Колин Харрисон - Электрические тела Страница 40

– Мне очень жаль, – сказал я, пораженный его заботой о моей безопасности.

– А! – Гектор махнул рукой. – Это просто одна из... Ну, ладно. Эта штука, – он указал на машину, – тяжелее, но ход у нее плавный. Если поднять окна, то ни хрена не услышишь.

Я выехал на влажную и жаркую Пятую авеню. Дождь прекратился, и ветер с залива начал подсушивать улицы и крыши машин. Мы ехали мимо приземистых двухэтажных кирпичных домов, мимо старух итальянок, сидящих на своих низких крылечках на газетах, водя языком по вставным зубам и наблюдая за улицей. Потом я свернул на Четвертую авеню, эту безумную автостраду, которая проходит через Южный Бруклин как изогнутая длинная игла. Мы проехали двадцать или тридцать кварталов, скользя между стенами, исписанными граффити. С грузовика рядом со складом продавали виноград в деревянных ящиках.

– Будут делать вино. Эти старые итальяшки почти все сами делают вино, – прокомментировал Гектор, глядя в сторону. Казалось, что яркие черные глаза устремлены в самые глубины его мыслей, лицо было спокойным – он не ожидал неприятностей. И вдруг я увидел его таким, каким он был раньше, – молодое лицо, милое и наивное, которое, несомненно, любила Долорес.

А потом он повернулся ко мне и снова приступил к работе – продаже подержанного «Кадиллака» со вспоротым задним сиденьем.

– Ну, нравится? – рявкнул он с дружелюбной агрессивностью. – Плавный ход, правда?

– Ага.

Мы ехали дальше. Я начал кружить по узким Сороковым улицам, где приходилось следить, чтобы не ударить ребятишек или мужчин, ковыряющихся в своих машинах под громкие звуки радио, работающего от аккумулятора или от удлинителя, вытянутого из дома. Мужчины под машинами с гаечными ключами и пивом. Опять граффити, пестрыми петлями и зигзагами протянувшиеся по стенам. Типичный бруклинский квартал: газетный киоск, парикмахерская, магазин игрушек, винный погребок, видеомагазин. И в большинстве из них Корпорация так или иначе делала деньги – даже в парикмахерской, чьи клиенты потом смогут купить кассеты с мелодиями, услышанными во время стрижки, песни, записанные исполнителями в различных музыкальных подразделениях Корпорации. Выехав на Восьмую авеню, я заглянул в какие-то китайские мастерские, где десятки женщин работали при свете люминесцентных ламп за швейными машинами рядом с горами лоскутов. Рабский труд. Почему классовые различия кажутся всем столь извращенно привлекательными? Бедные, конечно, изучают богатых, в нашей культуре этого избежать невозможно, но богатые, зажиточные и «средний класс» тоже изучают бедных, пусть просто ради утешения или из болезненного любопытства. Всевозможные публикации Корпорации содержат бесконечные статьи о бедных, что они склонны к насилию, насколько чаще умирают их младенцы и как оружие и наркотики стремительно уничтожают их, – полный набор. Ну и вот я здесь. Люди выглядят не так уж плохо. На улице не чувствуется такой напряженности, как в Манхэттене. Они кажутся спокойнее тех, с кем я знаком.

– Сейчас трудно заработать приличные деньги, – подумал я вслух.

– Парень, я тебя понял. Я это знаю. Мужик, которому принадлежит магазин, чертов гвинеец, ни черта не платит, – отозвался Гектор. – Мне и нужно-то всего несколько цифр, правильных цифр. Как-то угадал четыре и выиграл пятьдесят семь баксов. А я хочу выиграть миллион. Скажу тебе прямо. Верну жену, позабочусь обо всех, остальное вложу.

– Вот как?

– Вот так. Куплю в хорошем районе прачечную и завезу туда китайцев. – Он засмеялся. – И поручу мамке ими командовать. У меня один раз было свое дело, полы стелил. Но эта гребаная мафия меня прижала. Ненавижу этих ублюдков. Ага, здесь направо, и поедем обратно. Хорошо идет, правда? Нет, моя мамка не знает, что я играю в лотерею. Я часто играю, но это же не азартная игра. Но мне снилось, что я выигрываю. У меня получалось, понимаешь?

Я посмеялся вместе с ним, надеясь, что кажусь спокойным. Мы проехали мимо стены, где согнувшись, лицом к кирпичной кладке, стоял подросток, а три других парнишки по очереди кидали ему в зад резиновый мяч.

– Что это? – спросил я.

– Это? – переспросил Гектор. – Это «пуки». Знаете пуки? Он проиграл в гандбол, и теперь они пытаются попасть ему в задницу.

Мы поехали дальше.

– Видите те четыре двери гаража? – указал Гектор. – Зеленые.

Это оказался неприметный склад с опускающимися дверями. Возле него никого не было.

– Кажется, он закрыт.

– В нем машин на миллион баксов. «Мерседесы», «лексусы», «БМВ». Машины из Джерси, Коннектикута, Лонг-Айленда... – Он повернулся, проверяя мою реакцию. – Краденые. Тут им перебивают заводские номера. Эти двери почти всегда закрыты, кроме примерно с трех до трех тридцати утра. Иногда машины увозят куда-то на корабле.

– Тут крутятся серьезные деньги, – заметил я. – Большие деньги.

– Ага. Я усвоил, что с большими деньгами лучше не связываться.

– О?

– Ага, но это другая история.

Машина проехала еще квартал.

– По правде говоря, парень, я упустил шанс поиметь большие деньги, – продолжил Гектор доверительным тоном, продолжая смотреть вперед. – Я мог их иметь.

– Как?

Он улыбнулся, как мне показалось, с искренней грустью. Я вдруг с изумлением понял, что он мне нравится.

– Я был в армии, парень. На юге, в Джорджии. Я пошел туда, понимаешь, чтобы заработать на институт, хотел учиться на компьютерщика. Один парень ударил меня ножом, а я не подал на него в суд. А мог подать, и все такое.

Я намеренно попал на несколько красных сигналов светофора, чтобы продлить разговор. По моей просьбе Гектор поведал свою историю, периодически прикладываясь к небольшой фляжке, которую он извлек из кармана пиджака. В Джорджии, в первые недели начальной подготовки на военной базе, название которой он успел забыть, Гектор и еще один новобранец, местный парень, подрались у склада. Его противник вытащил из заднего кармана брюк длинный нож для рыбы и попытался ударить Гектора в сердце. У одного из светофоров он продемонстрировал мне, как пригнулся и вскинул руку, чтобы защититься, и нож для рыбы – плохое оружие для прямого удара – соскользнул с подушечки большого пальца Гектора и застрял во внутренней стороне запястья. Острое зубчатое лезвие, которым обычно перепиливают хребет тридцатифутовым желтохвостым тунцам, перерезало Гектору сухожилия и артерии на запястье под кистью. Кровотечение было очень сильным, и, когда он очнулся, армейский хирург рассказал ему о возможностях микрохирургии.

– Я мог подать на них в суд, но я был молод и глуп. Это произошло между двумя парнями, а не между мной и армией. Мне сказали, что я могу вылечить руку и уволиться из армии, если захочу, потому что я пробыл там всего две недели. И я ушел.

– И как она работает? – спросил я, думая о том, что прокладка кабеля – это физический труд.

– Суди сам.

Он стремительно протянул руку, захватил мою чуть выше локтя и на секунду стиснул.

– Господи! – Мне было немного больно. – С этим все в порядке.

Я был потрясен тем, что он до меня дотронулся. Казалось, это доказывало, что мы связаны тем, что его жена и ребенок спят под моей крышей.

– Угу, – продолжил Гектор, потирая руки. – Я получал чек каждый месяц. Не слишком крупный, понимаешь, просто небольшая сумма, которую я всегда отдавал мамке. А потом пришла бумага – и денег больше не присылали.

Я покрутил ручку настройки, проверяя, работает ли радио. Шел репортаж бейсбольного матча. Я послушал минуту, а потом мне пришла в голову идея.

– Та игра в офисе шла по кабельному? – спросил я невинно.

– Ты имеешь в виду телевизор в фургоне?

– Ага.

– Нет, это простая станция, – ответил Гектор.

– Я подумывал, не установить ли его. Кабель. Похоже, сейчас он уже у всех есть.

– Стоило бы. Он вполне приличный.

– Но приходится покупать сразу много каналов, так?

– Но они хорошие, – сказал Гектор. – Получаешь «Синемакс», канал «Диснея», «Хоум бокс оффис», спортивный канал и Си-эн-эн, который лично я никогда не смотрю, и еще кучу всего. А в Манхэттене есть еще канал «Джей», там девчонки вытворяют всякие гадости. – Гектор захохотал. – Знаешь, я тут на днях его включил, а там беременная девка лежит на спине, а какой-то парень на нее ссыт. А потом она называет номер, по которому с ней можно поговорить. Видно было только, как ей на лицо льется, понимаешь? Настоящая хрень. Я устанавливаю линии.

– Кабельные линии?

– Точно.

– Правда?

– Угу, протягиваю их в дома.

– И как работа?

Он пожал плечами:

– Работы хватает, обычно получаю пару заказов в день. Но нас покупают корейцы.

– Ого, – неопределенно отозвался я. – А я и не знал.

– Всю гребаную контору. – Гектор с отвращением сплюнул в окно. – Корейцы. У нас в профсоюзе парни знают все, что там делается. Они видели все главные документы, говорят нам, что происходит, понимаешь, о чем я? Кажется, это Северная Корея или что-то в этом роде. Скупят все на хрен. Хотел бы я посмотреть, как они попробуют подключить долбаный многоквартирный дом. Скачешь по нему целый день, как чертова обезьяна. А жильцы пытаются стащить у тебя инструменты и прочее дерьмо. Неправильно это.