Франсуаза Дольто - На стороне подростка Страница 4

Когда у подростка появляются собственные мысли и он вмешивается в разговор взрослых, они тут же готовы поставить его на место, тогда как им следовало бы дать ему возможность высказаться.

Именно в этот момент ему необходимо укрепить веру в себя. Преподаватели представляются наиболее подходящими людьми, чтобы принять эстафету.

Это касается не только школьных учителей, но и спортивных тренеров, преподавателей в школах искусств. Они-то уж должны выслушивать ребенка, интересоваться его мнением о каком-нибудь поединке, о спортивном матче или о выставке. Причем право высказываться должны иметь не только те, кто уже завоевал прочный авторитет, но и те, у кого есть свое мнение, но они держат его при себе. Стоит подбодрить таких подростков: «Ты ничего не говоришь, но ведь у тебя есть собственное мнение, я видел, как внимательно ты смотрел этот матч, у тебя сложилось мнение о каждом из игроков». Подросток, к которому обращаются таким образом, убеждается в том, что не обязательно быть самым активным, его мнение тоже что-то значит для учителя, и это может спасти мальчика, который у себя в семье подавляем родительской волей.

Это хрупкий возраст, но в то же время замечательный, поскольку подросток реагирует на все хорошее, что для него делается. Правда, подростки не демонстрируют эту реакцию сразу. Воспитателю бывает немного обидно, если он не видит никакого эффекта тут же, непосредственно. Я не рекомендую взрослым излишне настаивать. Я только говорю, и неоднократно, всем тем, кто учит детей и порой чувствует себя бессильным: старайтесь поднять их в собственных глазах, продолжайте делать это, даже если кажется, что вы, как говорится, «ломитесь в закрытую дверь». Когда их несколько человек, они старшего ни в грош не ставят, но, когда они оказываются с учителем один на один, мнение того становится для них чрезвычайно важным. Надо уметь «держать удар», имея в виду следующее соображение: как взрослый человек я потерпел поражение, но то, что я сказал, поможет им и поддержит их.

Значит, одиннадцать лет — это действительно возраст максимальной ранимости?

Да, от одиннадцати до тринадцати лет: они легко краснеют, закрывают лицо волосами, делают нелепые движения, пытаясь скрыть свою застенчивость, свой стыд, а может статься, пытаются скрыть тяжелую душевную рану, которая грозит остаться неизлечимой.

Пубертатный период является наивысшей точкой этого критического состояния?

Это трудное время, момент подготовки к первому любовному опыту. Подросток чувствует, что есть риск, он желает любви и одновременно боится ее. Но сегодняшний день весьма велика необходимость проведения широких дебатов по этому вопросу, нечего составлять пухлые досье о количестве самоубийств или поведении самоубийц... В конце концов встает главная проблема: «Что является кульминационным моментом в жизни подростка — первый сексуальный опыт или опыт смерти?» Я имею в виду столкновение с риском, опасностью или нежелание жить...

Думаю, эти два момента неразделимы. Потому что именно риск первого любовного опыта расценивается как умирание детства. Смерть одного из периодов жизни. И уход его, которой влечет вас за собой и подавляет вас так же, как это бывает в любви, и составляет главную опасность этого кульминационного момента, перехода, необходимого для осознания себя гражданином, несущим ответственность, причем перехода неизбежного.

В нашем обществе юные существа лишены какой бы то ни было поддержки при этом переходе, потому что не существует никаких ритуалов, означающих вступление в период перелома. Коллективные инициации предлагались детям приблизительно одного и того же возраста, далеко не каждый из которых был зрелым настолько, чтобы инициация произвела в нем качественное изменение, но это было важное событие, и общество воспринимало этих подростков как инициированных, как преодолевших, что позволяло считать их с этого момента юношами. Готовы ли они к этому внутренне или не готовы, взрослые воспринимают их как имеющих право быть таковыми. Предоставленные же самим себе, нынешние юноши и девушки не имеют того, кто перевел бы их с одного берега на другой всех вместе; они сами себе должны давать право на этот переход. Это побуждает их к рискованным поступкам.

Африка и Океания предлагают этнологам широчайший выбор обрядов инициации и взросления. Было бы интересно рассказать, какие решения принимали общества древних, чтобы помочь преодолеть период мутации, который является смертью детства.

Но прежде чем сравнивать позиции общества по отношению к данной проблеме на протяжении истории человечества или объяснять, каким образом, в одиночку или группами, сегодняшние подростки встречаются с реальностью, попытаемся представить, что происходит в душе каждого индивидуума, выявить, что же именно делает из ребенка подростка.

Основной фактор, который указывает на то, что переломный момент между детством и отрочеством наступил, — это способность отделять воображаемую Жизнь от реальной, грезы от реальных отношений.

По прошествии периода, называемого эдиповым, у мальчика, влюбленного в свою мать, пламя ревности к отцу-сопернику, в котором он в лучшем случае видит объект восхищения, гаснет, ребенок входит в возрастной период, который мы называем латентным [Латентный период развития (по 3. Фрейду)—период, когда психосексуальное развитие протекает по преимуществу скрыто, неявно. Это период от упадка детской сексуальности (на пятом или шестом году жизни) до наступления половой зрелости. — Примеч. ред.].

Понимая, что он всего-навсего ребенок, он уходит в себя в ожидании будущего. Это вовсе не исключает проявлении скрытой сексуальности, но он отдает себе отчет, что объект его любви может быть только за пределами его семьи; итак, в благополучном случае ребенок конца эдипова периода, то есть восьми-девяти лет, сохраняет огромную идеализированную нежность к матери и к отцу тоже, однако со смешанным чувством и доверия, и страха, что он отступает от тех правил, которые отец велит ему выполнять, это не правила, продиктованные самим отцом, но те, которым следует отец, подавая ребенку пример их исполнения.

В отце ребенок видит и гаранта исполнения этих правил, и беспримерное свидетельство обуздывания своих порывов.

В любом случае к одиннадцати годам дают о себе знать предвестники сексуальной функции, которые в значительной степени состоят из воображаемых компонентов до тех пор, пока в эту игру не вступило тело, — это соотносится с первыми непроизвольными семяизвержениями у мальчиков и наступлением менструаций у девочек. Но еще до того, как заговорит тело, можно отметить, что мальчик или девочка психологически готовятся к этому периоду, будучи охвачены физической лихорадкой воображаемой любви к каким-нибудь образцам для подражания, которых сейчас фаны называют идолами и которые пришли на смену вчерашним героям. Эта идоломания идет из Соединенных Штатов. Герои и идолы выполняют роли партнеров по играм, где воображаемое подменяет реальность.

Значит, на пороге отрочества начинается вторая воображаемая жизнь?

Первая воображаемая жизнь, которая начинается в три-четыре года, связана с людьми, наиболее близкими ребенку, то есть с отцом, матерью, братьями и сестрами, близким семейным окружением. В остальном его отношения с внешним миром основываются на том, что о нем говорят взрослые, напрямую внешний мир его не интересует, если только не происходит каких-то грандиозных событий вроде вражеского нашествия или войны, которые ребенком воспринимаются прежде всего как источник мучений для родителей. В обществе же относительно стабильном восприятие внешнего мира полностью исчерпывается семейными интересами ребенка и тем, как его семья реагирует на общество, тем, какие лозунги выдвигает отец. Обычно дети согласны с мнением отца и с его политическим выбором. Когда у родителей возникают разногласия, ребенок испытывает огромные трудности, пытаясь мыслить самостоятельно, но он об этом молчит примерно до одиннадцатилетнего возраста. К этому времени назревшие противоречия требуют разрешения: во второй воображаемой жизни объектами детского интереса, который выходит за рамки семейных, то есть объектами, которые должны подготовить ребенка к реальной жизни, все равно продолжают быть родители — в виде точки отсчета... Отец, которого не любят, потому что он развелся с матерью, или мать, у которой всегда плохое настроение, потому что отец постоянно перечит или бросает обвинения ей в спину, или бабушка со стороны отца, которую ребенок не любит, потому что она не любит невестку, — конфликтные отношения, которые вторгаются в воображаемую жизнь ребенка девяти — одиннадцати лет, проявляются только в одиннадцатилетнем возрасте как результат продолжительного воздействия несовпадения реального и воображаемого. Но если все идет хорошо, если в семье нет никакого разлада, ребенок свободен в своем воображаемом мире, — его домашние не попадают в качестве образцов для подражания в тот город, который он создал в своем воображении. Эти образцы существуют для него во внешнем мире. Он расценивает свою семью как пристанище и ценит ее очень высоко, но при этом он не чувствует, что играет в ней сколько-нибудь значительную роль, и ищет пути самоутверждения в окружающем обществе. Вся его энергия уходит на общение со школьными товарищами, с товарищами по секции или же на какое-нибудь занятие, а также на жизнь воображаемую, пишу для которой могут давать телевидение, чтение или игры, которые он изобретает. Вот что происходит в предпу-бертатный период, когда воображаемая жизнь ребенка «уходит» из семьи и перемещается во внешний мир. Когда наступает отрочество, именно тогда этот воображаемый внешний мир побуждает ребенка заявить о том, что он покидает свой семейный мир. Ему хочется самому ощутить, если можно так выразиться, то несоответствие между воображаемым и реальностью и самому войти в те социальные группы, о которых он много чего напридумывал, но чье существование подтверждается окружающими. Он тянется к компаниям юношей старше себя, где стремится стать «своим». Таким образом, выйдя из семьи и смешавшись с соответствующей социальной группой, которая в этот момент играет для него роль поддержки вне семьи, он входит в отрочество.