Эксперт F1 Джеймс Аллен - Михаэль Шумахер – номер один Страница 7

Но, разумеется, Шумахер пошел дальше и действовал на грани дозволенного правилами. Вспомним инцидент в Аделаиде в 1994 году, где он столкнулся с Деймоном Хиллом, и в Хересе в 1997-м, где он врезался в Жака Вильнева, — нет, он не нарушал правил. Шумахер и Ferrari действовали в рамках допустимого, но аргументировали свои поступки так, что FIA приходилось писать новые правила, оправдывающие их действия.

Джок Клир, в 1997 году инженер Жака Вильнева в Williams, утверждает, что Шумахер вынужден был так поступить, потому как знал о своей ахиллесовой пяте:

«Жак и я давно уже поняли, что Михаэль проигрывает, если на него давят. Он проиграл чемпионат 1998 года Мике Хак-кинену, заглохнув на старте. Кто глохнет на старте, ради всего святого?

Шумахер понимает, что в ситуации прессинга он не очень хорош, и делает все возможное, чтобы такой ситуации избежать. Херес как раз стал одним из редких случаев, когда все свелось к очной борьбе двух гонщиков за чемпионат. Аделаида – еще один пример. Деймон оказывал на Михаэля давление, тот потерял концентрацию и влетел в стену. В подобных ситуациях его стратегией становится: «Я во что бы то ни стало выйду победителем». Аделаида была ожидаемым результатом – он выиграл.

В Хересе все сложилось совершенно иначе. Шумахер знал, что «проспал» и совершил ошибку, и знал, что Жак его обойдет. Он подумал: «Я все равно уйду отсюда победителем, и люди скажут, что, даже когда я ошибаюсь, я выигрываю, а значит, я непобедим». Потому что, если бы люди поняли, что Михаэль проигрывает в условиях прессинга, его репутации пришел бы конец. Но в Хересе это не сработало, Жак «сделал его», и это, возможно, бесит Шумахера больше всех остальных его промахов, вместе взятых. Тем удивительнее то, что он снова повторил это в Монако».

Шумахер однажды сказал: «Я никогда не считал себя лучшим или непобедимым». Мика Хаккинен не раз заставлял его убеждаться в этом – его Шумахер уважал больше других. Они соперничали с самого детства, еще со времен картинга у них было много дуэлей на пути к вершине автомобильного спорта и впоследствии тоже. Шумахер никогда не критиковал Хаккинена на публике так, как критиковал других, и во многом потому, что сам Хаккинен никогда не позволял себе осуждать Михаэля. Мнение у финна было такое: раз это ничего не изменит, зачем утруждать себя? Он мог перекинуться парой слов с соперником после какого-то инцидента, если это было необходимо, но все споры оставались между ними. Хаккинен знал, когда он мог «сделать» Шумахера.

«Ясное дело [чтобы победить его] вам нужна хорошая машина. Но я брал, скорее, тем, что никогда не показывал эмоций: ни радовался, ни расстраивался. Мы, бывало, общались на пресс-конференции перед гонкой, даже обменивались шуточками, но в то же время я пристально наблюдал за ним. Легко заметить, когда он на пике, а когда нет. Блефовать он совершенно не умеет.

Михаэль тоже понимал, насколько я в себе уверен. Это была своеобразная психологическая игра, тем более что за весь уик-энд мы видели друг друга всего раз. На пресс-конференции Михаэль пытался сказать что-нибудь такое, что могло бы выбить меня из колеи, но это у него не получалось, и в конечном итоге он сдавался. Воевать глупо. Михаэль нормальный парень, очень сфокусированный».

Шумахер отдавал себе отчет в собственных слабостях и потому часто лез на рожон. Он хотел, чтобы остальные видели в нем жесткого и неумолимого соперника, решительно настроенного на победу. Человека, который на сто процентов уверен в себе и к тому же никогда не ошибается. Михаэль хотел, чтобы его противники чувствовали себя проигравшими еще до старта, и использовал все Мыслимые и немыслимые средства для того, чтобы максимально упростить задачу для себя и усложнить для них. Разумеется, у этой его стратегии были и негативные стороны: публика тоже воспринимала его как отрицательного персонажа.

Однако настоящий, которого хорошо знают и любят члены команды Ferrari и прочие приближенные, — душевный и тонко чувствующий человек, разительно отличающийся от сложившегося стереотипа. Он всегда держал в узде эмоции, так как не желал обнажать душу перед соперниками и на публике. Кажется, он и сам не знал наверняка, что произойдет, ослабь он узду и дай волю эмоциям.

Поэтому, как и в других областях своей жизни, строго себя контролировал. После того как Шумахер выиграл свой второй титул за Benetton, он сидел на торжественном ужине с членами команды и литрами пил яблочный сок. Когда кто-то спросил его, зачем он это делает, Михаэль ответил, что чуть позже собирается выпить много спиртного, а сок поможет его организму справиться с алкоголем. «Ты хотя бы иногда можешь не думать?» – спросили его. «Не могу», — честно ответил Михаэль.

С годами Шумахер немного расслабился и иногда стал позволять себе оттягиваться с друзьями. Он устраивал поистине эпические вечеринки. Пел караоке, пока у него не пропадал голос. На следующий день Михаэль искупал свою вину тем, что забирался пешком на лыжный склон, вместо того чтобы подняться в фуникулере.

Нижеприведенный инцидент иллюстрирует то, что творится у Шумахера внутри, и показывает, насколько хорошо он обычно это скрывает. Это произошло в 1998 году, в дождливой гонке на Гран-при Бельгии в Спа-Франкоршам, когда Михаэль врезался в Дэвида Култхарда. Шумахер лидировал в гонке с отрывом тридцать семь секунд, когда догнал шотландца, отстающего на круг. Шумахер боролся с Хаккиненом за чемпионат мира, и после того как Мика сошел с дистанции, немец имел все шансы впервые в сезоне возглавить личный зачет.

У Култхарда было много возможностей пропустить Шумахера, самый простой вариант – шпилька «Ля Суре», которая проходится на скорости 48 км/ч, там Шумахер даже на мгновение поравнялся с шотландцем. Но Култхард остался впереди, а Михаэлю оставалось лишь гадать, что за игру тот ведет. Выйдя из левого поворота, уходящего под гору к повороту «Пуон», Култхард не стал набирать скорость, переключаясь со второй на третью передачу. На самом деле он использовал газ лишь на пятьдесят шесть процентов по сравнению с Шумахером. За долю секунды разница в скорости между ними стала громадной: 160 км/ч у Култхарда, 220 км/ч у Шумахера. Шотландец взял вправо, но все еще оставался на траектории. Шумахер не прочитал его намерений, слишком поздно осознав, что туча брызг перед ним – это и есть машина Култхарда. Он врезался в McLaren, повредив тому заднее антикрыло и сорвав себе переднее правое колесо. Колесо взмыло в воздух и перелетело через ограждение трассы. Вместе с ним вылетели в трубу десять очков и возможность стать лидером в чемпионате перед следующей гонкой в Монце.

Вернувшись в боксы, Шумахер выскочил из кокпита и в ярости устремился к гаражам McLaren. Он расталкивал механиков, пытаясь добраться до Култхарда. Те держали его, а он кричал шотландцу: «Ты пытался меня убить!»

Шумахер позже признал, что это был единственный раз в его жизни, когда он полностью потерял над собой контроль, и сей факт его потряс. Култхард отрицал, что его действия были намеренными, но, без сомнения, вина по большей части лежит на нем. Дальнейшее на многое проливает свет. Култхард рассказывает:

«На следующей неделе были тесты в Монце перед Гран-при Италии. Тиффози [фанаты Ferrari] болели со всей своей страстью. Толпа свистела всякий раз, когда я выходил из гаража. Это еще ничего, но когда я увидел растяжки со словами «Убийца Култхард», я почувствовал угрозу, исходящую от этих безумных болельщиков.

У нас с Михаэлем была договоренность, что мы встретимся на нейтральной территории и поговорим. Только мы двое, больше никого. Поначалу я ощущал себя неуютно. Я объяснил ему свои действия и извинился за происшедшее. Затем разговор перешел к тому, кто прав и кто виноват.

Я сказал: «Ты должен признать, что тоже не прав. В случившемся виноват не только я, ведь ты въехал прямо в меня».

Михаэль ответил: «Нет, это твоя вина, я обходил тебя на круг. Ты несешь за это ответственность».

Я сказал: «Будь объективен. Иногда и ты ошибаешься, — и добавил: — Например, дома, ведь бывает же, что ты не прав, а жена права». Он ответил: «Нет, я никогда не бываю неправ». Он просто не понимал, о чем я.

Я зашел в тупик. Что я мог поделать? С трудом верится, что кто-то всегда прав. В обычной ситуации я не стал бы и спорить – человек явно не в себе.

Но этот эпизод заставил меня задуматься: «Не потому ли он так хорош, что отметает все обвинения и в любой ситуации, даже когда все ясно как белый день, считает себя правым?»

Я подумал: «Может, это и есть то самое качество, которого недостает мне, — неумение отличать хорошее от плохого, признавать свои ошибки? Это и отличает меня от Михаэля?»

Он, бесспорно, самый успешный гонщик за все времена, один из двух или трех лучших пилотов за всю историю, поэтому какая разница? А ведь разница есть – мы говорим не только о победе, мы говорим о соревнованиях, о честной борьбе».