Почему женщины носят то, что они носят - Софи Вудворд Страница 13

упомянутых выше работ выбирали в качестве объекта исследования группы людей, эквивалентные племени в антропологическом понимании; поэтому они уделяли особое внимание замкнутым сообществам. В истории моды их место, как правило, занимали субкультуры (Cole 2000; Hebdige 1987). В последнее время, однако, исследователи моды склонны отказываться от эмпирического описания целостных социальных групп, поскольку даже субкультурные сообщества уже не представляются им внутренне однородными (Hodkinson 2002; Holland 2004; Muggleton 2000). Авторы, рассматривающие моду с антропологической (Hansen 2000) и географической (Gregson & Crewe 2003) точек зрения, полагают, что ее ценность не фиксирована и не стабильна; поэтому исследователи уделяют больше внимания ее территориальной динамике: распределению товаров на глобальном рынке (Hansen 2000), обороту магазинов подержанных вещей (Gregson & Crewe 2003) и даже перемещению одежды в пределах дома (Gregson & Beale 2004). Гардероб плотно встроен в базовые для домашнего хозяйства процессы уборки и сортировки, которые, в свою очередь, осуществляются в контексте семейных взаимоотношений. Когда одежда перемещается из магазина в дом, когда она носится или одалживается, ее смысл и ценность меняются. Проблема отсутствия стабильности и целостной, раз и навсегда заданной идентичности обсуждается в связи с модой в статье Э. Кларк и Д. Миллера (Clarke & Miller 2002); ученые описывают моду как источник беспокойства. В нем повинна не только мода как таковая, но и множество социальных ролей, которые каждый день приходится играть женщинам. Выбирая, что надеть, они сталкиваются с разнообразными опциями: выбирают шик, сексуальность или эксцентричность, обдумывают соответствие наряда собственному статусу, размышляют, что делать, если, например, ты женщина средних лет, бабушка или твое тело со временем изменилось. Эти противоречия, переживания и даже ограничения – лишь часть проблем, с которыми женщинам приходится ежедневно иметь дело, выбирая, что надеть. Чтобы их проанализировать, необходимо учитывать весь гардероб, имеющийся в распоряжении женщины, и, соответственно, все разнообразие идентичностей, или повседневных ролей, которые она играет или которые играла раньше.

Я использовала по большей части этнографические методы, прибегая к множеству разных приемов: подробное описание каждой вещи в гардеробе (включая информацию, извлекаемую из рассказов и воспоминаний его владелицы), полуструктурированные интервью, биографические данные, дневники одежды, а также наблюдение за тем, как женщины выбирают вещи из гардероба и как они их носят. В некоторых случаях я в буквальном смысле смотрела, как женщины подбирают наряды, как они разглядывают свое отражение в зеркале, и задавала им вопросы на протяжении всего процесса. Я составляла реестр вещей, где фиксировала их материальные характеристики, описывала (и фотографировала) разные детали, например ткань, стиль вещи, степень ее износа. Я также записывала комментарии владелиц по поводу каждой вещи: ощущения, которые вызывает ткань, соприкасаясь с кожей или в процессе движения, представления о совместимых и несовместимых расцветках, о том, подчеркивают ли наряды цвет глаз или волос хозяйки. Все это непосредственно обусловливало выбор того или иного костюма. Когда женщины решают, что надеть, сенсорные, тактильные и эстетические свойства одежды становятся очень важны. Взаимоотношения с гардеробом принципиально материальны, поэтому часто женщины не могут внятно объяснить, почему им нравится та или иная вещь. Вкусы формируются в течение долгого времени, и привязанность к определенным нарядам – результат сенсорных взаимодействий с ними. Женщины могут не отдавать себе отчета о причинах эмоционального отношения к вещам или не в состоянии вербализовать свои ощущения, поскольку подобные предпочтения – «история, ставшая натурой» (Bourdieu 1977: 78): когда наряд подходит, это кажется очевидным и естественным.

Я опиралась на «патологический» подход (Breward 2003: 64) к истории костюма, предполагающий тщательное документирование деталей кроя и конструкции вещи, а также физических следов ее износа и использования (Ginzburg 1988). Прорехи и потертости могут поведать историю брюк, которые носили до тех пор, пока те не развалились, а ценник, так и оставшийся не срезанным, может многое рассказать о коктейльном платье, надеть которое у женщины не хватило духу или не представилось случая. Историки костюма часто работают с музейными коллекциями, и исследовательские методы, к которым прибегают хранители, полезны для изучения современной моды; они позволяют компенсировать недостаток внимания к ее материальной природе, которым грешат многие академические исследования. Музейные кураторы имеют дело, в первую очередь, с материальными артефактами. Исследователи же современного костюма чаще работают с изображениями и текстовыми описаниями, и одежда в их глазах как будто утрачивает свои физические свойства. Я старалась сочетать внимание к материальной природе костюма с анализом практик ее ношения в широком реляционном и социальном контекстах.

Территориальный охват

В течение пятнадцати месяцев я проводила исследования в двух городах Великобритании – Лондоне и Ноттингеме. Они заметно различаются по размерам и численности населения: население Лондона превышает семь миллионов, а население Ноттингема составляет всего 266 988 человек (по данным переписи 2001 года). Для жителей обоих городов характерно этническое и экономическое разнообразие, которое заметнее в Лондоне, где население более мобильно: сюда приезжают не только иммигранты, но и люди из других городов Великобритании. Кроме того, Лондон – одна из модных столиц мира (Breward & Gilbert 2006); дважды в год здесь проходит одна из крупнейших недель моды. Лондон мифологизируется как средоточие экстравагантного новаторского стиля, источником которого считаются уличные рынки, такие как Камден и Портобелло. Мое исследование, однако, посвящено тому, как обычные женщины ежедневно выбирают себе одежду; и в этом контексте сходства между двумя городами важнее, чем их различия. У Ноттингема и Лондона, без сомнения, есть общие черты: в обоих городах есть улицы, где расположены главные сетевые магазины (имеющиеся в каждом городе Великобритании), а жители погружены в общий медийный контекст. Обитательницы Ноттингема и Лондона черпают знания о моде из одних и тех же журналов и телепередач и имеют сходные представления о сарториальной нормативности. Идеалы красоты, пропагандируемые модными изданиями и телевизионными программами, в равной степени занимают женщин в обоих городах.

Лондон и Ноттингем понимаются в этой книге и как физические пространства, и как информационные кластеры, то есть как особые локации, где сопрягаются воедино мода и ее многочисленные медийные ресурсы. Фильтром для них, в свою очередь, служат социальные категории, например этническая принадлежность и семейное воспитание информанток. Интерпретация образов, репрезентирующих идеалы красоты и сарториальные нормы, зависит также от социальных связей женщины и круга ее дружеского общения. Место жительства, гендерная и этническая принадлежность влияют на выбор гардероба, однако это влияние устроено сложно. Как замечает Ф. Антиас, невозможно считывать чью-то идентичность, просто зная, что человек, например, белый и принадлежит к среднему классу (Anthias 2005: 37). Характер влияния социальных структур на индивидуальную идентичность всегда зависит от того, как эти структуры взаимодействуют друг с другом. Антиас утверждает, что людей можно рассматривать в контексте тех или иных социальных