Кшиштоф Барановский - Вокруг света на Полонезе Страница 7

До сих пор "Полонез" выдерживал довольно приличную среднюю скорость. "Северный" путь, правда, не очень приятный, но самый короткий, дал мне небольшой выигрыш во времени, которое другие яхты потеряли, обходя район айсбергов. А теперь все пошло прахом. Я трясусь в бессильной ярости, но сделать ничего не могу - нет ветра...

Кто мог предполагать такое? Именно здесь, у Ньюфаундленда, скрещиваются пути депрессий, которые несут не только плохую погоду, но и ветры. Я хорошо подумал, прежде чем решиться плыть среди айсбергов, но мне ни разу не приходила в голову мысль, что здесь не будет ветра. Выходит, рисковал я напрасно, если топчусь теперь на месте, все время меняя паруса и курс, чтобы поймать хоть легкое дуновение ветерка.

К финишу в Ньюпорте уже пришел первый победитель гонки, потом второй. Разумеется, я для них не конкурент, но мне все равно было неприятно слышать, что они уже преодолели 3000 миль, а я не в состоянии сделать последних 800 миль, парализованный штилем.

Слышимость отличная, словно при безветрии улучшается распространение радиоволн. Целый день говорит радио Сент-Джонса: жалобы домохозяйки на уличных хулиганов, дорожные происшествия на трансканадской автостраде, комментарии по поводу финансовых афер бывшего губернатора штата Ньюфаундленд... Я слушаю все передачи краем уха, и лишь рассказ о том, как один журналист согнул в бараний рог двух сановников, на минуту расслабил мои нервы.

Вечером устанавливаю связь с любителем-коротковолновиком из штата Квебек, тоже яхтсменом, который, как и я, плывет на яхте через Атлантику, но в противоположном направлении. Он участник регаты на трассе Бермуды Байона в Испании.

Ночью состоялся сеанс связи с радио Гдыни. Удается поговорить даже с Варшавой. Приятель спрашивает меня с удивлением, почему это я заплыл так далеко на север. В ответ я пожимаю плечами, к сожалению, этого по радио не передать. По моим расчетам, здесь должен быть сильный ветер, а его вовсе не оказалось.

Журналист из ежемесячника "Кулисы" передает мне высказывания специалистов о трассе "Полонеза":

- Говорят, вы все поставили на карту, правда?

Мне хочется изругать его, а я даю пояснения. Но на его вопрос, как мне удается одновременно вести радиопередачу и управлять яхтой, все-таки отвечаю, что вовсе не удается и яхта будет дрейфовать до тех пор, пока не кончится наш разговор. Это не совсем соответствовало реальности, но подействовало молниеносно, и через минуту я уже мог выйти на палубу.

Сквозь легкую дымку иронически подмигивают звезды. По спокойной воде разносится эхо - это дикие утки, заселяющие район Ньюфаундлендской банки, по неведомой причине поднялись в воздух где-то в темноте. "Полонез" как будто движется, но и не движется - не хватает ветра, чтобы удержать его на прямом курсе. Невидимая волна, поднимая маслянистую поверхность воды, заставляет яхту в очередной раз бессмысленно кивнуть...

Обычно я очень внимателен на палубе, но тут всего на секунду отвлекся и... заплатил за это разбитым носом. Качающийся гик, тяжелое бревно, что поддерживает парус снизу, изо всей силы ударил меня по лицу, когда я проходил мимо. Весь в крови, я спустился вниз, поставил на нос холодный компресс и лег на койку. Придя немного в себя, со страхом взглянул в зеркало: нос, кажется, не изуродован. Я вздохнул, подумав, что, может, в награду мне за это время начал дуть ветерок. На палубе стояла многообещающая тишина. А мне уже виделись наполненные ветром паруса...

Мыс Рейс

Ветер все же подул. Гладкая поверхность моря еще не успела сморщиться, а легкие нейлоновые паруса уже раздулись и за кормой "Полонеза" приятно зажурчала вода. Нос яхты повернулся наконец с юго-восточным ветром в нужном направлении, и впервые за последние трое суток я прямым курсом пошел к финишу, находившемуся в 700 милях...

Туман, мой неразлучный спутник, скрылся за горизонтом. Установилась прекрасная солнечная погода. Секстантом я поймал солнце и сверил хаотичные радиоизмерения с астрономическими. С правого борта по курсу до зловещего мыса Рейс оставалось большое поле чистой воды.

Тот, кто выбирает кратчайший путь до Ньюпорта, должен подготовиться к встрече с мысом Рейс - этим камнем преткновения на "северной" трассе. Мыс Рейс - юго-восточная оконечность острова Ньюфаундленд. В это время года именно здесь проходит предполагаемая граница льдов и встречаются переменчивые течения. Наконец, здесь часты густые туманы, весьма осложняющие навигацию. А Рейс - первый кусочек суши, по которому можно проверить свое местоположение, преодолев более 2000 миль безбрежной Северной Атлантики.

Радио Сент-Джонса передало трогательное сообщение о том, что на каком-то судне вышел из строя локатор, но оно счастливо добралось до порта. Услышав такое, я не мог не улыбнуться. По словам капитана, ночью судно ложилось в дрейф, а днем делало не более четырех узлов (средняя скорость "Полонеза" при умеренном ветре - шесть узлов).

Сейчас я улыбался, глядя на солнечные блики, отражавшиеся в воде. А когда шел десять дней подряд сквозь туман курсом "полный вперед", моментами душа моя уходила в пятки. Вместе с тем поведение капитана того судна наводило на размышления. Ведь если плавание становится небезопасным, когда выходит из строя всего один локатор, а остальные современнейшие навигационные приборы исправны, то скоро мы дойдем до того, что ни один капитан не согласится командовать судном, на котором не будет оборудована космическая система навигации. Что скажут об этом польские капитаны, для которых неисправный локатор до недавнего времени был обычным явлением?

Перед носом яхты раздувался спинакер. Не раз проклинал я этот большой нейлоновый парус, а сейчас благословлял его. Скорость сразу подскочила на два узла, и, хотя "Полонез" вел себя, как резвый жеребенок, мне доставляло удовольствие смотреть на пенящийся хвост, тянувшийся за его кормой. У меня совершенно не было времени спуститься в каюту поесть: все внимание поглощали паруса, а физические силы - руль.

Неожиданно море преподнесло сюрприз. Светило солнце, туман давно рассеялся и видимость казалась мне прекрасной. Вдруг я заметил, что горизонт отступил вдаль - приподнялся тонкий кисейный занавес, прежде совершенно незаметный. Зачарованно, словно под гипнозом, я смотрел на сине-голубую горную цепь, выступившую из воды. Один ее конец терялся где-то далеко на севере, а с юга она заканчивалась мысом Рейс...

Только теперь мне стало ясно, что все вычисления, связанные с прокладкой курса на карте, оказались верными. И все же неожиданное появление мыса Рейс застало меня врасплох. Каким предательским может быть море даже в солнечную погоду! Горе тому, кто не сдал практического курса по навигации...

Ветер потихоньку менял направление, но я все не спускал спинакер, надеясь промчаться с ним вдоль всего южного берега Ньюфаундленда. Однако через несколько часов мыс Рейс послал мне второе предупреждение, вынырнув из туманной дымки на таком расстоянии, что можно было разглядеть наверху маяк. Я все еще не сдавался. И только третьим предупреждением - сигналом эхолота - я уже не мог пренебречь.

Минут двадцать возился я с огромным полотнищем спинакера. Вода бурлила, как на стыке течений, и я каждую минуту с опаской поглядывал, далеко ли берег. Наконец яхта вышла безопасным курсом на ветер, и за ее кормой постепенно растаял в тумане мыс Рейс.

Затмение солнца

Айсберги были мне больше не страшны, но теперь для разнообразия зло подшучивали надо мной течения. Чтобы чувствовать себя в безопасности, лучше всего было бы уйти далеко в море - удрать от суши и всех связанных с нею неприятностей, обойти стороной банки, где было полно не только рыбы (мне она ничуть не мешала), но и рыбаков, и затем выйти на маяк Нантакет последний курсовой знак перед финишем.

Однако такое решение меня не устраивало. И не только потому, что пришлось бы сделать большой крюк. Удаляясь от канадского берега, вдоль которого идет на юго-запад рукав Лабрадорского течения, я попал бы в Гольфстрим, движущийся в противоположном направлении. Потеря двадцати миль в сутки из-за встречного течения, когда важна каждая миля, была бы невосполнимой. Поэтому у края шельфа, где можно было встретиться с Гольфстримом, я сделал поворот в сторону канадских мелей.

К туману я уже приспособился, а познакомившись с мысом Рейс, научился плыть "на ощупь". Но тут были еще приливные течения, которые меняли, причем самым непредвиденным образом, направление и интенсивность Лабрадорского течения. В лоциях приводятся подробнейшие описания побережья и условий плавания вблизи него, но они изобилуют и весьма таинственными изречениями, вроде следующих: "но может быть и иначе" или "наблюдалось также течение, идущее в обратную сторону".

Увлекшись таким возвышенным занятием, как чтение лоций и атласов течений, я не вымыл вовремя скороварку и теперь от нее попахивало. Все-таки я решил сварить в ней рис - не только душа, но и тело нуждалось в пище.