Александр Васильев - «Я сегодня в моде…» 100 ответов на вопросы о моде и о себе Страница 5

«Хочешь продать – раздевайся!» Это в действительности эффективный маркетинговый прием?

Сегодня секс и мода неразлучны как никогда. Дело в том, что без секса в современном мире нет продаж. Однако теперь, чтобы зацепить внимание потенциальных покупателей, его необходимо сфокусировать вовсе не на обнаженной женщине, как это было раньше, а на полуголом мужчине. Ведь большинство современных покупательниц – это женщины. Ну а современные мужчины пусть соблазняются футболом и семечками.

Так, к примеру, чтобы продать обычные кроссовки, теперь необходимо раздеть мужчину и поставить его в самую неудобную позу. Ну а всем известная реклама Lacoste? Помните, где мужчина бегает абсолютно голым по квартире? Думаю, она заставила побежать в магазин не одну женщину.

В модных рекламах сейчас превалирует тип мужчины-жиголо – чуть-чуть араб, очень волосатый, наглый и самоуверенный. Именно такие, наверно, и нравятся большинству современных женщин. Да и война в Ираке сыграла здесь не последнюю роль. Некоторые марки, такие как Dior и Sisley, прибегают в своей рекламе к лесбийской любви, наверное, надеясь на то, что две девчонки вместе побегут в магазин и купят в два раза больше. Тоже удар ниже пояса…

История о том, как Ив Монтан, приехав в конце 50-х годов в Москву, скупил лифчики и панталоны и выставил их в Париже, – правда?

Так было. Они действительно были очень смешные и асексуальные. Но проблема эротики и секса не стояла в советской действительности как таковая. Партия воспитывала тружеников, а не развратников. Это не ирония, а констатация факта. Я очень люблю факты, и, несмотря на то что многие находят в моих статьях сарказм, что присуще мне, как человеку достаточно ироничному, тем не менее я стараюсь найти хорошее в каждом периоде, если такое хорошее было.

Как связана история развития моды с древности до наших дней с изменением отношения общества к сексу?

Стремление женщин и мужчин выделить свою сексуальность прежде всего обусловлено социальными факторами. К примеру, войны всегда порождали асексуальный стиль. Женщины стремились спрятать свои прелести, стремились быть похожими на бесполых существ (теперь это называется унисексом). После войн обычно наступали периоды расцвета сексуальности. И это понятно – мужчин становилось мало. Поэтому, чтобы их привлечь, женщинам приходилось прибегать к агрессивной сексуальности: носить одежду, подчеркивающую грудь, бедра, талию. Это происходило всегда.

И всегда существовал баланс мужского и женского. Однако в XXI веке этот баланс нарушается. Развитие технологий привело к тому, что у человека стало меньше времени для интимной жизни.

Все вынуждены много работать и мало заниматься личной жизнью. Появился даже секс по Интернету. Люди оказались все больше разобщены. На этом этапе возникло движение метросексуалов. Мужчины стали ухоженными, стали пользоваться косметикой. Процесс стирания половых различий активизировался в результате достижений современной медицины.

Когда Том Форд[1] бравирует тем, что не носит нижнего белья, это как объяснить?

Это скорее желание найти нового бойфренда. Уверен, что тут есть сексуальный подтекст. Сейчас культ тела доминирует над культом одежды. Сексуальность, благодаря пластическим операциям, стала показной, открытой. Это уже не одежда, это раздежда. Практически весь мир, за редкими исключениями, кроме каких-то определенных европейских стран, разделся. А во Франции, к примеру, ярко одеваются исключительно женщины легкого поведения, которые ищут клиента. Вчера в Москве на Никитских Воротах я видел девушку, которая была одета в черные ботфорты на платформе, неприличные шорты, она демонстрировала голый живот, едва прикрытый маленьким топом и радикально высветленные волосы.

В Париже это униформа проститутки. Но эта россиянка – точно не жрица любви. Она с серьезным видом шла по улице с каким-то вполне деловым портфелем. Это полное несоблюдение дресс-кода! Как так можно? Это же безвкусие!

В России теперь достойные дамы и женщины легкого поведения одеваются одинаково, в Европе же сразу можно отличить: приличная девушка или гулящая…

О коллекции и коллекционировании

На сегодня коллекция Васильева насчитывает около 3000 платьев XVIII–XIX веков, более 7000 аксессуаров – обуви, шляп, зонтов, вееров, сумок, более 10 000 фотографий по истории моды XIX и ХХ веков, более 100 портретов, связанных с модой XVIII–XIX веков.

Когда есть люди, которые не просто могут показать костюм, но еще и что-то рассказать, это очень интересно. Я бывал дома в Париже у Александра Васильева, где хранится основная коллекция. Когда он рассказывает о какой-то детали, будто приоткрываешь дверь в историю.

С чего началось ваше увлечение коллекционированием?

Коллекционерами не становятся – ими рождаются. Я всегда любил вещи – предметы, диковинки, формы. Это передалось мне от родителей, так как у нас в семье каждый был по-своему заражен «вещизмом». Для папы это были разнообразные предметы странных форм и назначений, которыми он украшал свою мастерскую художника в Москве. Он коллекционировал изразцы XVIII века, фотографии и дагерротипы XIX века. Для мамы – сохранение всех ее платьев и аксессуаров, которые собрались у нее за долгие годы жизни актрисы.

Я же увлекся коллекционированием очень рано.

В 10–12-летнем возрасте начал собирать коробки со спичками из разных стран, собрал их около 3 тысяч из более полусотни государств мира. А любовь к старине и вещам из прошлого пришла ко мне сама собой и наверняка была формой эскапизма из некрасивой и безрадостной советской действительности. Мой интерес к старине позволил мне слегка зашторить советскую действительность. Поразительно, но я еще в школе смог проследить свою родословную вплоть до XVII века. Я рос без бабушек и дедушек, они все умерли до моего рождения. Но в Саратове жила тетка моего отца, то есть моя двоюродная бабушка Ольга Петровна Васильева, которая родилась в 1886 году, она встретила революцию взрослой женщиной. И она продолжала жить как будто до 1917 года. Я к ней приезжал в Саратов, и она рассказывала, рассказывала… Наверное, это было моей внутренней эмиграцией.

Мое увлечение стариной началось еще в раннем детстве. Первый блошиный рынок, который я увидел, был в Вильнюсе. Там были ряды поношенных вещей, польских мод, но был там и антикварный ряд, где продавались самовары, подсвечники, щипцы для сахара, подносы. На этом Кальварийском рынке я и сделал свои первые покупки. Мне тогда было шесть лет. Меня отвела туда кузина мамы Халинка Гулевич-Пекарская.

В Москве в то время блошиных рынков не было. Самый знаменитый Сухаревский рынок был разрушен большевиками вместе с Сухаревской башней. Но на московских помойках можно было найти все то, что в нормальных условиях надо было бы купить на блошином рынке: старинные альбомы, шляпы, зонты, шкатулки, угольные утюги, даже иконы. Эти вещи я собирал, будучи учеником второго класса английской спецшколы школы № 29, расположенной на улице Кропоткинской, теперь Пречистенке, как и раньше. В нашей стране я, конечно, самый редкий приверженец этого увлечения, потому что почти все антиквары, которых я знаю сейчас в России, пришли к этому в зрелом возрасте.

Коллекция моя началась с того, что я в возрасте 8 лет после уроков нашел во дворе дома, где жил Юрий Никулин, в Нащокинском переулке в Москве икону Николая Чудотворца XVIII века. Она была большой, стояла образом к стенке и на ней сохла половая тряпка. С нее-то все и началось!

Саня Васильев, 1964

Ежедневно после уроков я прохаживался по помойкам дворов дворянской Москвы, так как школа моя находилась на Пречистенке, а 8-й автобус, который довозил меня до дому, ходил по Остоженке. В школе меня так и называли – «помоечником». Тогда, как и сейчас, Москву уже нещадно рушили. Особняки и даже доходные дома выселялись, и жители коммунальных квартир, переезжая в малогабаритные «хрущобы» выбрасывали на свалку старые вещи.

Время действия – конец 1960-х – начало 1970-х годов, когда на всю Москву было лишь три антикварных магазина – один, специализировавшийся на мебели, находился на Фрунзенской набережной, другой – продававший живопись, находился на Смоленской набережной, и на Якиманке большой магазин торговал бронзой, фарфором и стеклом. Текстиль и кружева тогда ни в один из магазинов не принимали, к старинным альбомам и фотографиям относились брезгливо, а предметы быта или модные аксессуары – шляпы, зонты, сумочки – можно было продать только по объявлениям из театра или киностудии. Скажу честно, денег за них давали так мало – от одного до 10 рублей за вещь, что часто с ними расставались легко и бездумно, просто-напросто вынося на помойку.