Франсуаза Дольто - На стороне подростка Страница 23

Ребенок считался «неисправимым», потому что он не плакал. Заплачь он, закричи, зарыдай, тогда бы сказали: «Надо еще подержать его с недельку...» или «Нужно продолжать психотерапию, потом можно отправить его домой с предписанием интенсивного нас блюдения в ближайшем специальном учреждении». Но если он не плакал, значит, его нужно было куда-то определять.

Персонал не обучали и не готовили для приема подростков. Я вспоминаю одну мать, которая приехала навестить своего ребенка, содержащегося в одной из этих допотопных «больниц». Она приехала с термосом кофе, привезла горячим, чтобы дать сынишке. И ждала его со своим термосом. В комнате для консультаций мать хотела налить ребенку чашку кофе. И тут я услышала, как медицинские сестры стали насмехаться: «Нет, нет, ты посмотри на нее, она тоже слабоумная», а потом, после свидания, они шипели на ребенка: «Это ничто по сравнению с тем, какое огорчение ты принес своей матери!»

Времена меняются. Все-таки открыта специальная психиатрическая больница для подростков...

Да, больницы изменились, как и психиатрические клиники для взрослых. Пациентов больше не привязывают. Конечно, больница закрывается на ночь. Но в течение дня идет непрерывное проветривание. Есть приходящие воспитатели, есть психологи, которые по крайней мере раз в неделю проводят с пациентами личную беседу и связаны профессиональной тайной. Есть также специалисты по психомоторике и развитию речи, не считая обычной психотерапии и профессиональной ориентации. И потом, есть добровольцы, обучающие по школьной программе, или психологистажеры, хотя нельзя сказать, чтобы то и другое было бы очень эффективно... Однако целый день ребенок общается с разными людьми. Он не выходит из больницы, когда находится там на лечении. Но, будучи все время чем-то занят, он не обречен на безделье взаперти, как раньше.

Сейчас отдают себе отчет в том, что тем, кто находится в депрессивном состоянии, вмешательство психиатра может быть противопоказано, ибо при этом есть риск разрушить и без того хрупкую базу.

Все зависит от избранной методы. Когда, например, речь идет о психодрамах [Психодрама — одна из классических форм психотерапии XX века, созданная австрийским психиатром Дж. Л. Морено, эмигрировавшим в 1925г. в США. — Примеч. ред.], где больные должны играть какую-то роль, это совсем не действует разрушительно. А вот когда подросток оказывается один на один с психиатром в пассивной позиции, тогда риск есть.

Психиатры, как и все, подвержены неврозам, и в такой же степени. Они становятся «психами», потому что общество ждет от них репрессивного отношения к маргиналам. Возможно, они даже страдали в детстве от какой-нибудь «маргинальной» супружеской пары. Они «касаются» психоанализа в силу профессионального интереса, но, увы, свой собственный не доводят до конца. Они так и остаются между двумя стульями...

Не изменилась ли сегодня подготовка психиатров?

Нельзя принуждать психиатров заниматься анализом.

Посмотрите только на места заключения, которые все были заражены педерастией, и лучшие детские психиатры тоже становились там педерастами. У них к тому же есть рабы-дети (выступающие в роли учителей этих врачей), которые помогают лучше понять мир ребенка. Сами же психиатры тоже достаточно неустойчивы, потому что ими манипулируют дети-правонарушители. Как только такого правонарушителя застают врасплох, свободным от игры его желаний, он тут же начинает играть комедию, чтобы не поддаться отцу, которого для него представляет полицейский.

Подростков, которые совершили изнасилование, оставляют на свободе, потому что это не убийство.

Трое мальчиков тринадцати-четырнадцати лет регулярно насиловали свою одноклассницу тринадцати лет: в течение нескольких месяцев, дважды в неделю, когда она выходила из класса, они принуждали ее подчиниться насилию в подвале школы. Каким может быть будущее этих мальчиков? Какова может быть позиция судьи? Как объяснить такую ситуацию с точки зрения психоанализа?

Их нельзя рассматривать как «представителей рода человеческого». У них отсутствуют ограничители: они могут напасть, изнасиловать, убить. Они испытывают половое желание и идут у него на поводу, потому что для них нет предела, ограничения. Они не в состоянии усвоить, что другой человек, одного с ними пола или другого, обладает таким же человеческим достоинством. Это дети, у которых отсутствует чувство собственного достоинства. Они лишены твердой структуры.

Высшая мера наказания для малолетних

Согласно отчету 1987 года по международной амнистии, сведения о детях, содержавшихся в тюрьмах разных стран мира, таковы:

В США тридцать подростков осуждены на смертную казнь. Трое были казнены на электрическом стуле, в тех штатах, где смертная казнь не отменена. Это подростки, совершившие кровавые преступления.

Франсуаза Дольто: «Когда я думаю о таком наказании для молодого человека, как пожизненное заключение, я начинаю спрашивать себя: не лучше ли смерть? Нет ничего более ужасного, чем знать, что умрешь в тюрьме. В Соединенных Штатах отсутствует смягчение наказания».

В странах «третьего мира» детей сажают в тюрьму вместе с политическими узниками, обвиняя их в соучастии.

Франсуаза Дольто: «Это значит, что их обвиняют во имя обскурантистской концепции „коллективной ответственности" или берут их в заложники».

Такие дети не получили нравственного воспитания — светского воспитания в этом случае не хватает. Кто мог научить их, что половой акт не может быть совершен, если другая сторона на него не согласна? Если бы дети заранее были предупреждены, что нельзя давать волю своим инстинктам...

Вместо воспитательных мер, которые научили бы уважать себя и другого, используют меры репрессивные. Детей не учат, что заниматься любовью прекрасно, что сами они родились в результате продуманного поступка, от оплодотворенных объятий.

Воспитание — это воспитание любви, «уважения к другому, уважения к себе». В этом смысл отношений двух субъектов, соединяющихся в Желании.

Детей заставляют поглощать знания и лишают при этом опыта, который позволил бы им включить эти знания в сокровищницу мировой культуры.

Вы были свидетельницей эволюции знаний и клинических наблюдений за отклонениями в поведении подростков. Если по достижении десяти лет дети еще не обрели самостоятельности, подобная ситуация заблокированности располагает к появлению некоторых расстройств. Каковы признаки подобных изменений, начиная с того момента, когда дети не смогли обрести необходимую самостоятельность?

Они выявляются в момент пубертата, во время вхождения в латентную фазу, когда не реализован эдипов комплекс, то есть когда подростки, стимулируемые пубертатом, с одной стороны, фиксируются на матери или сестре, из ненависти, из враждебности к отцу, а с другой, сами того не зная, находятся в состоянии поиска гомосексуальной зависимости, зависимости от кого-то, кто мог бы сыграть роль отца. Порой у них возникают такие отношения с учителем. Вместо того чтобы развивать свою самостоятельность, они фиксируются на роли усердного ученика, что является невыраженной гомосексуальной тенденцией. Если в девятнадцать-двадцать лет они одобряют поведение гомосексуалистов, которые публично афишируют свои отношения, они со всей определенностью принимают их сторону. Но если их Я, соответствующее этому возрасту, вступает в конфликт со сверх-Я прежних лет в отношении к гомосексуализму, может возникнуть невроз неприятия общества, даже тех культурных ценностей, которые имеются в их распоряжении.

В семьях, где только один ребенок или двое детей, но с большой разницей в возрасте, то есть где двое единственных детей, и возникают конфликты с матерью и отцом — не увлекают ли такие дети супружескую пару на путь еще большего разлада?

К этому часто приходят пары, которые должны были распасться раньше. Если подросток, разобщив родителей, вносит еще большую конфликтность в их отношения, смута возвращается к нему и еще более усиливает его собственный невроз. Это порочный круг. Случается, что подросток, особенно если он единственный ребенок в семье или слишком ранимый, недостаточно защищенный, может заставить разногласия вспыхнуть с новой силой. В такой момент все будет зависеть и от родителей, и от него самого... Подыграть в такой ситуации он мало чем может, он тоже ее жертва.

Это перемещение эдипова кризиса на то время, когда все в семье уже взрослые. Ребенок, который не воспринял запрет кровосмешения, охвачен пылкой любовью к отцу, но против дуэта матери с сестрой. Агрессивность, которую он испытывает по отношению к отцу, суть агрессивность физического воздействия, это не генитальная, не сексуальная агрессивность, он пытается сделать из отца своего сообщника или стать его сообщником. Однако злоба уменьшается, если происходит рукопашная с отцом или братьями. Такой подросток становится палачом своей семьи. Сейчас есть немало родителей, которые являются жертвами своих детей-палачей...