Андрей Букин - Пара, в которой трое Страница 9

Наташа. Предложение перейти в танцы подняло мне настроение. Где-то в душе я понимала, что карьера одиночницы подходила к концу. Домой я вернулась в смятении чувств. Мама меня встретила около автобусной остановки, мы пошли домой, я говорю: «Мама, мне в танцы предложили перейти», – и начинаю плакать. Она никак не могла понять, отчего я реву, а я просто не знала, что мне делать. А потом решила, что я нервы себе треплю, да пропади они пропадом, эти танцы. Не хочу о них даже вспоминать, раз это доставляет столько беспокойства – не хочу. На чемпионате страны я выступила плохо и ходила после него на тренировки с такой мыслью: «Пускай я десятая, зато теперь еще больше работать буду». Только дня два или три продержалась у меня эта мысль.

Тренировка у Плинера с восьми до одиннадцати утра, потом приходит группа Тарасовой. Мы встречаемся с Андреем, но он мне ничего не говорит. Я подумала: «Ну и ладно, и слава богу». Обида не возникла, я так напереживалась и нанервничалась, что уже сил на обиды не осталось. Но тут после очередного моего неудачного приземления (я пыталась сделать тройной прыжок) подходит ко мне Татьяна Анатольевна и говорит: «Хватит тело портить, давай приходи в танцы». Она так легко это сказала, что я вечером просто взяла и пришла на тренировку танцоров. У Татьяны Анатольевны вообще есть свойство с легкостью решать судьбы людей. Но Татьяна Анатольевна в этот вечер на каток не пришла. «Как она может так поступать! – переживала я. – Завлекла, а сама про меня забыла». При моем характере подобный визит – героический поступок. В глубине души я таила план: в крайнем случае сразу сбегу обратно в свое родное одиночное катание. В этот вечер рядом почему-то оказались парники из ЦСКА Надежда Горшкова и Евгений Шеваловский, и он, бодро проезжая мимо, сказал: «Да не красней ты так, если что, мы тебя поддержим». Чем меня собирался поддержать Шеваловский, и сейчас понять не могу, но мне почему-то стало легче.

На следующий день Татьяна Анатольевна на каток пришла, о чем-то с нами говорила, но я ничего не запомнила. Меня не покидало ощущение неудобства, что кто-то все время рядом и под него необходимо подстраиваться. Это ощущение осталось как самое сильное от наших первых тренировок. Только и слышала, как Андрей рядом тяжело дышит, и все время думала: «Боже, что же он так задыхается?» Он долго один катался и, наверное, вышел из формы, а я только с соревнований. Андрей стеснялся и старался скрыть усталость. При этом ему приходилось все время мне что-то объяснять. Он говорил и показывал шаги, говорил и показывал позы. Он, наверное, дыхание натренировал за эти дни до полного совершенства.

Через месяц я привыкла, что рядом всегда есть партнер, – и началось счастье. Я все время смеялась. Смеялась как ненормальная. На меня, похоже, все так и смотрели. А я хохотала до безумия. И еще начала поправляться. Другая нагрузка: не нужна такая точность, которую требовали прыжки. И я начала пухнуть как на дрожжах. Татьяна Анатольевна сказала: «Наташа, возьми себя в руки». Я быстро вернула себя в прежний вес, но от стереотипов одиночного катания избавлялась года четыре. Я уже сложившейся фигуристкой попала в танцы, в семнадцать лет, это поздно, и то, что у нас с Андреем получилась пара, – конечно, чудо! И именно потому, что мы работали как звери.

Андрей. Крытый каток на СЮПе, где в дальнейшем протекала моя спортивная жизнь, начал работать в конце 1977 года, поэтому мое знакомство с Тарасовой происходило в лужниковском «Кристалле». Тарасова сидела у борта и свистела в два пальца, она лихо умеет это делать. Я подошел: «Татьяна Анатольевна, здравствуйте, это я – Андрей Букин». Она, не спуская глаз со льда: «Ну что стоишь, иди одеваться, катайся». Я переоделся, вернулся, покатался, в конце тренировки она сказала: «Приходи еще». И уехала на следующий день. Осталась ее ассистентка Люда Суслина. Я ежедневно заявлялся на тренировку, хотя никто на меня внимания не обращал. Возможно, мне одной учебы в институте в жизни недоставало, а может, я не накатался за предыдущие годы, но уходить со льда мне не хотелось. Да и все друзья отсюда, из фигурного катания: Слава Жигалин, Андрюша Миненков. Я с ними безуспешно соревновался с 1973 года, мы же варились в одном котле. Через двадцать дней вернулась Татьяна Анатольевна: «Бери билет, поедешь со мной в Северодонецк». На сборы меня брали нелегально. Никаких стипендий Спорткомитета я не имел, нам с Ольгой ее сняли сразу, оставалась только студенческая стипендия. В Северодонецке я тренировался, как обычно, с утра до вечера, с утра до вечера. Один. Татьяна Анатольевна велела накачать мышцы спины, сделать посадку пониже: «Придет партнерша, неважно кто, и, пока ты ее научишь, отдашь половину своей техники, видишь Жигалина – начал кататься с Лидой и половину потерял». Действительно, у Славика наблюдался спад. Теперь мне кажется, что, скорее всего, фигурное катание сделало скачок вперед, а он остался в прошлом, с прежней партнершей Таней Войтюк. И пока не успевал дойти до нынешнего дня с Лидой Караваевой. Смена партнерши, как правило, – потеря года, не меньше, и не имеет значения, занималась она в прошлом танцами или нет.

В Северодонецке группа Тарасовой устроила показательные выступления, на которые приехали и ученики Плинера из «Труда». Татьяна Анатольевна показывает на Наташу и мне говорит: «Посмотри, чем тебе не партнерша?» – «Да что вы! – я ей отвечаю. – Я же эту девочку давно знаю, зачем мне рыжая партнерша?» Но Татьяна Анатольевна велела: «Пойди поговори с ней от моего имени».

Я подъехал к Наташе, а она: «Ой, я не знаю, я же в одиночном катаюсь». И все. Я передал эти слова Татьяне Анатольевне, потому что считал ее выбор несерьезным и не придавал ему большого значения. И когда после чемпионата страны Тарасова мне сказала: «Придет Наташа, будете с ней пробовать», меня, мягко говоря, это поразило.

Наташа пришла на первую нашу тренировку 13 января 1977 года.

В апреле 1979 года мы уже выступали на чемпионате мира в Вене. Прошло чуть больше двух лет. Невероятный случай: ведь нам за это время необходимо было обыграть всех танцоров в стране за исключением Моисеевой с Миненковым и Линичук с Карпоносовым. Подобное могло получиться только у учеников Тарасовой и Жука. Конечно, я на такое и не рассчитывал.

Стипендию Спорткомитета мне восстановили в «Локомотиве» спустя год, когда мы впервые выступили вместе с Наташей. И только через три года нас перевели в «Труд», поскольку Тарасова работала тренером этого общества.

Пока Татьяна Анатольевна отсутствовала, мы приходили каждый вечер с восьми до десяти заниматься танцами. Причем Наташа еще готовилась и к Кубку Союза как одиночница. Никто на нас не смотрел, никому мы не были нужны, и первый серьезный человек, который сказал, что из нашего дуэта может выйти толк, – Ольга. Она раз пять приходила к нам на тренировки, объясняла Наташе обязательные танцы. Я ничего толком ей рассказать не мог. Мы с Ольгой вместе родились и восемь лет росли как танцоры. С Наташей я выступал одиннадцать лет, но первые лет шесть, когда мы разбирали вальс, мне хотелось ей объяснить, как мы его делали с Ольгой. Перед последним спортивным сезоном нам с Наташей дала несколько уроков в обязательных танцах Бетти Калловей, знаменитый тренер многих английских чемпионов, в том числе Торвилл и Дина. Во время этих занятий я вспомнил тренировки у Надежды Степановны. Она нас учила правильно, другое дело, что нам с Ольгой не хватало сил на всю серию.

Наташа. Нас с Андреем объединяло желание чего-то добиться. Если не сейчас, то когда? Наша спортивная жизнь заканчивалась. Мне – семнадцать, ему пошел двадцатый. Моисеева и Миненков в эти годы стали чемпионами мира. Но о таких высотах я и не мечтала. Может, Татьяна Анатольевна видела за нами будущее, мне же важен был сам факт, что мы тренируемся, есть шансы попасть на соревнования – уже этого было достаточно. И когда осенью 1977 года в Липецке на Международном турнире профсоюзов мы заняли первое место, не знаю, как Андрей, я оказалась в шоке. В произвольном танце мы наделали кучу помарок. Я на старте опять начала трястись ни с того ни с сего – так бывало, когда я только пришла из одиночного катания. Мы с Андреем участвовали уже во многих показательных выступлениях, и мне казалось, что эта нервозность ушла. Ничуть не бывало. Возможно, сыграло свою роль то, что Татьяна Анатольевна первые два дня находилась рядом с нами, а накануне последнего уехала в Москву, где ее ждали Роднина и Зайцев. Я устала от первых соревнований и выступила далеко не в полную силу, хотя та произвольная программа одна из самых моих любимых – испанские танцы.

За полгода до Липецка, зимой, в Горьком, прошел мой первый тренировочный сбор в группе Тарасовой. Льда предоставили много, расписание составили хорошее, мне полагалось как одиночнице выступить в марте на Спартакиаде народов СССР. Поэтому я рано утром проходила с одиночниками «школу», а потом уже с Андреем отправлялась на тренировки танцоров. Днем я отрабатывала прыжки, а вечером снова танцы. Несмотря на такую нагрузку, я носилась по катку в замечательном настроении, хотя и падала все время. Заниматься танцами приходилось на коньках, которыми пользуются одиночники, а они длиннее. Перейти же на танцевальные я не могла, мне же еще предстояло прыгать. Поэтому в некоторых танцевальных элементах я наступала себе на пятку и падала головой об лед. Прошло много лет, но еще долго парочка танцевальных шагов заставляли меня побаиваться последствий. Уж очень здорово я падала – наотмашь.