Fashionopolis. Цена быстрой моды и будущее одежды - Дана Томас Страница 45

щеголеватым из битлов, а мать культивировала крутую эстетику жены рок-звезды, – и Стелла часами рисовала наряды. Подростком она сконструировала куртку из искусственной замши – первый предмет одежды, придуманный и созданный ею. Очевидно, это было предзнаменование. В пятнадцать, в 1987 г., она устроилась в парижскую студию французского дизайнера Кристиана Лакруа, готовившего дебютную коллекцию от кутюр для нового бренда своего имени. Позднее она поработала у лондонского дизайнера Бетти Джексон и в британском Vogue.

В 1992 г. поступила в бакалавриат по специальности «фэшн-дизайн» в Центральный колледж искусств и дизайна Св. Мартина в Лондоне, альма-матер Джона Гальяно и Александра Маккуина. Сочтя программу слишком теоретической, пошла стажироваться к Эдварду Секстону, портному ее отца из компании индивидуального пошива Savile Row, – эта подготовка до сих пор видна в ее работе: крой костюмов Стеллы Маккартни – среди лучших в мире моды.

Вскоре после дипломного показа в 1995 г., в котором бесплатно участвовали Ясмин Ле Бон, Наоми Кэмпбелл и Кейт Мосс, Маккартни основала маленькую компанию в Лондоне и прославилась романтическими платьями-комбинациями из старинного шелка и кружева, которые она находила на блошином рынке на Портобелло-роуд.

– Значит, в сущности, твои первые коллекции отвечали принципам устойчивого развития, – сказала я.

– Совершенно верно, – ответила она.

Года через два к Маккартни обратились владельцы французского бренда элитной готовой одежды Chloé в Париже с предложением заменить Карла Лагерфельда, покидающего пост их дизайнера (он сохранит свои позиции в Chanel и Fendi). Она хорошо знала этот модный дом: «Моя мама носила Chloé в семидесятых, и их вещи были повсюду в доме», – сказала она мне тогда[389].

На первой встрече с руководителями Chloé Маккартни выдвинула свои ключевые требования к дизайну: никакой кожи, никакого меха. Никогда.

«Как хотите: да – да, нет – нет, – заявила она. – Это не вопрос выбора».

Вспоминая этот момент, она посмотрела на меня, взгляд ее аквамариновых глаз был предельно серьезен. «Стальная Стелла»[390], как ее называют, безусловно, женщина, верная своим убеждениям.

После некоторых колебаний в конце концов они сдались.

В апреле 1997 г., когда соглашение было подписано и обнародовано, двадцатипятилетняя Стелла Маккартни восторженно прокричала репортерам: «Вау! Я получила должность Карла Лагерфельда!» Очень многие в мире моды думали о том же, хотя и со скепсисом, брюзжа, что ей удалось это благодаря отцу, а не собственному таланту. Лагерфельд, отвечая журналистам, отрезал: «Думаю, им понадобилось великое имя. И они его получили – но в музыке, а не в моде»[391].

Своим первым шоу, посвященным больной на тот момент матери и поставленным в том же здании Парижской оперы в октябре 1997 г., Маккартни опровергла эти сомнения[392]. Сьюзи Менкеc, в то время фэшн-критик International Herald Tribune, написала: «Хотя она шла по следам великого Карла Лагерфельда в лучшие годы Chloé, Маккартни мудро поставила простое, без лишних претензий, шоу, насыщенное маленькими прелестями: легкими, как вуаль, платьями, тонкими принтованными блузами с летящими рукавами в стиле “детей цветов”, просторными платьями из скользящих тканей, всегда с интересными деталями… Это была прекрасная первая попытка». Доун Мелло, бывший тогда президентом Bergdorf Goodman, назвал коллекцию «абсолютным совершенством».

Вскоре Маккартни одевала таких знаменитостей, как Гвинет Пэлтроу, Кейт Хадсон, Николь Кидман и Мадонна; последняя предстала в сексуальных костюмных брюках с низкой посадкой и блестящим ремнем от Chloé в своем видеоклипе “Ray of Light”. Бренд Chloé стал занимать больше торговых площадей в универмагах, и продажи взлетели.

«То, что сделала Стелла, должно было удивить всех очень, очень быстрым развитием ее собственного стиля, – полагает главный редактор американского Vogue Анна Винтур. – Практически так же она одевается сама, и ее присутствие можно ощутить во всех ее коллекциях. У нас очень мало женщин-дизайнеров, по-настоящему важных в области моды, и просто великолепно, что такой человек, как Стелла, вливается в наши ряды. Она заставила многих очень молодых, очень привлекательных девушек захотеть купить эти вещи»[393].

Однако ее политика полного отказа от кожи и меха навлекла на себя огонь. Критики указывали, что искусственная замша, значительная часть которой делается из нефти, наносит больший урон планете, чем натуральная.

«Вранье! – заявила Маккартни. – Животноводческое производство – одна из главных причин… глобального потепления, истощения земель, загрязнения воздуха и воды и утраты биоразнообразия»[394], – парировала она; при этом больше 50 млн животных разводят и забивают ежегодно только для того, чтобы изготавливать сумки и обувь[395]. Традиционно при выделке кожи используют тяжелые металлы, в частности хром, что приводит к появлению токсичных для человека отходов[396]. «Дубильни являются главными загрязнителями в спиcке Superfund[397] Агентства по охране окружающей среды – федеральной программы, призванной гарантировать очищение загрязненных промышленных площадок», – продолжала она. До сих пор около 90 % всей кожи дубится с использованием хрома[398].

«Убивать животных – самое деструктивное, что можно делать в индустрии моды, – сказала она мне. – Дубильни, химикаты, вырубка лесов, использование земельных массивов, зерна и воды, жестокость – это путь в никуда. В тот миг, когда вы не убиваете животное, чтобы сделать туфли или сумку, вы оказываетесь на шаг впереди всех».

Маккартни ушла из Chloé в 2001 г. и основала собственную марку, базирующуюся в Лондоне. Конгломерат компаний элитной одежды Gucci Group (теперь известный под названием Kering) приобрел 50 % акций, остальные 50 % остались у нее. (В марте 2019 г. она завершила обратный выкуп половины Kering, и теперь бренд полностью принадлежит ей.)

Из-за этой стартовой сделки ее моментально обвинили в связях с врагом[399]: Gucci в своей основе является компанией – производителем товаров из кожи. Сама же она воспринимала это как «проникновение изнутри». Маккартни не только твердо намеревалась придерживаться своей этики сознательной моды в собственном бренде, она хотела перетянуть на свою сторону другие бренды группы, такие как Yves Saint Laurent и Alexander McQueen.

Безусловно, ее принципиальный отказ от натуральной кожи заставил руководство Gucci Group поломать голову. В конце концов, кожаные товары с логотипом бренда, такие как сумки, кошельки и ключницы, – дойная корова люксовой индустрии: их легко купить, они мгновенно сообщают о статусе владельца и приносят в розничной продаже в двадцать – двадцать пять раз больше, чем составляют затраты на их производство. «Это было нечто вроде: “Как мы можем это сделать? О господи! Нужно прикинуть, во что нам обойдется потеря продаж кожаных изделий”, – вспоминала она во время нашего разговора в Ноттинг-Хилле. – Мне было сказано: “Невозможно создать здоровый бизнес на аксессуарах, не используя кожу”. Я доказала, что они ошибаются».

Одно из важнейших преимуществ положения женщины-дизайнера (причем знаменитой, как в данном случае) в мире моды – возможность быть живой рекламой своей работы. Благодаря природной красоте