Мишель Де Гельдероде - Сир Галевин Страница 2

Галевин. Не нужны мне ни жалость, ни советы! А главное, не произноси имени Христова в этом месте! Чего ты явилась?..

Едвига. Я в тревоге. Ты снова уезжаешь: лошади оседланы, свите разлили вина. Ты уезжаешь, как уже бывало. Не уезжай, Галевин; на этот раз ты не вернешься.

Галевин. Я еду.

Едвига. Увы, не удержат тебя ни железные двери, ни гранитные стены, ни смерть, ни проклятие! Вот уже несколько дней ты напеваешь свою песню, она переполняет тебя.

Галевин. Кто вложил в меня эту песню?

Едвига. Что поедешь ты высматривать на безлюдной равнине, чего ищешь ты и никогда не находишь?..

Галевин. Любви, о женщина…

Едвига. Богохульник!

Галевин. Похоти, благодаря которой ты меня зачала!.. (Смеется.) Добрая моя матушка, лучше бы ты выбросила меня в отхожее место в роковой день моего рождения!..

Едвига. Знала ли я, кого произвожу на свет?..

Галевин. Коль скоро вы этого не сделали, благословите меня теперь.

Едвига. Не могу.

Галевин. Тогда сдохни!.. (Ударяет ее. Едвига падает.) И полежи здесь, кукла безмозглая, ведьма без метлы!.. Плачь вволю! Я уезжаю… Зачатый в ненависти, я охочусь за любовью!..

Едвига. Ты не вернешься!

Галевин. Не вернусь, если найду любовь! В последний раз я уезжаю, в последний раз пою. Это зеркало мне больше не нужно. (Разбивает зеркало.) Прощай, мать. Прокляни меня, не умеющая благословить. Не удерживай меня, не цепляйся за ноги. Знай: ты не открыла мне Бога, когда я был ребенком; а когда вырос, я повстречал Дьявола!.. Ему я служу… Гей, дружина Галевина! (Удаляется с песней.)

Белый, алый: снег и кровь.Кровью алой чистой девы…

Едвига (бросается за ним) Галевин!.. Палач!..

Голос Галевина (поет)

Обагрится снег здесь белый.

(Песня звучит, удаляясь.)

Смерть пою я и любовь!..

Трубит рог.

Картина третья

На стене Остреландского замка.

Высокий голос. Стой.

Низкий голос. Кто на посту?

Высокий голос. Черный лев Фландрии.

Низкий голос. Бог и лев, храните…

Высокий голос. И свободную землю Остреландскую!

Тишина. Слева входит капитан; справа входит солдат.

Годфрунд. Что делал ты этот час, солдат?

Ивин. Я зажигал фонари.

Годфрунд. Ты ничего не видел и не слышал?

Ивин. Медленно падал снег.

Годфрунд. А еще?

Ивин. Заунывно лаяли собаки.

Годфрунд. А еще?

Ивин. Вороны раскаркались, целый концерт.

Годфрунд. Это все?

Ивин. Нет. На равнине охота. Я слышал завывание рога.

Годфрунд. В какой стороне?

Ивин. На севере.

Годфрунд (вскрикивает) Клянусь святынями Христовыми: крестом, копьем, гвоздями и губкой!..

Ивин. Следует ли трубить тревогу, капитан?

Годфрунд. Труби, когда снег, труби, когда ночь, труби когда гроза, труби, если комета, труби, когда тебе скучно, но не труби сейчас; не труби, чтобы возвестить горе, горе само возвещает о себе, само трубит…

Слышен звук рога вдалеке.

Ивин. Капитан, вас бьет дрожь. Это война?

Годфрунд. Я был бы счастлив умереть за нашего герцога! Я старый вояка, солдат, и сердце мое холоднее, чем камни крепостных стен, и все же, когда звучит этот рог на севере, оно разрывается… Ты не понимаешь?.. Слышал бы ты, что говорят в хижинах, когда трубит этот рог на севере; знал бы ты…

Далекий звук рога.

Картина четвертая

Хижина дровосека. Рычит собака.

Жена дровосека. Молчи, ублюдок; лучше ляг. Ишь разворчался! Это ваш хозяин, мой муж, возвращается из леса. Лайте, рыжий пес, встречайте дровосека, засыпанного снегом: он у порога.

Дровосек (входя) Оп–ля! Вот вам три, а вот вам пять знатных вязанок! Добрый вечер, жена. Все кругом замело. Морозной зимой хорошо горят сухие дрова. Люблю стужу, люблю холод! Эй, пес, лапы прочь… Что? Рычать?..

Жена. Да, муж, он рычит не перестает. Он слышит…

Дровосек. Я тоже слышу… Как только пошел снег, звук рога заметался над равниной. Господские прихоти… Но, Бога ради, на кого же охота?

Жена. Потом рог смолкнет, и станет слышна песня… И как это Бог не остановит злодея!..

Дровосек. Бог, говоришь? Да он сам этого дьявола боится. А вот почему граф Фландрский, который к нам ближе будет, не схватит преступного вассала?.. И за меньшие преступления людей распиливали зубастой пилой. А певец этот адов…

Жена. Сначала была Магдалена, потом Годелива–смуглянка, потом Сабина курчавая… Потом четвертая, пятая, шестая, седьмая… Все красивые, кроткие, стыдливые…

Дровосек. И безумные!.. Что теперь делать? Только молиться семь раз за их души.

Жена. Молиться? Матерям от этого какой прок? Да разве ж у нас мужчины перевелись?..

Дровосек. Мы, мужчины, попробовали было учинить суд топорами да косами. Но куда нам супротив дьявола? Во всей земле Остреландской едва ли сыщется сотня дюжих мужиков. Гарнизон, охраняющий замок, — это несколько старых вояк да лакеев седовласых!.. Однажды в пасхальное утро герцогский сын отправился в одиночку сразиться с душегубом. Он не погиб, нет, но с тех самых пор лежит у себя в комнате, не встает, словно сил лишился… Так–то!.. (Тишина. Рычит собака.) Ночной сторож стучит деревянными башмаками. Тсс!

Глашатай (поет)

Коль на выданье есть дочь, Дверь запри на эту ночь…

Дровосек. Верно говорит! Только, друг мой, нет девушек ни здесь, ни в других домах земли Остреландской. Тут слишком часто пели — вот их и не осталось! Не дождется, оборотень проклятый!.. Все девушки повешены в лесу — так их и вижу, — пташки замолкшие. Ты плачешь, жена?..

Жена. Его песня несет смерть. Горе той, что услышит!.. Господи, сделай их глухими…

Дровосек. Да говорю же тебе, не осталось больше девушек в том возрасте, когда они способны совершать глупости!

Жена. Осталась одна, красивая–прекрасивая, белокурая.

Дровосек. Пюрмеленда Остреландская?.. О, о!.. Ты бредишь, женщина!..

Жена. Слушай: рог приближается.

Звучит рог.

Картина пятая

Комната Пюрмеленды.

Барбара. И снег рассыпался ста тысячью снежинок, все одна к одной; а упав на землю, они соединились в огромное тканое покрывало. И оделась Фландрия белым саваном. Графиня, вы мечтали о снеге? В те времена, когда грудь мою еще теснили желания, я, грешным делом, мечтала о пышных розах, от запаха которых путаются мысли… Снег не имеет запаха. Я понимаю, у молодой красивой графини иные желания, чем у старухи–служанки; но когда–то и мне было шестнадцать, совсем как вам сейчас.

Пюрмеленда. Пряди свою пряжу, а брюзжать предоставь веретену.

Барбара. Что я дурного сказала? Я замолчу, хотя мне это очень трудно. От тишины, которая вам так любезна, ваши большие глаза делаются еще больше. Если нельзя говорить, я буду петь… (Поет.)

На восток уехал милыйСо хоругвью на конеВоевать в святой войне,Сердце девичье разбил он.

(Вскрикивает.) Ай… Зачем вы закрываете мне рот рукой?

Пюрмеленда. Чтобы запихнуть назад твое дурацкое нытье. Ты не знаешь песен о любви?

Барбара. О любви? Такие песни, должно быть, греховны. Ваше лицо искажается, когда вы произносите это слово! Да и кто знает, что есть любовь?

Пюрмеленда. Те, кто знают, не умеют высказать, и лица у них страдальческие, как у меня, или блаженные. Я только понимаю, что это сила роковая и всемогущая, непостижимая, как океан; она поглощает вас или отшвыривает прочь. (Смеется.) А ты столько лет жила и ничего не знаешь! Я спрашиваю тебя, почему я так мечтала о снеге? Почему у меня душа и тело спорят между собой до изнеможения? Почему от необузданной радости я внезапно перехожу к свинцовому оцепенению? Почему мне хочется есть землю и пить дождевую воду? Почему, видя нож, я представляю себе, как льется моя кровь?.. Что ты ответишь девушке?