Санкт-Петербургский бал-маскарад. Драматическая поэма (СИ) - Киле Петр Александрович Страница 25

Стрелка Васильевского острова с факелами на ростральных колоннах. Публика в современных одеждах и маскарадных костюмах разгуливает, невольно обращая взор в сторону Петропавловской крепости, где что-то странное происходит по ночам с тех пор, как прошла церемония захоронения екатеринбургских останков, с трансляцией на весь мир.

Проступает интерьер Петропавловского собора, где продолжается бал-маскарад.

 «Здесь все забыли про Николу. Худо, - Сказал царь Петр. - А прибыл ты откуда?» Новопреставленный невидяще глядел, Затем он руки к небесам воздел: «Я крепко спал всегда, на удивленье.      Убитый, спал до воскресенья, То бишь, когда останки извлекли            Из-под земли. И ожил я воочию во славе, Своей судьбой гордиться, вижу, вправе!» «Как! Не был вызван ты на Божий суд, Куда и против воли всех ведут,      Когда не ангелы, то черт? Приветил ли тебя апостол Петр?                Иль дьявол          Явился за тобою в яви?» «Не помню ничего, как будто спал...» -      Смущенно Николай сказал. «Заблудшая душа! Как привиденье, Ты долго дожидался погребенья. Хвалу или хулу вослед тебе несут, Мы здесь равны. Но есть ведь Божий суд!» -      «А истине и мы здесь рады           Пред ликом Вечной правды!» -      Цари, бросая к небу взор,      Возобновили разговор. - «Ты славен только тем, что был расстрелян      С семьею вместе, что острее      В народе пробуждает жалость. Но это, мы-то понимаем, малость      В сравненьи с тем, какой урон      Россия понесла и трон От твоего, с безумною женой, правленья,      А мнил, по воле Провиденья!» «Антихристы расправились со мной И, кровью залив, правили страной!» - «Ты поступал не лучше. Без сомненья, Кровавое ты помнишь воскресенье, Когда мужчин и женщин с их детьми      Рубили и давили лошадьми, Стреляли им в упор, в иконы и хоругви? Ты кровью обагрил себе лицо и руки! Ты веру в Бога пошатнул в сердцах! Поверг Россию в смуту без конца!» С очами, полными чудесного огня, Царь Петр заговорил: «Да и меня Антихристом прозвали, Люцифером,      Народ пугая злым примером,      Когда я строил корабли, Что нас из тьмы ко свету вознесли.      А говорят еще такое:      Я - первый большевик на троне. И Меншиков, скажите, большевик?      Что ж, прав, наверное, язык. А те, антихристы, собрали царство И возродили к славе государство, Где всяк пригрет был, по Христу,       И верил в светлую мечту. А днесь во власть вошли иные гости,            Отрывши чьи-то кости,       Вновь возвели тебя в цари, Чтоб с именем несчастного творить       Всего святого поношенье       И государства разоренье!» «Отречься от престола, что же есть, Как уронить достоинство и честь?      И в малодушии убогом      Нарушить клятву перед Богом?» -              Ареопаг изрек.  «И разве покарал его не Бог?» - «Рядится он в мундир, как оборванец...» - «Костей недостает.» - «А, может, самозванец?» «Нет, это вздор какой! Признайся небесам, - Вскричал царь Петр, - по чести, сам!» «О Государь! Не помню хорошенько, кто я, -            Тот закачался стоя. - Оставив бренные останки на Земле, Душой я все носился в звездной мгле, Как ангелы, в лучах зари сверкая,      И, мнилось, достигая Рая. А ныне я низвергнут в некий гроб           Средь царственных особ. Кто я? Ужели Николай Кровавый? Иль мученик? Не надо мне мишурной славы              Последнего царя,       Когда кровавая заря Нависла вновь, как в годы грозовые, Над бедною, униженной Россией!»            «Жена-то хоть твоя?» - «А дети чьи?» - «На них-то кровь моя...» «Да кто ж комедию разыгрывает с нами? - Царь Петр прорезал небеса очами...        В смятеньи возникает Хор:       «Ах, что провидит взор!» У райских врат сидел старик суровый,          Глаза воздев по-совьи,      Ночей не ведая, ни дня,      У Рая вечная возня. Властители, стяжатели, прелюбодеи, Раскаявшиеся - поверить ли? - злодеи -      Все тщатся в Рай попасть, Когда их ожидает Ада пасть. И снова шум. «Ну, нет покоя! - Апостол заворчал. - Ах, что такое?» Прислужник Люцифера Асмодей, Иль Ариман, принес мешок костей       И бросил, как попало.       Но некто в нем восстало. «Кого привел?» - спросил апостол Петр. «Последний русский царь!» - ответил черт. «Он разве не отрекся и не сгинул? Зачем же откопал? - апостол кинул      На беса удивленный взгляд. -            Унес бы прямо в Ад!» Мешок весь засветился, как экран на сцене, И царь живой возник на некое мгновенье. «Что, чудо воскресенья?» - оробел святой. И тут два ангела, сияя красотой        В полете вдохновенной, Не ведая преград во всей Вселенной,        Сошли из высших сфер: Архангел Михаил и Люцифер; Ведь падший ангел - ангел света,      С очами, полными привета, Хотя впадающий во гнев - от клеветы,      Творец мечты и красоты. Апостол оживился: «Очень кстати! Вожди враждующей небесной рати,      Заблудшая душа царя В Рай просится...» - «Ну, это зря! Он славен только тем, что был расстрелян С семьей своей. Подвергнут казни и Емеля...» -      Чуть усмехнулся Люцифер.          «Разбойник не пример!» - Архангел Михаил взглянул с укором. «Здесь все равны. Уж слишком много крови В войне с народом и народов царь извел И к гибели империю привел, - Вина безмерная при счете строгом           Перед людьми и Богом!»      «Всему на свете есть конец. И в гибели сияющий венец, - Воспомня о Христе, вздохнул апостол. -      Но здесь не так все просто...» «Он добрым семьянином был. Жену любил!» - Архангел Михаил лишь повторил, О чем на разные лады твердили,      Уж потому что их убили. «А лучше б он ее возненавидел! - рек, Известно кто. - В ней воплотился рок, Несчастный для царей и государства, Вступившего на путь ликующего братства!» «Женою что ли был он отрешен? - Архангел Михаил, казалось, был взбешен. - Она его любила, говорят, до страсти!» «К нему ли, простофиле? К царской власти. Она им управляла - с мужиком,      Подпав под власть его кругом!»      «Как! В фаворитах у царицы, -      И это чудо мне не снится, -           Ходил простой мужик? -      Заохал, весь смеясь, старик. - Подать его сюда. Свидетель важный!» -      И вытер лоб, от пота влажный. Смутившись, царь призвал жену из синема.      Она, казалось, рада, без ума,      Ласкалась с царственной осанкой            Красивой куртизанки            И все клялась в любви,            Кусая губы до крови. Меж тем из Ада во мгновенье ока (Там время, видно, не имеет срока.) Явился мужичок, принявший вид      Предсмертный, как он был убит.      «Святой отец! Мое почтенье.      Я знал, мне будет возвышенье      До райских кущ, - согнулся хлыщ, Разбухший, посинелый, словно свищ. -      Цари! Мы в мире дольнем знались!»      Мужик и царь облобызались. Царица пала ниц, как пред Христом,       Пред сим разгульным мужиком.             «Вот так она царила             И мужа погубила! - От возмущенья вспыхнул Люцифер. - И царь сей мученик, святой пример?» «А суть здесь в чем?» - апостол ждал ответа. «Что ж прямо не спросить у президента?» -      И Люцифер лишь подал знак, И Асмодей явился, как дурак, Неся, весь пригибаясь, пребольшую тушу: «Да-с, легок на помине. Отдал Богу душу...» «Кого ты притащил? Ведь он еще живой, - Сказал святой. - А это уж разбой!» «Преставился. Уж члены коченели. Пожалуй, оживить опять успели?» «А он такой, полуживой, полумертвец, - Архангел вспыхнул весь. - Ему б еще венец.      Ведь властью обладает царской И правит без сомнений и опаски      С одною целью - разрушенья              И поношенья      Всего святого на Земле, Преступник, торжествующий во зле!» «О ком ты говоришь? О Сатане ли?      Ну, прямо все осатанели, - С улыбкой к Люциферу обратясь, святой, Его он не коснулся клеветой. - Что ж мир перевернулся наизнанку? На тронах восседают лишь останки?» Меж тем у Рая Божий суд вершится.      «Что скажешь ты, Денница?»             «Раскаялся и благ?                     Пусть так. Какое дело мне до всяческих ничтожеств?          До нищих духом? Боже!          Гонимы лучшие умы От века в век, и торжествует царство тьмы,      Из Ада восходя до света, И в войнах содрогается планета, Прекрасная, вся в зелени, в цвету, - Не ты ль, Господь, в ней воплотил свою мечту?»           И небеса, за сферой сфера,           Отверзлись, словно зов,                     И Люцифера      Ко трону Бога вознесло. На просиявшем благодатью небосклоне, Из света возникая, Бог воссел на троне,       Со сонмом лучезарных слуг,       Восставших в полукруг.       И Люцифер предстал пред ними, Весь светел, горд, хотя по-прежнему гонимый.           «Я узнаю тебя, Денница! Ужель изгнание его все длится?»-                 Господь сказал       И слово милостиво дал. «В Эдеме я ль взрастил познанья древо? Иль мною из ребра Адама Ева,                Прелестная жена, Ему в соблазн и грех сотворена?      Когда б не воля Провиденья, Ведь ясно, не было б грехопаденья!» «Но в Еве любопытство возбудил Не ты?» - изрек архангел Гавриил.      «Адам и Ева, словно дети,      Имели сами на примете      И прелесть тайны наготы      В покрове легком красоты,      И стыд, и счастие в крови      С саморождением любви.      Любви ли к Богу иль Адаму,      Где место здесь греху и сраму,      Когда невинная любовь      Волнует дивно кровь      И мнится втайне счастье,      Как у зверей, в зачатье?      Любовь сошла из высших сфер.      И в чем повинен Люцифер? Так ты, посланец Бога, прилетал к Марии, Невинной в женах, взволновав ее впервые, И ты имел блистательный успех.              Иль это тоже грех?»      Архангел Гавриил весь вспыхнул,      Бог брови удивленно вскинул. «Однако, с чем ко мне явился ты, Денница? -      Сказал он. - Может так случиться, Когда ты нрав не переменишь свой, Вновь ангелы с тобою вступят в бой...» «Всевышний! Я не уповаю на молитвы           И не чуждаюсь битвы. Пусть ангелы погонятся за мной      В одной упряжке с Сатаной.      Добро со злом в союз вступая, Во тьму уходит, как воронья стая       Над полем бесконечных войн,       И немы плач людской и стон. И сколько раз под именем моим      Он выступал, а я - гоним.      А он всего лишь бес растленья, И в спутники мне дан тобою, без сомненья. Он всюду следует за мной, как тень;            Он - ночь, я - день!» «Он сам к тебе пристал. За Духом возмущенья Повсюду следует и Дух растленья, Свободой и насильем упиваясь всласть!» «Он жаждет захватить над миром власть!» - «И он-то преуспел, не ты, Денница!      Кто ныне к красоте стремится?             К уродству всех влечет,             И наготе - почет, - Архангел Гавриил заметил со злорадством. - Свобода отдает все новым рабством!» «Повинна ли свобода, о мудрец? Днесь торжествует Золотой телец. Восток и Запад ныне без различья В него-то веруют, - изрек Денница. -      И Север обращен на Юг,          Как кровожадный друг. Здесь благоденствие, там нищета и смута.      И это выгодно кому-то. Природа оскудеет от потерь      Невосполнимых!» - Люцифер      Печально загрустил. И слово взял архангел Рафаил: «О чем толкует? Род, погрязший В грехах, в насилье, да скорей угаснет.       Свершится Страшный суд. И праведные жизнь вновь обретут Навеки вечные, а грешники из Ада Навеки смерть, так им и надо!» «Воскресшие пребудут, как во сне, Когда и миг, и вечность наравне Неощутимы, жизнь в нирване,      Растений сон в тумане.      В том радости не вижу я, Мне ближе круг земного бытия!» - Воскликнул Люцифер, а Бог: «А, ну-ка, Земная жизнь погибнет в страшных муках            И обратится в прах.      Тогда и ты познаешь страх!»      «Я воссоздам людей из света,      Когда прекрасная планета Обречена в угоду Сатане, -      А скажут, по моей вине!» - В тоске и грусти возгласил Денница. «В гордыне бесподобной снова мнится,      Что равен он тебе, Господь!»-      В архангелах вскипела злость. «Оставьте, - прошептал Всевышний, -             Весь пыл излишний. Какая уж судьба кому дана, Пусть с Люцифером бьется Сатана, Как тень его исканий и сомнений, Высоких, чистых вдохновений, И в муках да родится новый мир,      В любви взлелеянный кумир!» И небеса, смыкаясь, снизошли до склона                Земного лона. Два световых луча неслись по кругу,           В погоне иль друг к другу,           Точь-в-точь, как НЛО, И в небе вдруг  темно, и вновь светло, Так молнии бушуют в небосводе,      Рождая страх в природе            Знамением суда. И снова два луча туда-сюда, Два тела - ярче дня, темнее ночи -      Их испускали прямо в очи. Но молнии сопровождал не гром,      Хотя в морях клубился шторм, А голоса, ликуя и скорбя в бореньи,      Несли порывы и стремленья:                 «Эй, Люцифер!             Что человек, что зверь, - Вся тварь земная мне послушна      И в сладострастьи простодушно Мне служит, мне, не Богу, - я один      Всей этой жизни властелин!»      Но Люцифер без возмущенья      Лишь рассмеялся: «Бес растленья!                Твой Бог-отец -      Всего лишь Золотой телец,      Эмблема власти и богатства,      Эмблема нищеты и рабства.                 Нет, неспроста      Во всем есть мера - красота,                 Закон природы.       Ему последуют народы,             И новый мир взойдет -       Не на Земле, так среди звезд!»       Тут ангелы, с небес взлетая,       Вниз бросились - за стаей стая... «То схватка Люцифера с Сатаной            Над нашею страной!» - Цари на площадь вышли из Собора,      Как в ожиданьи приговора. Весь в вспышках полыхает небосвод      И град в пучине невских вод.      Потоп? Осада? Наводненье?      Иль это только наважденье?      Царь Петр велит подать коня,      И оба словно из огня,      Из меди, в пламени кипящей,      Повисли над долиной спящей.      «Проснись, Россия! Пробудись!      И вновь в могуществе явись,                 Как после Нарвы      У сокрушительной Полтавы! -              Вещал, казалось, царь. -      В опасности отечества алтарь!» Бывало, после смут и унижений      Ты находила путь свершений.              Тобой повержен он, Европы злой кумир Наполеон. В войне всемирной, в годы грозовые, Слабея, гибла царская Россия, И, потрясенная до самых до основ, Вновь возродилась, утверждая новь, Что старый мир не принял, и войною Вновь разразился, вкупе с Сатаною.      Что ж ныне ожидает нас       В сей грозный, сей последний час?       Восток и Запад двуедины           Под знаком зверя ныне. История крутит веретено,       Россия - слабое звено, -       С обрывом нитей - мир в руинах,       Как было в Риме и в Афинах, -       Она ж воспрянет ото сна,             И сгинет Сатана. И слышен Хор: «Распята, как Мессия,       Россия, милая Россия.       Но возродится сей кумир,             И обновится мир!» Заря сокрыла царственные тени,          Вступивших на ступени      Собора, как толпа гостей, И нет уж никого, лишь свет свечей. И тишина над невскою твердыней,      Где ангел лучезарный стынет.