Колин Харрисон - Электрические тела Страница 74

Спустя несколько минут та же четвертая страница была отправлена из Бонна на аппарат в кабинете Президента с сопроводительной запиской Фрикера. Как я и ожидал, он адресовал ее миссис Марш, и, несомненно, уже в эту минуту бумага выползала из аппарата прямо в ее мягкую, пухлую руку.

Глава тринадцатая

Губы у нее выглядели роскошно. Она подошла к зеркалу и чуть надула их, а потом ловко очертила края блестящей помадой. Потом она провела розовым языком по зубам, подкрасила веки и в последний раз подкрутила ресницы щеточкой для туши. Ее лицо в зеркале было лукавым, оно капризничало, флиртовало. Она сознавала, что выглядит великолепно. Ее волосы, вымытые, сполоснутые кондиционером и расчесанные до блеска, были стянуты на затылке какой-то перламутровой заколкой, которую она купила в Гринвич-Виллидж. На лбу у нее лихо сидели новые темные очки за сто долларов. Это был летний, веселый имидж. С кровати я наблюдал за тем, как она готовится, шаг за шагом. Ногти ее рук и ног были вишнево-красными, ноги выбриты и смазаны кремом, гладкие подмышки обработаны антиперспирантом, новый сарафан – пестрый трехсотдолларовый наряд из чистого хлопка, оплаченный моей карточкой «Американ экспресс» в «Блумингдейле», – имел большой вырез и был рассчитан на то, чтобы его надевали без лифчика те немногие женщины, которые могут себе это позволить. А спина и бока были достаточно высокими, чтобы сразу становилось понятно: «сучка готова», как говорят в Бруклине, эта женщина готова поразвлечься. Так Долорес готовилась к нашей поездке к Президенту.

– Я не кажусь дешевкой?

Долорес, крутясь перед зеркалом, внезапно встревожилась.

– На самом деле вид у тебя очень даже дорогостоящий.

Долорес шутка не понравилась.

– Джек...

– Ты прекрасно выглядишь, – успокоил я ее. – Это – уикенд. В это время принято одеваться непринужденно. Ты выглядишь сексапильно, непринужденно и отлично.

– Вот и хорошо. Именно это мне и нужно. – Долорес снова повернулась к зеркалу. – Я купила новый купальник. И Марии тоже.

– Можно посмотреть твой?

– Это сюрприз.

– Бикини или цельный? – спросил я, упаковывая несколько полотенец и плавки для себя.

– Нет уж, придется тебе подождать, – поддразнила она меня.

– Звучит интригующе.

– Все может быть. Заранее никогда не знаешь.

Я кивнул:

– Хорошо.

– Будет достаточно тепло, чтобы искупаться?

– День обещали теплый, но, если понадобится, бассейн подогреют.

– У него, похоже, много денег.

Я рассмеялся.

– Очень много? – серьезно спросила Долорес. – То есть бассейн с подогревом это очень дорого.

– Мы туда приедем, и ты мне скажешь, можно ли, по-твоему, назвать его богачом, – сказал я. – Поделишься со мной своими впечатлениями.

Мария, тоже вымытая и причесанная, была наряжена в симпатичный красный сарафан и сандалии. Они с Долорес продолжили сборы, а я спустился вниз. Новой информации не было со вчерашнего дня, когда я побывал у Ди Франческо. К утру он не перехватил новых факсов. Я решил, что Моррисон, Саманта и остальные продолжают свои переговоры с Вальдхаузеном и другими представителями «Ф.-С.» в отеле «Плаза». У меня был соблазн позвонить домой Моррисону или Саманте, но я не видел в этом смысла. Жена Моррисона должна была передать ему, что я звонил, – даже если бы этого не сделал Билз. И Моррисон знал, что я еду домой к Президенту, на Лонг-Айленд, но у него была новая схема управления Корпорацией, которая возникнет после слияния, и ему было безразлично, где я нахожусь. Если бы там должно было происходить нечто, что Моррисон счел бы важным, он бы предупредил меня, велел мне отчитаться перед ним. Но его явно не интересовало, чем я сейчас занимаюсь. Я стал лишним. Я был вчерашним днем.

В унылом настроении я поехал с Долорес и Марией на Лонг-Айленд по железной дороге, сев на поезд в Бруклине, на Атлантик-авеню. После двух с половиной часов езды мы вышли на станции Саутгемптон. Нас встретил пожилой мужчина в твидовом пиджаке, стоявший на платформе в косых лучах солнца.

– Приехали к нам на денек? – улыбнулся он и взял сумку с купальниками и полотенцами, которую собрала Долорес. – Меня зовут мистер Уоррен.

Он повел нас к угловатому универсалу, на передней дверце которого с водительской стороны была неброская надпись: «Ферма Литл-Марш». Мы несколько минут ехали по шоссе Монток на восток, в сторону непримиримо аккуратного Бриджхэмптона, а потом свернули на извилистую дорогу. По обеим ее сторонам тянулись плотные живые изгороди высотой двенадцать футов, с одной стороны изредка возникали то крыша с башенками, то причудливая кирпичная дымовая труба. Это были серьезные деньги, не такие, как у Джека Уитмена с его нуждающимся в ремонте особняком. Долорес и Мария развалились на заднем сиденье машины. Лучи солнца скользили по их лицам, ветер задувал назад пряди волос и играл с подолом сарафанчика Марии. Я вдруг понял, что счастлив. Хрен с ним, с Моррисоном, решил я, у жизни есть и приятные стороны.

А потом я повернулся к мистеру Уоррену:

– Сегодня здесь будет что-то особенное?

– Нет, ничего особенного. На уикенды сюда, как правило, кто-нибудь приезжает поиграть в теннис и поплавать. – Он сбросил скорость и посмотрел в зеркало заднего вида. – Друзья, понимаете?

Долорес высунулась в открытое окно:

– Пахнет океаном.

Мистер Уоррен улыбнулся:

– Да, мы недалеко от воды.

Мы свернули на частную дорогу без указателя и пять минут ехали мимо заболоченных участков и зарослей шиповника, а потом через рощу виргинских дубов и тополей высотой не меньше двухсот футов, за которой оказались широкие луга. По обеим сторонам дороги изящно выстроились подстриженные столетние буки. Универсал карабкался вверх и съезжал вниз. Мимо нас пролетели несколько роскошных японских седанов, ехавших в противоположном направлении, которым мистер Уоррен дружески махал из окна. А потом дорога выровнялась, и мы увидели сначала кирпичные дымовые трубы, а потом под ними вырос георгианский особняк с шиферной крышей размером примерно с Нью-йоркскую публичную библиотеку. Позади него в дымке простирался Атлантический океан.

– О боже мой! – прошептала Долорес.

Мистер Уоррен дружелюбно сообщил, что Президент не может сам нас встретить, но попросил позаботиться, чтобы мы чувствовали себя свободно. Нас провели мимо дома к большому бассейну, где играли человек десять детей и взрослых. Я не узнал среди них ни одного служащего Корпорации, что было немалым облегчением. Территория была огромной, на краю подстриженной лужайки стоял блестящий черный вертолет. Откуда-то донеслись удары теннисных мячей, скачущих по нескольким кортам, и я с трудом разглядел вдалеке нескольких немолодых мужчин с обвисшей грудью в белых теннисных костюмах. В павильоне при бассейне стоял стол с небольшими сэндвичами, салатом, соками, пивом и тому подобным. Долорес и Мария со своими купальниками исчезли в женской раздевалке. Они появились через несколько минут, первой – Мария в милом розовом костюме с пышной юбочкой, а за ней Долорес. Она выбрала полосатое бикини, которое красиво обтягивало ее грудь, и, пока она вела Марию к бассейну, я наблюдал за тем, как другие гости воспринимают ее сексуальную привлекательность. Они с Марией были единственными темнокожими у бассейна, но, казалось, этот факт никого особо не заинтересовал: они выглядели богатыми, и этого было достаточно. Мария быстро познакомилась с какой-то маленькой девочкой, и они вдвоем начали радостно плескаться на мелкой стороне бассейна. Долорес плавала немного неуверенно, и мне пришло в голову, что, пока она росла, у нее было мало возможностей купаться. Мы втроем какое-то время играли в воде. Я заметил, как вертолет улетел, а потом снова вернулся. В какой-то момент в течение следующего часа я увидел у дома мистера Уоррена, который ладонью заслонял от солнца глаза и смотрел в сторону бассейна – возможно, ища взглядом меня. Потом он исчез. Долорес, Мария и несколько их новых знакомых ушли играть в крокет. Я несколько раз нервно проплыл вдоль бассейна, гадая, увижу ли я сегодня Президента.

Под лучами солнца время текло медленно. Большинство детей убежали куда-то вниз по склону, и, оставшись один, я нашел нелепый стул для бассейна, изготовленный из стали и полистирола, который плавает, даже если на него сесть. Вооружившись холодным пивом, для которого в подлокотнике кресла было предусмотрено специальное углубление, я впал в сонное оцепенение, покачиваясь на слабых волнах бассейна и ощущая сквозь опущенные веки ласковое тепло солнца. Я уже много лет не испытывал такого удовольствия, и прошло уже почти двадцать лет с тех пор, когда я так наслаждался все лето.

Почему так приятно бывает загорать на солнце? Моя мать и Гарри Маккоу вступили в теннисный клуб, и одним летом, когда мне было пятнадцать, я проводил там много времени, отрабатывая подачу. Я почему-то чувствовал, что это мое последнее лето свободы. Я мечтал о шоколадном загаре и ухлестывал за легендарной Бетси Джонс, дочерью владельца клуба. Ей было всего пятнадцать, но она уже приобрела печальную известность своей развязностью, выпивками и поразительным ударом слева... Это было незабываемое время. По слухам, Бетси встречалась со второкурсником Пенсильванского университета (что оказалось правдой, поскольку позже она вышла за него замуж, а потом развелась с ним), но я был подтянутым, энергичным и чувствовал себя непринужденно в тесных плавках, которые я завязывал шнурком на животе. И после целого лета безобидного подросткового флирта мы трахнулись как-то ночью в клубе, в тесном бельевом чулане, на сотне сложенных льняных скатертей. Она знала, что делает, я – нет, и весь акт занял не больше трех лихорадочных минут, не принеся удовлетворения Бетси Джонс, но после этого я стал считать себя совсем взрослым, как будто меня, скажем, пригласили играть в профессиональной футбольной команде. Я помню, как ночью попрощался с ней, а потом в безумном торжестве понесся на велосипеде по темным улицам к дому, сжимая пальцами ног стельку кедов, надетых на босу ногу, и накручивал педали, не держась за руль, вскинув сжатые кулаки вверх в необузданном праздновании победы. Я запомнил это лучше, чем сам половой акт. Я больше ни разу не видел Бетси. Ее отправили в школу-пансион, и мы перестали общаться.