История привлекательности. История телесной красоты от Ренессанса до наших дней - Жорж Вигарелло Страница 37

Еще в начале XIX века наука и техника позволили уточнить представления об анатомическом строении человека, хотя на практике эти достижения использовались мало. Появилось новое слово «стояние» (station), под ним физиологи и врачи понимали положение тела в пространстве за счет удерживающих это положение рычагов855. Этот новый термин описывает взаимодействие сил в теле человека: динамическую работу мускулов, сбалансированную систему распределения напряжений в теле (наличие подобных сил предполагали еще Просветители). Со «стоянием» связано не только убеждение, что для активного движения тела нужно эффективно задействовать его моторные функции, но и попытки ученых определить место человека среди животных: сравнить между собой виды, выделить «особенности строения каждого вида»856, изучить, как происходило «распрямление» тела у животных. Все это открывает новые возможности перед «морфологией», ставшей «наукой об изменяющихся формах»857. Теперь стоящего человека образно представляют как «длинный рычаг, сохраняющий равновесие за счет постоянного напряжения мышц»858. Считается, что вертикальное положение тела обеспечивается за счет напряжения ног, натяжения поясницы, распрямления спины, «работы мышц абдоминальных и идущих от живота к тазу»859: эти мышцы Кювье860 считал немаловажными для сохранения вертикального положения, а Ришеран861 указывал на чрезмерно «выступающий живот» как на помеху «прямохождению»862.

В начале XIX века новые трактаты по гимнастике снабжались иллюстрациями, изображающими выступающую вперед грудную клетку, ровные плечи, подтянутый живот, – демонстрируя читателям нормальную осанку корпуса863. В физической культуре, польза которой больше не ставится под сомнение, на первый план выдвигается грамотная работа с телом: впервые отдельно описывается каждый мускул, определяются направления движений тела и то, какое воздействие эти движения оказывают на тело. Впервые разрабатываются упражнения для локальных зон, упражнения на каждую группу мышц, направленные на коррекцию положения головы, стоп, других частей тела. Иными словами, фигура в дополнение к эстетическим критериям приобретает характеристики силы и тонуса. В начале XIX века гимнастика была широко представлена на гравюрах и в трактатах о красоте, хотя в реальности практиковалась редко: лишь к 1840 году в качестве эксперимента физическая нагрузка была введена в некоторых пансионатах для девушек864, для чего, в частности, Клиасом865 был разработан специальный комплекс упражнений под названием «каллистения»866,867; это название подчеркивало эстетическую направленность занятий. Тогда же была изобретена первая гимнастика для лица: в 1840‐е годы Шарлемань Дефонтенэ868 разработал сложное устройство, позволяющее задействовать различные части лица при помощи липких волокон «клейкой тафты». Этот эластичный материал позволял придать плоти и мышцам лица желаемые формы. Таким образом, наряду с каллистенией стала практиковаться и «каллипластия»869.

Парижанка, «активная» женщина

На одежду и силуэты начала XIX века еще более значительное влияние оказал тот факт, что женщина – как в теории, так и на практике – стала свободнее. Наглядным примером тому служит образ парижанки, ставший объектом бесчисленных дискуссий и размышлений. Этот новый персонаж был принят за образец и воспринимался как «носитель цивилизации»870. Парижанка умеет быть легкой, уверенной в себе, притягивать завистливые взгляды провинциалок, превращая город в ослепительную мечту. В образе парижанки символически выразилось изменение статуса столицы: превосходство столицы над провинцией больше не связывают с приближенностью к королю, престольный город не воспринимается как государево око или место скопления аристократов, теперь превосходство столицы связывают с политической инициативой и тем бурлением жизни, которое создается за счет непосредственной близости к власти871. Как следствие, изменяются людские чаяния. Жюльен Сорель, например, убежден, что самые красивые женщины находятся в Париже, и мечтает «о том, как его будут представлять парижским красавицам, как он сумеет привлечь их внимание каким-нибудь необычайным поступком»872. По мнению Бальзака, ст олица порождает создания изобретательные и привлекательные, тогда как в провинции женщина «от скуки теряет красоту»873. Культурный горизонт сместился. Париж начала XIX века, с его растущим в геометрической прогрессии населением, одержавший победу над контрреволюционной провинцией и создавший условия для формирования самых разнообразных групп, становится центром, где принимаются важнейшие экономические и социальные решения, средоточием красоты и интеллекта: «город – свет»874, город – идеал, город – красавец875.

Все эти изменения проявляются во внешнем облике жителей столицы и провинции: с одной стороны, легкость и активность, с другой – тяжеловесность и апатичность. Парижанка привлекает внимание своей подвижностью и раскованностью, своей непохожестью на вялых провинциалок: «Ловкость и гибкость – вот первые два ее преимущества»876. Главной приметой ее образа877 становится походка, будоражащая воображение и позволяющая угадать изгибы фигуры, покачивающая кружево, вызывающая «заманчивые колыхания под длинными шелковыми одеждами»878. «Гений походки»879 – уникальная880 и в высшей степени парижская характеристика. Парижанка заявляет о себе тем, как она ставит ногу при ходьбе. Она «гордится своими ногами, как солдат шпагой»881. К оживленному ритму города парижанки приспособились, повысив свою мобильность. Они добились превосходства, выработав особую манеру ходить, сделав походку летящей: она стала способом активной демонстрирации телесной красоты.

Однако походкой дело не ограничивается. В основу красоты активной, подвижной, жаждущей физических упражнений и деятельности истинная парижанка – парижанка 1830 года, «светская львица» – намерена заложить идею равенства полов. Например, мадам Дюренель, светская львица, фигурирующая в одном из очерков альманаха «Французы, нарисованные ими самими», вовсе не требует «всех прав и привилегий, которыми законы и обычаи наделили мужчину»882, она требует равенства в том, что традиционно считалось непозволительным для представительниц ее пола: ей необходима непринужденность в поведении и свобода самовыражения, чтобы разделить с «элегантным мужчиной его удовольствия, привычки, манеры, заботы, причуды, нелепости и красоту»883. Она с энтузиазмом берется за новые занятия: стрельбу, фехтование, скачки в лесу, уроки в школе плавания, регулярное чтение газет. Она намерена расширить ограниченный круг женской деятельности, будучи уверена, что новые упражнения позволяет ей «и приятно провести время, и развить изящество движений и телесную красоту»884. При этом на данном этапе поведение и одежда женщин остаются прежними.

Разумеется, деятельность эта носила преимущественно условный характер. О перечисленных занятиях больше рассуждают и мечтают, чем практикуют их. Они не нарушают образа декоративной, «непродуктивной» женственности, а лишь подтверждают, что ожидание культурных сдвигов, которые позволили бы изменить статус женщины, соседствуют с фактическим отсутствием у женщины каких-либо прав «в связи с половой принадлежностью»: