Дебра Оливье - О чем молчат француженки Страница 8

Романтические связи, флирт и измены не обязательно опасны и могут выражаться в форме незапланированных и приятных провокаций на основе различия полов.

Французское общество далеко не идеально, но, по словам Моны Озоуф: ему «свойственно фундаментальное стремление к равенству между людьми, а также уважение к различиям между ними. Различия между людьми никого не удивляют, и использовать эти различия надо для достижения собственного счастья. Люди спокойно могут соблазнять друг друга и пользоваться открытостью и отсутствием обязательств в любовных отношениях, использовать бесконечные возможности страсти для своей пользы».

Так что когда француженки говорят «Vive la différence!»[47], они имеют в виду именно это.

Если француженка хочет переспать с мужчиной после первого свидания (если он ей нравится и она чувствует к нему влечение), то она это сделает. Почему бы и нет?

Ведь все на самом деле просто. Это мы думаем, что все очень сложно и запутанно. У француженок нет в этом смысле ни комплексов, ни чувства вины.

«Амазонки и ангелы»

О нашем пуританском прошлом написано уже так много, что предмет дискуссии стал фригидным и оказался заживо погребенным под весом своей собственной значимости. Однако, как писал Уильям Фолкнер: «Прошлое не мертво. На самом деле оно даже и не прошлое». Так что мы по-прежнему продолжаем танцевать старые танцы.

Алэн Гиами́ так выразилась во время нашего разговора по телефону: «В вашем обществе мужчины и женщины социально разделены. Это очень важное различие между нашей культурой и вашей англосаксонской. В вашей культуре слишком много гомосоциальности». Да простит ее бог за ужасно антропологическое определение, однако в смысле «гомосоциальности» она, видимо, права. Для французов прошлое всегда очень сексуально и всегда живо, поэтому давайте вспомним, что происходило там несколько веков назад. В XVII веке во Франции было если не равноправие, то очевидное сотрудничество и взаимодействие между представителями двух полов. Литературные салоны в те времена держали именно женщины. Складывалось замечательное сочетание красоты и ума, появлялись «литературные» пары, одной из которых были Вольтер и мадам де Шателе́. Царила политизированная и сексуально заряженная атмосфера, предоставлявшая огромные возможности для создания liaisons dangeureuses (фр. опасных связей), и французам такое положение вещей очень нравилось.

Несмотря на период Великой французской революции (не лучшее время для любви и секса), во Франции сложилась культурная среда, совершенно отличная от англосаксонской традиции Англии и США (если не считать несколько примеров активного сотрудничества англосаксонских женщин с мужчинами вне спален). Во Франции француженки активно участвовали в интеллектуальной дискуссии. Так что культурные различия между пуританами и сторонниками свободы, а также причины появления вечеров в барах и дискотеках исключительно для женщин были заложены еще давным-давно – во времена чепчиков и камзолов.

Томас Джефферсон, сравнивая раскрепощенных парижанок и скромных кукольных американских девиц, сказал: между ними «разница, как между амазонками и ангелами».

И Джефферсон громко жаловался на то, что француженки используют свои женские прелести для влияния на мужчин, стоящих на самой вершине государственной иерархии. «Нежные женские бюсты не предназначены для участия в управлении делами государства, – писал он. – Француженки переоценивают свои силы и не думают о собственном счастье, когда они покидают сферу своего традиционного влияния и начинают внедряться в политику». Француженки без энтузиазма отнеслись к этой оценке американского политика. Мадам де Сталь[48] действительно позволяла себе чуть больше, чем мог одобрить Джефферсон. Однако сама де Сталь была на 23 года младше американского политика и считала группы людей, сегрегированные по англосаксонским принципам и состоящие из представителей одного пола, «некомфортными и холодными». По словам историка Моны Озоуф, мадам де Сталь придерживалась мнения о том, что «в таких обществах теряется стереофоническое богатство взаимоотношений между двумя полами».

Через некоторое время после того, как де Сталь произнесла эти слова, американки по многим параметрам перегнали своих французских сестер в вопросе равноправия полов. Однако благодаря тому, что французы склонны отделять личное от общественного, вопрос равноправия полов в этой стране стал развиваться путем, отличным от англосаксонского. Известный французский автор и критик Мишель Сарде́ писал, что во Франции «феминизм оказал минимальное влияние на отношение между мужчинами и женщинами и стремление к равноправию здесь равно по своей силе желанию сохранить различия между полами». О равноправии полов во Франции говорят исключительно с точки зрения работы и профессиональной деятельности, при этом люди хотят сохранить различия «в частной жизни: в вопросе сексуальности, чувств и каждодневной жизни. В Штатах личное является политическим. Сексуальная жизнь президента США интересует всех граждан его страны, а женщины требуют равноправия и на рабочих местах и в кровати. Воинствующий феминизм во Франции оказал влияние на отношения полов в гораздо меньшей степени, чем в США».

Каждому свое[49].

«Стереофоническое богатство взаимоотношений между двумя полами» и особая французская разновидность феминизма, выдвинутые де Сталь два века назад, прекрасно сохранились и в наше время. У меня в моем американском детстве было мало опыта «стереофонического богатства». Помню, что даже на пике феминизма мальчиков и девочек часто разделяли (в частности, отдельно для мальчиков и девочек показывали фильмы по сексуальному обучению).

Давайте галопом по Европам рассмотрим, что писали другие выдающиеся люди по вопросу равноправия полов. Алексис де Токвиль[50] так характеризовал положение дел в США: «Америка является единственной страной в мире, в которой предприняты самые жесткие меры для разделения полов. Здесь хотят, чтобы представители обоих полов шли одинаковыми шагами, но по совершенно разным тропинкам».

Эдит Уортон[51] жила во Франции вдалеке от своих американских сестер и написала слова, не самые для них лицеприятные: «Американские женщины говорят только для самих себя и пребывают главным образом в обществе друг друга, поэтому можно утверждать, что по сравнению с женщинами, играющими социальную и интеллектуальную роль в жизни мужчин, они ведут себя словно дети в детском саду». (Ой, как больно!)

Симона де Бовуар посетила США и была неприятно поражена тем, что американские мужчины и женщины жили, казалось, в совершенно различных социальных средах. Озоуф пишет: «Де Бовуар пригласили на ужин две молодые, независимые и незамужние американки. Де Бовуар не понравилась атмосфера в их доме, который пропах одиночеством. Ужин прошел в «горьком отсутствии», а еда в компании женщин без мужчин была грустной. Де Бовуар поняла, что разделение полов в Америке объясняется тем, что американские женщины занимают вызывающую позицию по отношению к мужчинам, которых воспринимают как своих заклятых врагов… Тем не менее де Бовуар не изменила своему мнению о том, что отношения с мужчинами могут быть легкими, приятными и счастливыми».

Легкие, приятные и счастливые! Понимаете?

Глава 2

Тайна

О многочисленных ярких оттенках серого, что значит иметь бесконечную палитру состояний любви, о силе подразумеваемого, опасностях «свиданий», политики секретности, соблазнительных прелестях внутренней жизни, что значит, когда меньше значит больше, а также о том, что неважно, как вы завязываете платок на шее, гораздо важнее, что у вас в голове…

«Цивилизованным человеком движет не возраст и красота, а желание раскрыть тайну и преодолеть препятствия».

«Любовь – это чувство с огромным множеством вариаций».

«Любовь заключается в нюансах».

Любовь слепа, и все мы крепки задним умом. Не удивительно, что у человека столько проблем. У французов существуют свои представления и идиоматические выражения о любви. Есть одно, которое лучше всех остальных иллюстрирует французский взгляд на любовь, и оно означает нечто вроде «бесконечная палитра любовных чувств». Об этом я узнала от Сандрин, которую повстречала в парижском парке Бют-Шомон однажды осенью. Сандрин была обычной 13-летней девушкой, влюбленной в мальчика по имени Пьер.

После того как Сандрин поведала мне о многочисленных завидных качествах Пьера (он мог, оказывается, читать стихи на гаэльском), она сорвала цветок и стала один за другим срывать его лепестки. К моему удивлению, я не услышала от нее знакомое «любит – не любит». Вместо этих слов Сандрин говорила: «Он любит меня немного, сильно, страстно, как сумасшедший, совсем не любит». Я подумала, что Сандрин неглупая девочка, но позже оказалось, что эти слова не были ее личным изобретением. Именно так француженки уже давно гадают на лепестках цветов: