Анатолий Голубев - Убежать от себя Страница 6

Пока врачи суетились вокруг Улыбина, он стоял, молча прислушиваясь к малопонятной профессиональной терминологии. Внутри Рябова закипало. Ему казалось, что они возятся слишком долго и к тому же поверхностный осмотр может ничего не дать.

«А если что-то серьезное? Надо пустить в дело лучшие медицинские силы… И немедленно».

Опять пришла на ум мысль разыскать главного врача, и он утвердился в ней окончательно.

Шарик подкатился к Рябову и тихо сказал:

– Боюсь, что дело серьезнее, чем я предполагал.

Он говорил, стоя вполоборота к столу, но Рябов видел глаза Улыбина, который неотрывно следил за губами врача и одновременно пытался уловить реакцию Рябова.

– Кишечное кровоизлияние. Судя по отечности брюшины, удар в живот то ли коленом, то ли локтем. Очень сильный удар. Нужна немедленная операция.

Глаза Улыбина безнадежно пытались прочитать смысл слов Шарика, Рябов же демонстративно улыбался, словно дежурный врач говорил ему приятные вещи. Вдруг Рябов увидел, как Улыбин побледнел и закрыл глаза. Он шагнул к нему:

– Ничего, Лешенька! Все будет в порядке. Через неделю приступишь к тренировкам. Ну, портретик тебе, конечно, попортили. Хотя шрам для настоящего мужчины – почти украшение.

Улыбин открыл глаза. В них Рябов увидел нескрываемую адскую боль, которая, видно, жгла внутренности пострадавшего.

– Ладно уж, через неделю…– сказал он, почти незаметно шевеля губами.– Бьют-то нас на людях, а лечимся мы тайком…

Он вновь закрыл глаза;

– Кто будет оперировать? Вы? – в упор спросил Рябов, глядя на Шарика, когда они вышли в полутемный коридор.– Вы понимаете, какую ответственность берете на себя, вспарывая брюхо лучшему защитнику сборной страны?

Шарик криво усмехнулся:

– Понимаю, какую беру ответственность, делая операцию человеку в таком положении.– Он кивнул на дверь предоперационной.– Но я не буду делать операцию. Моя специальность – грудная полость. Надо немедленно вызывать главного хирурга. Но он второй день как в отпуске. Должен был сегодня улететь на юг, в санаторий…

– У него дома есть телефон?

– Конечно.

– Номер, и откуда можно позвонить?

– Из ординаторской. Где мы были.

Рябов проворно взбежал на третий этаж, с ходу ринулся к телефону. Пока Шарик выписывал на листке телефон главного врача, он позвонил в приемную первого секретаря обкома партии.

– Рябов говорит. Да-да, я в больнице. Ничего толком сказать не могу. Не в этом дело. Мне срочно нужна машина. Передайте мою просьбу Семену Кузьмичу, а пока срочно присылайте машину. Что? Вот заладили… Плохо! Все видели, что плохо! Надо сделать так, чтобы ве было хуже! Какой номер машины? Ладно! – Он, прижав трубку к уху, записал номер машины и протянул Шарику:

– Одевайтесь.

Тот покачал головой:

– Я не могу уйти с дежурства.

– Тогда давайте человека, который знает дорогу к главному хирургу.

Рябов набрал номер. Долго, словно не желая этого разговора, на звонки не отвечали. Но потом раздраженный мужской голос спросил:

– Что вам?

– Рябов говорит. Старший тренер сборной страны по хоккею.– Он вопрошающе посмотрел на Шарика: – Имя и отчество хирурга? Мне нужен… Геннадий Викторович.

– Слушаю, – удивленно произнес мужчина.– Только быстрее, пожалуйста, у меня через сорок минут самолет. Я зашел в квартиру случайно…

– Тяжело травмирован Улыбин.

– Алексей?!

– Я очень рад, что хоккей вам не чужд! Нужна операция. И немедленная!

– Это вы говорите как тренер или как врач?

Рябов уловил насмешку в голосе Геннадия Викторовича:

– Сейчас не до шуток.

– Кто осматривал больного?

Рябов не мог ничего сказать и чуть не ляпнул «Шарик», но дежурный врач догадался сам и, взяв трубку, ответил:

– Я, Геннадий Викторович. После удара кровоизлияние в кишечнике. Состояние тяжелое…

Рябов не слышал, что говорил Геннадий Викторович, он уже мысленно просчитывал:

«Этот главный хирург, которого внизу в машине ждет жена, а в аэропорту – самолет, сейчас откажется и перепоручит операцию другому. Что я должен предпринять? Звонить Семену Кузьмичу? Или давить сам?»

Шарик положил трубку:

– Надо посылать машину! Геннадий Викторович сказал, что сделает операцию. Сейчас я отдам распоряжение сестре.

– Я поеду сам, – упрямо, словно кто-то стал бы возражать, буркнул Рябов и побежал к выходу.

…Операция закончилась около трех часов утра. И Рябов, не присев, прошагал все это время по коридору, ответив лишь на один звонок из гостиницы. И то короткой фразой:

– Ложитесь спать! Все обойдется!

Геннадий Викторович, выйдя из операционной, сказал устало:

– Как будто вовремя…

5

Мучительно видеть чистый лист бумаги перед собой и чувствовать, что не в состоянии написать даже первую фразу – каждая из рождавшихся казалась еще хуже предыдущей. Бесплодие злило, выводило из себя. Потому и в трубку, как только раздался звонок, он ответил резко:

– Да! Здравствуйте. Кто это?

Последний вопрос Рябов задавал, уже точно зная, кто держит трубку на другом конце провода.

– Ничего, спасибо! А как вы? Это прекрасно. И дома в порядке? Как сын? Начал новый курс или еще на картошке?

Рябов задавал вопросы не только из вежливости, но и потому, что страшно не хотел, чтобы «сам» начал задавать вопросы ему.

Звонок означал, что Жернов уже в курсе завтрашней коллегии, и Рябов, хорошо зная осведомленность Жернова в вопросах спорта, которому тот уделял внимание едва ли не большее, чем своей основной ответственной работе, мог многое этой беседой прояснить.

«Что же это делается? Похоже на серьезный оборот – то Улыбин объявляется, будто с того света, то „сам“ беспокоится о здоровье. Два верных признака!»

Рябов размышлял, прислушиваясь к мерному рокоту руководящего голоса Жернова, болтавшего о малозначимых вещах, как это делают опытные люди, обрабатывая дальние и ближние подступы к главному в предстоящем разговоре.

Рябов взял телефонный аппарат и, пользуясь всей длиной шнура, отнес к дивану и опустился на подушки, опрокинувшись навзничь.

– Послушай, Рябов, – «сам» всегда обращался к нему так, и, пожалуй, Жернов был единственным человеком, которому старший тренер спускал такое бестактное на его взгляд, обращение. И не потому, что боялся одернуть Жернова, о котором ходила поговорка, что лучше в его жернова не попадаться. За долгие годы редкого, но впечатляющего общения с Владимиром Владимировичем он усвоил, что другого обращения тот не признает и если он добавляет слово «товарищ», то, как правило, подобное добавление ничего хорошего тому, к кому обращено, не сулит. Как человек рациональный, Рябов предпочитал не заниматься воспитанием своего самого высокого мецената, с которым легко находил общий язык, потому как «сам» некогда играл в классной футбольной команде и, хотя это было на заре студенческой молодости, общее понимание спорта осталось на всю жизнь. Во всяком случае, Жернов не путал прессинг с серфингом.– К сожалению, мне не удалось толком поговорить с вашим председателем, – он подчеркнул слово «вашим», и Рябов понял, что Владимир Владимирович готов если не поддержать старшего тренера, то, во всяком случае, протянуть руку, на которую можно опереться.– Я только что вернулся из поездки в Тюменскую область…

– Читал в газетах… Хорошо съездили?– Совершенно бесхитростно поинтересовался Рябов, может быть гдето интуитивно стараясь отодвинуть разговор о главном. Отодвинуть, ибо толком не знал, что бы хотел от подобного разговора и что бы вообще хотел от завтрашнего дня. Если – как ему казалось правильным еще два часа назад – сказать все, что думает, и хлопнуть дверью, то помощь Жернова не нужна. Жернов может предложить помощь, но подобного он, несомненно умный человек, не станет делать в открытую, прекрасно зная самолюбие Рябова, доставлявшее старшему тренеру немало хлопот.

– Ладно, – досадливо перебил Жернов. И даже на расстоянии, не видя лица, Рябов угадал гримасу раздражения на одутловатом лице Владимира Владимировича.– Как я съездил – не это сейчас должно интересовать советскую спортивную общественность. И в первую очередь старшего тренера Рябова.– Смягчившись, добавил:– А съездил прекрасно. Тюменцы делают великое дело! Быть может, сегодня мы еще не до конца понимаем, насколько великое! Проблемы освоения Севера и нефтегазодобычи. В спорте мы тоже не все сразу понимаем… Председатель Спорткомитета, человек мудрый, тут толком не объяснил суть скоропалительно возникшего конфликта и, главное, свою позицию. Предстоящие матчи с профессионалами, которых мы так ждали, а ты, Рябов, шел всю жизнь… И вдруг смена руководства… Я не очень удивил такой постановкой вопроса?

– Нисколько. Я ведь не вчера родился. А арифметику в пределах дважды два – четыре освоил…

– Вот и славно. Я так и думал, что не открою этим Америку. Твоя точка зрения? – довольно резко, как на допросе, вдруг закончил он.