ХРОНИКИ ДАО - Deng Ming-Dao Страница 8

– Сайхун! Отправляйся к своему наставнику! – твердо произнес дед.

– Сейчас, Дедушка.

– А ты, Летящее Облако…

– Слушаю Вас, Великий Повелитель?

– Проследи за тем, чтобы он отправился туда сейчас же. 

Наставник Сайхуна был тощим, костлявым стариком. Увидев своего воспитанника, он с энтузиазмом приветствовал его, заранее предвкушая, что сейчас они приступят к изучению столь уважаемых наставником классических произведений. К сожалению, ни наставник, ни изучение классики не вызывали у Сайхуна такого же энтузиазма. Просто Старый Наставник явно не относился к тому типу мужчин, с которыми Сайхуну хотелось бы познакомиться. В сравнении с остальными мужчинами клана, которые в большинстве своем были воинами, а не научными схоластами, казалось, что Старый Наставник давно преодолел барьер физического существования. Судя по

1 Мина – птица семейства Sturnidae; внешне похожа на скворца. Цвет оперения: черный с вороненым отливом или темно-коричневый, клюв желтый. Распространена в странах Юго-Восточной Азии. Известна своей способностью подражать человеческой речи. – Прим. перев.

всему, его и без того миниатюрное тело служило лишь опорой для многих слоев одежды, да еще поддерживало голову.

Изборожденное морщинами лицо Старого Наставника было обтянуто до того истончившейся кожей, что сквозь нее можно было рассматривать детали строения черепа старика. Все утончающаяся косичка и совсем уж несуразная бороденка безжизненно свисали с головы. Если Старому Наставнику требовалось сделать свой самый энергичный жест, он как можно шире открывал глаза, одновременно отчаянно пытаясь удержать очки в тонкой проволочной оправе, болтавшиеся на носу, лишенном всякого намека на переносицу.

Каждое утро начиналось одинаково. Занятия неизменно начинались с пересказа выученного, затем приходил черед письменных заданий и каллиграфии. И устные, и письменные упражнения всегда были основаны на основных классических конфуцианских трактатах, которые назывались «Чет-верокнижие». Невзирая на молодость Сайхуна, Старый Наставник не желал поступаться классиками даже ради детского восприятия. Делать нечего: Сай-хуну приходилось приспосабливаться к классикам. Правда, наставник выбирал отрывки попроще, но при этом постоянно подчеркивал традиционные конфуцианские добродетели – самосовершенствование, поддержание соответствующего общественного и внутрисемейного уклада, моральные и этические основы поведения, но самое главное – необходимость сыновней преданности старшим.

Эти навевавшие безумную скуку поучения всегда были объектом тайных насмешек Сайхуна. Те, кого считали Вершиной Сыновней Преданности, были для мальчика такими яркими образчиками несамостоятельности, что Сай-хун тут же отметал их прочь из своей жизни. Например, в одном поучении восхвалялся достойный поступок маленького мальчика, который заметил, что, несмотря на существование противомоскитного полога над родительской кроватью, по ночам его папа и мама все равно жестоко страдают от комариных укусов. Тогда мальчик, стремясь облегчить жизнь матери и отцу, прежде них вошел вечером в спальню, предложив летучим кровопийцам свое юное тело. Мальчику удалось убить несколько комаров; остальные же настолько пресытились его кровью, что были не в состоянии атаковать его родителей. Таким образом, благодаря самопожертвованию почтительного и любящего сына, родители спокойно проспали до утра. Услышав эту историю, Сайхун нашел ее совершенно идиотской затеей и решил, что вряд ли будет настолько преданным и почтительным сыном.

В сравнении с заучиванием наизусть и лекциями уроки каллиграфии казались Сайхуну более интересными. Хотя и здесь использовались произведения классиков (их надо было многократно переписывать, добиваясь устойчивого письма), Сайхун относился к каллиграфии скорее как к рисованию. Возможность вести по бумаге кисточку, обмакнутую в чернила, превращалась в настоящее живописное приключение.

Старый Наставник терпеливо добивался, чтобы мальчик держал кисточку строго перпендикулярно к листу; ладонь должна была быть округлена настолько, чтобы внутрь нее мог поместиться лесной орех. Вначале кисточку следовало обмакнуть в чернильницу, потом отжать избыток чернил о край чернильницы. Затем постепенно, шаг за шагом, следовало изобразить иероглиф, нанося отдельные штрихи в совершенно определенном порядке, определенном месте и соблюдая размеры. Равномерность движения кистью – вот каково было самое основное условие. Проведешь слишком быстро – и получится плохо прокрашенный, слабый штрих, а если станешь вести кисточку совсем медленно, по тончайшей тутовой бумаге мгновенно расплывутся некрасивые кляксы.

Во время уроков правописания Сайхун нередко пользовался тем, что Старый Наставник имел привычку неожиданно засыпать. И в тот день, как много раз до этого, Старый Наставник сидел, неподвижно уставившись в потолок и полностью погрузившись в никому неведомые размышления. Вскоре невнятное бормотание достойного ученого мужа сменилось вполне внятным похрапыванием.

Сайхун как раз завершил последнюю идеограмму – сложный иероглиф, состоящий из двадцати четырех штрихов. Каждый раз когда Старый Наставник погружался в сон, перед Сайхуном вставала мучительная дилемма: продолжать занятия или сбежать поиграть. Как правило, он отдавал дань уважения конфуцианской системе и решал, что следует закончить задание. После этого Сайхун дипломатично покашливал, чтобы разбудить своего учителя. Сегодня же он видел одну соблазнительную возможность поразвлечься. Чем больше он раздумывал над этим, тем более увлекательной казалась ему перспектива; через несколько мгновений возможность переросла в вероятность.

Мальчик осторожно подкрался к неподвижной фигуре Старого Наставника: да, тощая косичка старика болталась, словно бы поддразнивала Сайху-на. Тогда Сайхун схватил косичку и… привязал ее к стулу. Проделав это, сорванец выглянул из дверей комнаты для занятий: Летящее Облако терпеливо дожидался маленького господина.

– Господин Старый Наставник! Старый Наставниик! – прокричал Сайхун снаружи.

Из комнаты не донеслось ни звука.

– Наверное, он действительно гостит у небесных мудрецов! – прошептал Сайхун другу. Затем проказник развернулся к двери и, сложив руки лодочкой у рта, вновь изо всех сил окликнул Старого Наставника.

Веки старика вздрогнули. Наконец, словно после колебаний, Старый Наставник открыл глаза и часто заморгал от изумления, убедившись, что стульчик ученика пуст.

– Старый Наставник!

Услышав разъяренный вопль старца, Сайхун и Летящее Облако опрометью помчались прочь, в глубину сада.

– Молодой Господин, разве вы не боитесь, что Вас за это накажут? – выдохнул Летящее Облако после того, как взрывы хохота утихли. – Учитель обязательно расскажет обо всем Бабушке.

Запустив руку в карман со сладостями, Сайхун ехидно улыбнулся:

– Пока я рядом с Дедушкой, она меня не тронет. 

Дневные часы посвящались играм, развлечениям и увлекательным исследованиям тайн поместья. Ни на миг не отвлекаясь на посторонние дела, мальчики поиграли в догонялки, подразнили служанок, потом воспользовались семейной кумирней для игры в прятки (причем оба едва не свалили фарфоровую статуэтку Гуань Гуна – Бога Войны, да и молитвенные таблички предков только чудом уцелели), кормили ручного детеныша панды, которого содержал Сайхун, и разглядывали черную лошадь с белой гривой, принадлежащую Ма Сысин. Запыхавшись и вдоволь насмеявшись, они очутились на каменных ступеньках, ведущих в тренировочный зал Ма Сысин.

– Интересно, чем они там занимаются? – вслух задумался Сайхун.

– Бабушка учит женщин боевым искусствам.

– Давай посмотрим одним глазком. Может быть, увидим какой-нибудь полезный прием.

Летящее Облако пытался сопротивляться Сайхуну – ведь кому, как не ему, надлежало оберегать Молодого Господина от всяких бед. Постаравшись придать своему лицу как можно более важное «конфуцианское» выражение, Летящее Облако с достоинством возвестил:

– Вам это делать не пристало, Молодой Господин.

Сайхун тут же бросился высмеивать товарища. Он начал громко описывать Летящее Облако в виде старого высушенного сморчка-мудреца, в очках и с реденькой бородкой.

– Но Бабушка запрещает приходить в этот зал, – Летящее Облако старался сохранять рассудительность. – Помните об уместности желаний, Молодой Господин.

– Ага, но что если Бабушка не узнает об этом? – смеясь, не унимался Сайхун.

Строгое конфуцианское выражение на лице у Летящего Облака сменилось чисто мальчишеским изумлением.

– Что говорит Молодой Господин?!

Сайхун удовлетворенно ухмыльнулся: все-таки ему удалось хотя бы частично разрушить этот неприступный фасад учености. Мысль о том, что у Летящего Облака еще оставалась гадкая реденькая бородка, все еще не давала ему покоя.