Александр Сумбатов-Южин - Джентльмен Страница 2

Лебедынцев. Я держусь того правила, что ни один умный человек не даст хорошей сигары другу, а выкурит ее сам. (Закуривает. Чечков поморщился.) Хороша! Merci.

Чечков. За глупость поплатился. Обмуслить бы сначала!..

Боженко. Знаете, Василий Ефимович, о чем мы сейчас толковали?

Чечков. О племяннике, да… о новой богоданной племяннице.

Боженко. Конечно, но, кроме того, у нас родилась мысль…

Чечков (тревожно). Мысли ведь как рождаются у умных людей? Как поросята, по дюжине сразу.

Боженко. Газету думаем издавать.

Чечков. Не забудьте меня подписчиком.

Боженко. На широких началах…

Чечков. Деньги нужны, большие деньги необходимы.

Остергаузен. Именно.

Чечков. Вот, вот… именно большие деньги нужны. А где их взять?

Лебедынцев. А вы не дадите?

Чечков. Вы меня сколько лет знаете?

Лебедынцев. Лет двадцать.

Чечков. Давал я вам когда-нибудь деньги?

Лебедынцев. Нет.

Чечков. Вот видите. (Поглядывая на всех троих.) Любимые мои, дорогие вы мои, умные мои, золотые… Зачем вы меня, старика, обижаете? Неужели глупее меня не найдется?

Остергаузен. О! у вас ума целая… (затрудняясь) палата, но разве газета, и именно теперь, в хороших руках…

Чечков. В хороших руках и рожь на обухе вырастет.

Остергаузен. Нет, это невозможно, чтобы рожь выросла иначе, как на земле, но газета в хороших руках может быть выгодным помещением капитала и дать блестящее общественное положение.

Чечков. Куда мне на старости лет… Мне пора о гробике подумать… О гробике, о гробике… Ох! Да, голубчики вы мои, разве в деньгах дело? Голова была бы, голова… А уж у вас — славу богу… сияют головки-то, светятся…

Лебедынцев. Одна голова и осталась.

Боженко (у карточного стола, вскрывая колоду). Господа, пожалуйте, пять радужных в банк. Рвите на части.

Чечков (посмотрев через пенсне и удостоверившись в наличности денег). Вот этим путем много с меня возьмете. Получите для первого раза половину.

Боженко. А ты, граф, будешь?

Остергаузен. Я никогда не играю в азарт. Я посмотрю.

Лебедынцев. Десять рублей.

Чечков. Поехали.

Играют. Входят Рыдлов и Гореев.

Явление третье

Рыдлов. Сюда пожалуйте, Вадим Петрович, отдохните от суеты!

Гореев. Благодарю. Действительно, я от светской жизни давно отвык. Она меня утомляет.

Рыдлов. Стакан шампанского смею просить?

Гореев. Спасибо, не пью.

Садятся.

Рыдлов. Моя душа полна, Вадим Петрович. Мечта облеклась в реальную действительность. Конец бурной молодости увенчался тихим блаженством.

Гореев. Как это вы кудряво!

Рыдлов. Ах, могу я теперь заговорить стихами — так у меня душа горит. Знаете, Вадим Петрович, сколько мне пришлось вынести борьбы из-за Кэтт? Грубость и предрассудки… Но истинная страсть, как буря, все ниспровергает. (Делает широкий жест. Разбивает бокал.)

Гореев. Вижу, мой милый, вижу.

Рыдлов (подскочившему лакею). Убирайся!

Лакей исчезает.

Наконец, я так смотрю: раз дано слово — конец. Человек прежде всего должен быть джентльмен.

Гореев. Ну, это уже роскошь. Достаточно, если он будет только мен, то есть человек, а остальное — это прилагательное: изящный, благородный.

Рыдлов. Именно! Вот! Изящество и благородство! Вот! Позвольте теперь вас спросить от души: довольны ли вы счастьем вашей дочери?

Гореев. Какой вы странный! Как же не быть довольным, если это действительно счастье?

Рыдлов. A coeur ouvert?

Гореев (после молчания, взглянув на него). А вы не находите, что немедленно после венчания об этом спрашивать несколько поздно?

Рыдлов. Нет, вы меня извините. Это как бы обход. А вы удостойте прямого ответа. Кажется, уж трудно большего желать.

Гореев. Ваш брак — дело рук ее тетки, мой милый. Если бы вам лично было важно мое мнение в этом вопросе, вы могли бы хоть немного сойтись со мною и прежде.

Рыдлов. Искренне вам скажу: был у меня этот порыв к вам, но вы на меня всегда так молчали…

Гореев. Говорить-то нам с вами как-то не о чем было. Что ж я теперь могу сказать? Постарайтесь, чтобы дочь моя вас полюбила…

Рыдлов. Это уж я постарался. Это уж готово.

Гореев (проницательно взглянув на него). Ну, вы еще постарайтесь. Склонность девушки — одно, а любовь жены — другое. Я против вас ничего не имею, но я вас слишком мало знаю…

Рыдлов. Если вас интересуют мои убеждения, позвольте вам поднести мою повесть. Она называется «Бездна». Вещь — я вам прямо скажу — глубокая. В ней я отразил современного человека, который вдохнул семена цивилизации.

Гореев. Это невозможно: вы поперхнетесь, если будете вдыхать семена.

Рыдлов. Там разбирается двойственная натура…

Гореев (вставая). Это очень интересно?

Рыдлов. Очень. Я еще думаю написать продолжение.

Входит мисс Уилькс с Любовью Денисовной.

Явление четвертое

Мисс Уилькс. Граф, бросьте карты. Подите сюда!

Граф подходит к ней.

Отчего вы не танцуете?

Остергаузен. Я в 1884 году имел несчастье повредить себе одно сухожилие, которое мне мешает танцевать.

Мисс Уилькс. И кадриль?

Остергаузен. Нет.

Мисс Уилькс. Идите. Возьмите Любу и идите. Я приду на вас посмотреть — Люба, я приду на вас посмотреть. А потом… (Тихо.) Я буду здесь, вы понимаете, Люба? Он довольно уже думал!

Люба. Что такое? о чем?

Мисс Уилькс. После, после. (Тихо.) Надо это кончить. Он слишком долго готовится.

Люба. Ах, мисс, мне совсем не к спеху. (Отходит, пожимая плечами.) Граф, объясните мне, что такое сухожилие.

Остергаузен. Это так называется жила без крови…

Мисс Уилькс. Люба!

Люба. Что прикажете, Евгения Фоминична!

Мисс Уилькс. Умерьте неуместное любопытство. Круг ваших знаний достаточно полон. Идите.

Остергаузен и Люба уходят.

Ларя! А! Как вы должны быть счастливы в эту минуту!

Рыдлов. Да, я счастлив. Я… я счастлив. Я сейчас только высказывал папаше, как я глубоко счастлив.

Мисс Уилькс. Кому вы этим обязаны? Кому?

Рыдлов. Себе, то есть… вам! Вам, дорогая тетя. (Целует ее руку.)

Мисс Уилькс. Так вознаградите же бедную мать за отнятое у нее сокровище. (Утирает глаза.)

Рыдлов. Вознагражу, будьте покойны. (Подходит к играющим.) Егор Егорович, на пару слов.

Лебедынцев. Чего вам?

Рыдлов. Будет отчет в газете?

Лебедынцев. Не знаю.

Рыдлов. Можно под начальными буквами. Теперь в Петербурге всегда обо всех раутах, балах, свадьбах печатают. А в Париже ни одна фешенебельная свадьба не обходится без отчета. Опишите дом и электрическое освещение. Собственная машина.

Лебедынцев. Гостей перечислять?

Рыдлов. Обязательно. Вы всех заметили? Из Петербурга восемь офицеров. Вот меню ужина. Да чего тут стесняться? Валяйте фамилии.

Лебедынцев. Целиком?

Рыдлов. Целиком. «Ларион Денисович Рыдлов» — так и валяйте. (Уходит.)

Лебедынцев подсаживается опять к карточному столу.

Мисс Уилькс (Горееву). Глядя на вас, можно подумать, что вы хороните, а не венчаете вашу дочь.

Гореев хочет уйти.

Постойте. Чего вы хмуритесь? Кажется, вы должны были бы лобызать мои руки за то, что я сделала для вашей Кэтт.

Гореев. Облобызаю в свое время.

Мисс Уилькс (шутливо хлопает его по плечу веером). Медведь! Я взяла у вас маленький кусочек живого мяса — и вот результат четвертьвекового неустанного труда. Дочь бедного учителя — первая московская миллионерша. И это я создала, я! Я могу гордиться, my dear! (Утирает глаза платком.) И я горжусь своим подвигом, я исполнила безмолвный завет дорогой сестры… Счастьем дочери искуплена загубленная жизнь этой страдалицы!

Гореев. У нас на счастье разные точки зрения, Евгения Фоминична. Вы считаете несчастьем судьбу моей жены, а я пожелал бы Кэтт того счастья, какое знала ее мать… Это было счастье, полное, светлое, человеческое счастье. Оно не было долгим. Я не знаю, впрочем, это ли счастье могло бы удовлетворить вас… и даже Кэтт.

Мисс Уилькс. Мой друг, вы именно химик! Вы думаете как-то наоборот всему свету. Вы не любите вашей дочери.

Гореев (весь съежился. Очень нервно). Нну… Если вы не позволили мне любить мою дочь, то это еще не значит… Вы ее отняли у меня, и вы правы с житейской точки зрения, а я виноват! Я и забросил ее, я и сам дожил до седых волос и не сумел создать себе ни богатства, ни положения, — словом, ничего из того, что, по- вашему, верх человеческого счастья и в чем ваш смысл жизни. Сейчас вам она обязана… Ну, чем обязана, дальше будет видно. Если жизнь ее пойдет по рельсам, я первый склонюсь перед вашей мудростью. Но если… Впрочем, все это впереди. Прощайте. Мы выбрали неудобное время и место для наших счетов, дорогая сестрица. (Уходит.)