленным. Зачем этот зал? Зачем туфли? Зачем прическа? Зачем шла? Надеялась, радовалась, сияла, волновалась. Зачем? Чтобы этот чужой парень Сережа, который даже не способен отличить, кто к нему относится по-настоящему, а кто — никак, чтобы он станцевал с ней танец или два? И ради этого столько переживаний? И еще выдумала: будет важный разговор, все решится. А что — все? Так Лена грызла себя, это занятие не приносило облегчения, но она продолжала. «К чему все? Сама не знаешь, чего хочешь. Разве тебе нужен Сережа? Выдумки! Не нужен он тебе, чужой какой-то».

И тут к Лене подошел Ромка из параллельного класса. И они вошли в танцующую толпу. Ритм, праздник, толпа. Если танцуешь со всеми и всем весело, грусть постепенно проходит. Тем более непонятно, кто с кем танцует, пусть будет Ромка — не все ли равно. Иногда Ромка надувал щеки, иногда подмигивал Лене, она улыбалась Ромке. Громкая музыка — печаль, пройди, хотя бы на время! Может быть, потом опять навалится холодная тоска, а пока — веселись. Мы все вместе, мы танцуем, нам хорошо. И даже замечательно. И вообще, жизнь прекрасна. Только бы не видеть Сережу, отвлечься, забыть. Повернулась и увидела Сережу. Он танцевал с Мариной. Все танцевали — не поймешь кто с кем. А Сережа и Марина танцевали вдвоем. Они не растворялись в толпе, они держались вместе. Сережа придерживал Марину за локоть, не давал буйной толпе оттеснить ее. И двигались они медленнее остальных. Все прыгали, буйствовали, бесились, подшучивали над собой. А они — танцевали.

Лена подумала: «Как хорошо он танцует». И сразу движения ее перестали быть легкими. Почему-то заболела голова. И музыка показалась слишком громкой. И сил стало мало, их не хватало даже на то, чтобы уйти из этого зала, взять пальто и — ну его, этот вечер. Чего в них хорошего, в этих вечерах?

«Надо уйти, надо уйти», — твердила она себе, а сама натянуто улыбалась Ромке. И вдруг увидела, что Марины и Сережи уже нет в зале. Пока она собиралась уйти, они ушли.

Теперь можно и остаться. Вот так у нее всегда — решает так, а делает по-другому. Слабый человек Лена — ни характера, ни легкости. Тяжелый, слабый человек.

Марина сказала:

— Музыка громкая, дикая какая-то сегодня. Надо пройтись, а то уши заложило от этих воплей.

Сережа промолчал. У него такая манера. Как будто он всегда помнит: есть главное, а есть неглавное. Главное — это школа и спорт. Все остальное менее существенно. И не надо портить нервы — как будет, так и будет.

Он искоса поглядывает на Марину — красивая. Хотя есть в ней что-то лишнее, чрезмерное.

— Проводишь меня? — спросила Марина.

Марина против самолюбия в мелочах. Для нее главное — я так хочу! Хочу, чтобы он меня проводил, этот высокий, складный, серьезный парень Сережа. А если он такой недогадливый, придется самой действовать.

— Провожу, — ответил он покладисто, но без радости.

Сережа бережно провел Марину через толпу, в раздевалке подал ей пальто. Вежливый, корректный. Не то что Сашка или Витька из их класса. Или какой-нибудь Ромка из параллельного.

На улице было прохладно. Светила луна, а по ней бежали черные непрозрачные маленькие облака.

Марина шла медленно, она как будто хотела сказать: мы не просто идем, мы гуляем. С тобой. Вдвоем. Сережа сначала примеривался к ее шагам, потом задумался о чем-то своем, пошел быстрее. Марина хотела сказать, что тут не соревнования по спортивной ходьбе. Но остановила себя: не все сразу. Скоро он будет ходить так, как ей надо. Будет, будет, куда он денется.

Возле ее дома Сережа остановился и посмотрел вопросительно. Марина поняла вопрос: «Теперь можно мне идти домой?» Конечно, Марина надеялась, что он захочет еще погулять или постоять и поговорить. Но он не захотел. Да и какой интерес гулять бегом. Она устала, и туфли у нее на очень высоком каблуке.

— Ты запыхалась, — сказал Сережа, — потому что неправильно дышишь. Нетренированная.

— Ты что? — она нарочно пошире раскрыла глаза. — Я не спортсменка. Я слабая девушка. — И вошла в подъезд. Оттуда сказала: — У меня другие достоинства.

Сережа пожал плечами. Чего она злится? Нервные все какие-то. Занималась бы спортом — сразу уравновесилась он.

И пошел — сначала обычной походкой, а потом зашагал по пустой улице специальным шагом спортивной ходьбы. Все равно время идет, почему бы не потренироваться. Он сильно двигал локтями, а ногами перебирал очень быстро, но не бежал, а шел. Это в спортивной ходьбе главный фокус: не побежать, ни на долю секунды не оторвать от земли обе ноги. В беге есть момент, когда бегун как бы в прыжке и обе ноги не на земле, а в воздухе. Называется — фаза полета. Ну это пусть бегун бежит… А Сережа выбрал свой вид спорта и нисколько не жалеет.

Вот он идет по пустой улице, вот свернул на бульвар. Из троллейбуса смотрят, наверное. Странно парень передвигается, вихлявая походочка, а скорость — будь здоров. А пускай посмотрят. Сережа привык — на стадионе столько зрителей, что же он стесняться их будет? Наоборот, приятно. Кто-нибудь еще и крикнет пронзительно на весь стадион: «Сергей! Длинный! Жми!» И жмет, и жмет — весело и трудно. Это и есть спорт.

Осенние каникулы Лена не любит. Обман это, а не каникулы. Всего пять дней, а из них два — праздники. А еще какие-нибудь выходные к праздникам добавляются. Разве это каникулы?

— До чего я люблю каникулы, девчонки! — говорит Марина. — Хоть бы почаще они были.

Девчонки смеются. Удивила. Каждый любит, каждый хочет, чтобы почаще они были. Лена молчит, стоит в стороне.

— Лена, — зовет Марина. — Ты что грустишь? Каникулы завтра.

— Я не грущу, — быстро отвечает Лена. — Каникулы — это хорошо.

Не скажешь ведь при всех, что не любишь каникулы, которые почти целиком совпадают с праздниками и выходными. А если бы Лену спросили: «Почему не любишь?», она должна была бы ответить: «Потому что мама дома».

Да, вот так. Лена не любит бывать дома, когда дома мама. Раньше, когда маленькой была, — другое дело. А теперь старается уйти куда угодно, только бы не видеть мамин взгляд, не ждать ее вопросов и не подозревать, что в молчании тоже вопрос, и совет, и сожаление. Нет, нет, Лена не обижается на маму. Считает, что с мамой ей повезло — мама не пристает, она все вечера занята своей диссертацией, или домашними делами, или друзьями. Но у Лены перед мамой какое-то чувство вины. Как будто она, Лена, единственная дочь, не оправдывает маминых надежд. И не такая она совсем, о какой мама мечтала. Недостаточно красивая или не совсем удачливая, ловкая, смелая в жизни. И друзей нет. Стыдно перед мамой. И хочется видеться реже.

Вечером мама дома. Лена валяется на диване, вовсю орет проигрыватель: «А он мне нравится, нравится, нравится!» А потом на обороте: «Все пройдет — и печаль, и радость. Все пройдет, так устроен свет. Все пройдет, только верить надо, что любовь не проходит, нет!» В последнее время Лена перестала слушать хорошую музыку, в консерваторию не ходит и абонементов больше не покупает. Тоже какое-то одинокое дело — эти абонементы. Туда — одна и обратно — тоже одна. А все шлягеры крутят, танцуют, дурачатся. Может быть, так и объединяются люди? Может, самое главное — быть такой, как все?

Мама читает и как будто не слышит грохота песенных обвалов. Но все равно как-то несвободно, как будто не у себя дома. И Лена надевает куртку и выходит на улицу. Кажется, мама даже не заметила этого. Или сделала вид.

На улице дождь. Ну и что? Кто сказал, что под дождем нельзя гулять? В песнях под дождем почему-то не гуляют, а бродят. «Хорошо, поброжу», — решает Лена. Народу на улице немного, все спешат и садятся в метро или в автобусы — праздник. Если не празднуешь праздник, чувствуешь себя одинокой и решительно никому не нужной. Лена шла не спеша по бульвару в сторону школы. Этот путь от дома до школы в обычные дни занимает десять минут. А если идти медленно, обходить каждую лужу, рассматривать мокрые машины, можно идти целый час.

Дождь холодный и сильный, настоящий ноябрьский дождь. Куртка не выдерживает такого долгого дождя, она протекла по швам. Но домой Лена не пойдет. Сядет в автобус, покатается, пока куртка не высохнет, а потом опять погуляет. Чем плохо? «Все пройдет, только верить надо, что любовь не проходит, нет!» Привязалась песенка. Лена пошла быстрее, вот переход, а вон, на той стороне остановка, туда ей и надо. И вдруг она увидела на остановке Сережу. Он держал пестрый зонтик. И от радости зашлось сердце. И призналась себе, что не просто «бродила» под этим холодным и каким-то липким дождем, а ждала, надеялась — «увижу!». И дождалась. Сейчас она подойдет к нему, только соберется с силами. И он улыбнется, как тогда в метро. Он тогда ей обрадовался. Ей, а не Марине. Это было. Пусть и сейчас ей обрадуется и улыбнется.

Зонтик в Сережиной руке качнулся. И только тут Лена заметила, что зонтик Сережа держит не над собой, рядом с Сережей стояла Марина. Ее он спасает от дождя, сам мокнет, а Марину прикрывает. Зачем тогда подходить к нему? И вообще все это глупость, надо иметь самолюбие и ума побольше.