Б Никитины - Резервы здоровья наших детей Страница 16

Яблоко раздора

Первый ребенок почти всегда становится как бы пробным камнем педагогических воззрений всех взрослых, так или иначе связанных с малышом. Вокруг него чуть ли не с первого дня разгораются страсти и споры - как кормить, купать, держать, пеленать и т.д. и т.п. Самое грустное заключается в том, что каждый из старших спорящих, даже если он не вырастил ни одного ребенка, считает себя глубоким знатоком в деле воспитания, знает даже, как обращаться с самым маленьким, и бесконечно дает советы и указания. Или, поджав губы, молча осуждает все попытки молодых решить уйму проблем своими силами. А начинающие родители, не имеющие никакого опыта, но преисполненные самых благих намерений самостоятельно растить ребенка - конечно, современными способами! - не приемлют ни одного совета, не согласны ни с чьими мнениями. У них уже есть свое (иногда у каждого свое, что только ухудшает обстановку). Да, два "враждующих лагеря" вокруг колыбели - к сожалению, явление типичное. Не миновали его и мы.

Теперь, когда оглядываешься назад - в то трудное время постоянной нашей "войны" с окружающими, - многое видится иначе, многое хотелось бы вернуть и исправить, но это, к сожалению, невозможно. Зато возможно другое: предотвратить подобные ошибки у других.

Может быть, наш рассказ поможет это сделать хотя бы отчасти.

Почти три года мы жили в одном доме со своими родными. Вокруг наших сыновей (двухлетнего и шестимесячного) собрались шестеро взрослых: родители, две бабушки, дядя и тетя - люди все очень разные - из не поддающихся на влияние и уговоры. Атмосфера несогласия и напряжения воцарилась с самого начала: родные настороженно и, безусловно, отрицательно отнеслись ко всем нашим педагогическим начинаниям: необычной закалке, спортснарядам в комнате, разрешению ползать по всему дому и т.д. Их нежелание хотя бы отчасти вникнуть в то, почему мы так делаем, их предсказания страшного будущего наших детей, высказываемые с уверенностью прорицателей, - все это не могло не возбудить в нас протеста и стремления защитить себя от посягательств на наш суверенитет. К счастью, мы сами были во многом солидарны и действовали сообща, поддерживая друг друга. Это не исключало наших разногласий, но они, как правило, оставались между нами и не становились достоянием окружающих. В этом была наша сила - мы это чувствовали и дорожили своей солидарностью.

Но мы не догадывались о своей слабости, о том, что мы сами постоянно провоцировали новые недовольства и возмущения окружающих и вызывали на себя огонь их критики. Чем? Честное слово, сейчас стыдно писать об этом, но что было, то было: увлеченные своими педагогическими поисками и открытиями, мы фактически не считались с окружающими, с их мыслями, убеждениями, привычками, традициями, чувствами, наконец.

Не считались не потому, разумеется, что хотели кому-то сделать наперекор, а тем более назло - суетное и мелочное это чувство нам было чуждо с самого начала. А нас подозревали в желании выделиться, что называется, быть не как все добрые люди. Это, в свою очередь, тоже обижало нас. Но главная беда заключалась в том, что мы просто поступали так, как считали правильным и нужным, и не обращали внимания на то, как это отражается на жизни и самочувствии окружающих. Мы вдохновлялись мудрым изречением: "Иди своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно". Даже гордились тем, что способны идти прямо сквозь строй общественного мнения и общественных предрассудков.

Мы и сейчас этим гордимся. Хороши были бы мы, если бы вместо твердого курса избрали "виляние под влиянием" каждого встречного и поперечного. Тут речь о другом.

Совсем недавно мы наблюдали в электричке такую вот грустную сцену. В вагон, забитый до отказа, едва протиснулся отец с плачущим сынишкой лет четырех на руках.

- Хочу к бабушке, где бабушка? - повторял малыш снова и снова.

- Перестань реветь, - сурово выговаривал ему отец, - бабушка осталась, а мы едем домой.

- Хочу к бабушке, - безнадежно тянул мальчик, еще всхлипывая, но уже в основном переставая плакать. Отец не уловил этой перемены и, выйдя из терпения, поставил сынишку на пол.

- Будешь реветь - не возьму на руки.

Что тут началось! Мальчишка громко расплакался и начал вопить исступленно:

- К бабушке! К бабушке хочу!

Пассажиры, разумеется, встрепенулись: кто читал, бросил на самом интересном месте, кто говорил, оборвал речь на полуслове, кто дремал, очнулся... В ушах у всех звон стоял от резкого детского вопля:

- К ба-а-абушке-е-е!

Отец стоял, прислонившись к стене, и время от времени произносил как можно спокойнее и тверже (доставалось ему это нелегко):

- Кричишь? Ну кричи, кричи, а мы послушаем.

Стоявшие рядом пассажиры, в особенности, конечно, женщины, пытались унять малыша, заговаривали с ним, показывали что-то, многие предлагали отцу сесть у окна, отвлечь ребенка. Отец был непреклонен и от помощи отказывался:

- Пусть поорет, все равно по его не будет, и уговаривать его нечего.

Взбудораженный вагон между тем переживал случившееся: кто осуждал отца, кто продолжал утешать крикуна, кто советовал "наддать этому сорванцу как следует, чтобы знал на будущее", а одна пожилая женщина достала из сумочки валидол:

- Не могу я детского крика слышать, мне плохо делается...

Отец продолжал "воспитывать" сына еще минут пятнадцать, до самой Москвы, и на руки взял его, уже осипшего и изнемогшего, только когда выходил из вагона.

Мы взглянули друг на друга: жалко, мол, и отца и сына.

- А знаешь, кого он мне напомнил? - спросила я. - Ты только не обижайся - нас с тобой.

- Ну знаешь! У нас так ребята в вагонах ни разу не орали!

- В вагонах - да, а дома?

И мы вспомнили давнюю историю, которую описали в своей первой книжечке "Правы ли мы?", историю о том, как мы учили сына быть аккуратным и не дали ему чаю после того, как он опрокинул свою чашку. Больше часа продолжалось "сражение" между нами и двухлетним карапузом, окончившееся, разумеется, нашей победой, о чем мы с удовлетворением и написали так: "...когда за обедом и на следующий день мы видим, как Алеша предусмотрительно отодвигает от края стола стакан всякие сомнения пропадают: надо делать так, как мы делаем".

Мы тогда не замечали несоизмеримости этой победы с ценой, которая была за нее заплачена. Ладно уж, что сами мы были выбиты из колеи не только на час, но и гораздо дольше; главное, разболелась голова у бабушки, не мог работать за тонкой перегородкой дядя Володя, проснулся и расплакался шестимесячный малыш. Мы "воспитывали" сына за счет нервотрепки всех окружающих. И тем самым преподали ему один из самых вредных уроков: неважно, что переживают остальные, важно, что чувствую и делаю я.

Так, не желая того, мы возбуждали в сыне эгоистические чувства. И они не замедлили проявиться. Мы заметили, что старший не обращает никакого внимания на плач братишки - точь-в-точь как мы не обращали внимания на его собственный плач. Это нас насторожило и натолкнуло на размышления, сомнения. Мы стали понемногу выкарабкиваться из дебрей, куда попали по собственной недальновидности и неопытности.

Росли ребятишки, и мы видели, как важна для них хорошая, добросердечная обстановка в доме, теплое отношение окружающих между собой. Но как добиться этих теплых отношений, если каждый стоит на своем и не стесняется в выражениях?

Рецепт тут один: видимо, надо стараться понять переживания друг друга и щадить нервы близких людей. Так получается куда лучше - мы в этом убедились на собственном опыте. Вот только следить за собой бывает трудно, зато когда получится, бывает так приятно!

Опрокинутая чашка

Многда меня спрашивают, вспоминая историю с пролитым чаем:

- Ну а сейчас как бы вы поступили в описанной ситуации?

И я отвечаю: это зависит от многих обстоятельств.

Если это произошло от неловкости и невнимательности, а к тому же вызвало смущение и чувство вины у малыша - а так оно у нас тогда и получилось, - надо было бы посочувствовать ему:

- Вот досада-то! Вытер лужу? Ну садись, нальем еще. Только куда же чашку поставить, чтобы не свалить?

Если ребенок хотел отодвинуть чашку и вдруг ее опрокинул, а сам расстроился до слез, скорее всего мы бы его утешили, помогли вытереть лужу, налили чаю снова и поучили бы его отодвигать чашку, предоставив ему возможность самому попробовать, как лучше это сделать.

Возможно и такое: малыш уже совсем засыпает - из-за этого и все несчастье. Ну тогда лучше всего уложить его в постель, лужу вытереть и не вспоминать об этом больше, словно ничего и не было.

Ну а если наше чадо вдруг капризно потребует: "Не хочу чаю, хочу молока!", оттолкнет от себя чашку да при этом еще и губы надует, чувствуя себя правым (не то, видите ли, ему подали), то тут и рассердиться ве грех, и выставить из-за стола, и не дать ему больше ничего до следующей еды. Здесь уж дело не столько в чашке, сколько в его барском поведении, которого допускать просто нельзя.