Алексей Передельский - Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания Страница 6

5. Однако существует (всё больше усиливается) и обратная тенденция: в ряде видов спорта формируются направления внеспортивного единоборства и физического воспитания, сознательно выходящие за рамки спорта, ищущие иные неспортивные формы состязательности. Такая тенденция характерна для служебно-прикладного единоборства, силовых, сложнокоординационных, игровых, экстремальных, гуманизированных, адаптированных к фитнесу видов, дисциплин, программ и проектов.

6. Теоретически исследуя сущность и существование спорта, необходимо учитывать, как минимум, два аспекта:

– степень, полноту, своеобразие воплощения в спорте изменяющегося социального всеобщего, направляющего культурно-цивилизационное развитие спорта как социального института;

– диалектику взаимодействия культуры спорта, культуры физического воспитания и культуры единоборств, приносящих в спорт не только свои направления и виды, но и сам дух, образ, философию личности, вступившей на путь бескомпромиссного достижения, преодоления, развития и социального служения.

Впрочем, философия единоборств и воинских искусств – это уже тема, выходящая за рамки предметного рассмотрения.

7. Спорт с древних времён и до наших дней по своей внутренней социокультурной сущности, скрытой и недоступной на уровне эмпирического анализа, а во многом и по своему содержанию, выступает религиозно-светским политическим оформлением, трансформацией, культурно-цивилизационным замещением культуры физического воспитания и культуры единоборств.

Спорт в контексте возникновения и эволюции церковно-государственных институтов

Спорт в контексте возникновения и эволюции церковно-государственных институтов – тема, которую «по умолчанию» или по какой-либо иной причине, связанной с отсутствием четко выраженного социального заказа, ещё практически не поднимали, по крайней мере, не поднимали в развернутом концептуальном виде. Мы попытаемся в некоторой степени восполнить данный пробел, основываясь на фактах мощной детерминации современного спорта со стороны государства и церкви, позволяющих, как минимум, предположить наличие подобной детерминации на всем протяжении развития социального института спорта. В предельной же степени спорт в его античных – агональной (греческой) и колизеальной (римской) – традициях вполне можно рассматривать в качестве сначала племенного, а затем и национального религиозного комплекса, получившего приоритетное развитие в эпоху Античности.

В связи с этим приобретает безусловную актуальность подробный и конкретный анализ последовательных стадий политического развития различных религиозных комплексов или религиозного комплекса как феномена человеческой истории вообще, который по мере своего выделения из первоначально общей и нерасчлененной родовой жизни всё более четко социально-классово определялся и политически формализовывался.

Становление религиозного комплекса подразумевало два взаимосвязанных процесса.

Во-первых, первоначально вырастая из неразвитой, примитивной производственно-бытовой целостности рода, область религиозной жизни постепенно превращалась в относительно самостоятельную сторону социального бытия, существующую наряду с хозяйственной, политической, иными областями социальной практики. Очевидно, религиозная составляющая всё глубже проникала в эти области общественной жизни как сила, трансформирующая, адаптирующая их под себя.

Во-вторых, развиваясь, совершенствуясь, религиозная власть всё больше отчуждалась от рядовых родовичей, неуклонно становясь самостоятельным от них, но управляющим ими институтом власти привилегированных социальных групп. Рассматривая данный процесс, следует учитывать, что всё более сложные формы политизации всё более совершенного религиозного комплекса возникают в контексте становления государства как социального института в виде более или менее выделенной, относительно обособленной его части. Должно было пройти много времени, пока появились и укрепились формы, начавшие отпочковываться от государства, превращаясь для последнего в политического партнёра или в политического соперника.

Основываясь на многочисленных источниках историко-этнографического сравнительного анализа родового устройства, в частности греков и римлян, можно утверждать следующее. Род как исторически первичное общественное устройство имел общую культовую, религиозную жизнь, которая, во-первых, осуществлялась всеми полноправными (подчеркнём – полноправными, то есть взрослыми) членами рода; во-вторых, представляла собой область, ещё слабо выделенную из общего комплекса жизнедеятельности родовых учреждений. Например, польский исследователь Л. Винничук писал, что на ранних этапах развития своего этноса (этносов) греки не имели выделенного жреческого сословия. «Каждый гражданин полиса мог исполнять религиозные функции, совершать обряды, приносить жертвы богам, возносить молитвы» [Винничук Л., 1988; с. 333]. Разделяли данную точку зрения и советские историки, отмечавшие: «Первобытные формы религии заключают в себе не только фантастические представления, но и культовую практику (совершение религиозных церемоний), которая не составляла тайны и была доступна каждому» [Редер Д.Г., Черкасова Е.А., 1985; с. 98].

Эта культовая практика заключалась в обязательном наличии общего места погребения, общих религиозных празднеств и родовых святынь, как правило, связанных с почитанием предков-основателей рода и хранителей его обычаев и традиций. При тотемизме – одной из наиболее ранних религиозных форм, характерной для раннеродовых охотничьих общин, почитались мифологические зооантропоморфные тотемистические предки. Эти мифологические персонажи использовались в обрядах посвящения молодежи в полноправные члены рода, приобщая к общественно-родовому единству, к его общим святыням. Примером таких родовых святынь являются, в частности, известные науке австралийские чуринги, которые «считаются священным достоянием группы» и тщательно прячутся, охраняются от посторонних [Токарев С.А., 1986; с. 48]. Здесь религиозное единство выступало как оформление неотчужденной общественной собственности рода, по поводу чего С.А. Токарев писал, что тотемистические мифы «составляют как бы священную историю рода, историю его происхождения, служат идеологическим обоснованием прав рода и племени на свою землю» [там же, с. 47–48].

Принципиально важно уточнить, что при тотемизме ещё не было храмов или святилищ, были только их зародышевые формы в виде естественных тайников, типа хранилища чурингов; ещё не было жречества, а в роли исполнителей религиозных обрядов выступали наиболее почитаемые предводители тотемных групп.

Эпоха разложения общинно-родового строя пополняется новыми религиозными формами: индивидуальным тотемизмом, шаманизмом, культом предков. Закладываются примитивные святилища, куда переносятся и где фиксируются места проведения обрядов. Здесь же закладывается институт жречества, хотя первоначально функции отправителей религиозных обрядов и ритуалов исполняют выборные всем родом вожди и старейшины, например греческие басилеи и римские рексы. Причём в данном случае можно говорить об общей закономерности, характерной для самых различных по континентальной и исторической временной принадлежности этносов [Тайлор Э.Б., 1989; с. 459].

В указанном контексте наиболее рельефным и переходным является культ предков, заметим, распространённый и у земледельческих и у скотоводческих родоплеменных сообществ, какими выступали греческие и римские этносы и у которых (как и у других народов) в этот период постепенно оформляется и сплачивается вокруг вождей (царей) и уже появившихся профессиональных священнослужителей слой имущественно и социально выделенных родовичей. Сплочение это происходит в форме тайных религиозно-магических союзов, которые со временем подменяют первоначальную демократию религиозной жизни. Так у греческой фратрии и у римской курии появляется выделенная, обособленная, политически значимая постоянная основа культовой практики, базирующаяся на святилищах (далее на храмах), профессиональном жречестве и тайных (сперва религиозно-магических, а затем военно-религиозных) союзах.

«Переход к отцовскому праву, – писал Ф. Энгельс, – благоприятствует, как в Греции и Риме, постепенному превращению выборного начала в наследственное право и тем самым возникновению знатной семьи в каждом роде» [Энгельс Ф., Соч. – 2-е изд. – Т. 21. – С.142]. Это объяснение во многом «проливает свет» в том числе и на процесс постепенного закрепления религиозно-культовых должностей за отдельными аристократическими семьями в контексте развития ранних религиозно-политических синтетических форм.

Дальнейшее усиление указанные тенденции получают в племенном культе вождей, превратившемся в государственный культ обожествления царских династий, например, династий «гераклидов» – двух ветвей спартанских царей, якобы ведущих свой род от легендарного Геракла. Интересно, что параллельно с локализацией религиозно-политической власти происходит и децентрализация этой власти. К примеру, одних только храмов Зевса имелось около двух десятков.