Евгений Подгаевский - Муха, или Шведский брак по-русски Страница 5

— Как красиво говорил Василий!.. Только я не всё поняла.

— А я тебе переведу, — ответила Люба. И в её интонации одновременно сквозили недовольство и ирония в адрес Васи. — По-русски это означает: пока прыгается, надо прыгать.

— Так он опять про своё? — ахнула Валя.

— Что-то вроде того. Только какими-то кругами, будто к чему-то подбирается. Тут ещё разбираться надо… Но ты знаешь что?

— Что?

— Всё-таки хорошо, что они с Петей сдружились. Хоть ты и назвала своего Петю ведомым, но в нём какая-то обстоятельность есть, серьёзность. Я, наверное, тогда была не права, когда огульно обвиняла всех мужиков подряд. Всё-таки твой Петя вызывает доверие. Он ведь, мне кажется, где попало шляться не будет?

— Не будет, — подтвердила Валя.

— Тогда давай эту их дружбу ненавязчиво, незаметно для них поддерживать. Если Василий всё время будет рядом с Петром, то, возможно, твой Петр окажет на моего Василия своё положительное влияние.

— Давай, — согласилась Валя. — И не только чтобы рядом, но и как можно больше у нас на виду. Вон, там, шахматы, шашки, футбол по телевизору, что ещё?

— Политика, газеты, журналы, какое-то совместное занятие.

— Тогда пусть что-нибудь вместе по хозяйству мастерят. Хоть лобзиком зверюшек выпиливают! Но чтобы всё время заняты были. Под нашим присмотром.

— Но здесь важно не переборщить, давать им, так сказать, глоток свежего воздуха. Иногда можно и на рыбалку, но ненадолго.

— Ага, давай, давай.

Вася с Петей ловили рыбу на диком озере. Тишина, покой, красота. Правда, клевало неважно.

— Сегодня в природе что-то не то, — сказал Петя. — На две сковороды вряд ли хватит.

— Значит, устроим одну большую общую, — со смешком ответил Василий. — На один вечер общее хозяйство заведём, а? Не против?

Петя охотно согласился:

— Давай. А у кого: у вас или у нас?

— Не принципиально. Давай у нас. Любаша рыбу классно готовит. А Валя ей поможет…

Василий помедлил и продолжил:

— Тебе моя Люба нравится?

Петя не ожидал такого вопроса.

— Ну… Симпатичная… да… А почему ты спросил?

— Сейчас поймёшь. Про шведский брак слыхал?

— Что-то такое слыхал… Это когда общее хозяйство ведут, как мы, вот, вместе рыбу жарят… только не один раз, а…

— Пункт про общее хозяйство в наших условиях не главный. Его вообще можно опустить.

— А какой главный?

— Представь, что мы с тобою два шведа. Я к тебе прихожу и говорю: «Питер, предстоящей ночью моя Любхен в твоём распоряжении».

Петька оторопел:

— Ого! Интересно. А ты где будешь?

— Как где? У твоей Вальхен.

Петя вскочил:

— Да ты что?!

Возмущенно стал ходить вдоль берега. Негодующе зыркнул глазами на Василия. Василий пожал плечами:

— Ну и не надо. Сам себя лишаешь приключений.

…Петя сидел, призадумавшись, на пригорке. Внизу, на берегу, Василий смотрел на неподвижный поплавок. Петя повёл глазами над гладью озера и вдруг перед его взором возникла Васина Люба. В пеньюаре. Красивая, манящая, она махнула обнажёнными руками, как белая лебедь крылами, и исчезла.

Поплавок на водной глади неожиданно ушёл под воду.

…Потом сетчатая авоська с трепыхающейся ещё рыбой висела на сучке. Удилища молча ждали, прислонившись к стволу. Вася с Петей стояли в кустах рядышком, в метре-полутора друг от друга, и дружно осуществляли процесс избавления от ненужной жидкости в организме.

Петя осторожно повернул голову в сторону Васи и сначала посмотрел на Васино лицо. Устремив взгляд куда-то вдаль, Вася блаженно витал в облаках. Тогда Петя робко перевёл взгляд вниз, где правая Васина рука уже энергично что-то там стряхивала, впрочем, понятно что. Тогда Петя посмотрел вниз уже на свою правую руку, приступившую к тому же действию, снова быстро взглянул в сторону Васи, потом снова к себе… И кажется, остался доволен. Его едва заметную довольную улыбку можно было истолковать так: ну что ж, если что, в грязь лицом не ударю.

Делая обход на хоздворе своего предприятия под вывеской ООО «Запчасть», Василий по-директорски привычно оценивал обстановку, цепко осматривал оборудование, здоровался кое с кем из работников за руку.

— Петрович, где слесарей потерял? — спросил пожилого работника, увидев пустые рабочие места в одном из боксов.

— Да сейчас, сейчас, — засуетился пожилой работник, — на перекур побежали.

Василий проницательно улыбнулся, погрозил указательным пальцем:

— Не припоминаю, чтобы запрещал курить рядом с боксом. Премию продымят — сигаретки дороже обойдутся.

Отошёл, деловито набрал номер на мобильнике. Подождал несколько секунд.

— Ну что? — спросил в трубку. — Надумал?

Петька, у себя на автосервисе, стоя рядом с загнанной на ремонт машиной, отвечал Василию по мобильнику:

— Нет, Вася, шило на мыло менять… Не хочу.

— Шило на мыло? — недоумённо и даже обиженно спросил Василий — Что за сравнения идиотские? Рехнулся?

— Почему рехнулся? — отвечал Петька. — Мне и на своём месте неплохо. Я вообще не привык прыгать туда-сюда.

— Туда-сюда? Да когда это ты прыгал-то?

— Так и я про то же. Уже двенадцать лет тут, к тому же надбавки идут.

— Тьфу! — в сердцах сказал Василий и облегчённо вздохнул. — Да я не про работу. Хотя рано или поздно я тебя на своё предприятие всё равно перетащу… Я про шведов…

— А-а, — неуверенно протянул Петька. Помолчал, оглянулся и добавил: — Ну, давай… попробуем.

Когда Валя после работы открыла калитку в свой двор, она услышала звуки стучащего топора и работающей пилы. Остановилась в удивлении:

— Что такое?

Мария Семёновна, отдыхавшая на своей табуреточке на крыльце, ей спокойно ответила:

— Вася с Петей решили вместе баню доделать.

— Да ты что!?

Обрадованная Валя тут же поставила сумку на землю и побежала в баню — новостройку.

Вася с Петей в большом, просторном, как гостиная, предбаннике орудовали инструментами. У неотделанных ещё стен уже стояли несколько свежеоструганных досок. Оба мужчины разгорячённые, жизнерадостные, вспотевшие, в майках, с сильными мускулистыми руками.

— Да неужели? — радостно спросила Валя, открыв дверь. — А что ж в каком лесу произошло?

— Все животные в наших лесах в добром здравии, Валюша — ответил Петька. — Не волнуйся. Это, вот, Вася.

— А что Вася? Ты сам не мог?

Василий посчитал нужным вставить своё слово:

— Понимаешь, Валя, когда всё время сам, настроение не то. И надоедает, и хандра заедает, и смысла не видишь.

— А теперь же какой смысл?

— А теперь на паритетных началах.

Валин взгляд выразил тревожное недоумение:

— На каких таких паритетных?

— Мы вам помогаем довести баню до ума…

— Так… — Валентина ожидала продолжения.

— А вы нам предоставляете возможность иногда попариться.

— Ой, да хоть бы и не помогали, всё равно бы парились! — обрадовалась Валентина. — Главное, чтоб огонь под котлом, наконец, зажёгся! Чтоб от раскалённых булыжников пар… аж шипел!

— Огонь уже, считай, горит, Валя, — ответил Вася, как-то странно глядя на неё.

— И булыжники уже… того… — сказал Петька.

— Чего? — не поняла Валя. — Уже тоже шипят? Пока не слышу. Ох, какими речами заговорили, а! Так Люба, значит, уже в курсе? А где ж она?

— Люба тебя ждёт, Валюш, — сказал Петя. — Сегодня за вами ужин.

— Так он вроде всегда за нами.

— А вот не такой, как всегда.

— Что, с водкой? Не дам. Вы ж не пьёте.

— Нет, Валюш, — снова заговорил Вася. — Водка нам не нужна.

— А что нужно? Может, курочку зарезать? Так её ж пока ощиплешь…

— Курочка нам тоже не нужна, — ответил Петя.

— Тем более, ощипанная, — добавил Вася.

— А что ж вам тогда нужно, чем угодить-то нашим золотым работничкам?

— Нам, Валюша, — сказал Вася, — нужны две красивые женщины за нашим столом. И приятный неторопливый вечер в их компании под тихую манящую музыку.

— Ой… — Валя прямо расцвела лицом. — Да как же красиво! Зачем, вот, действительно, ходить-ездить чёрте куда за какой-то, там, непонятной красотой, когда её можно лепить дома своими собственными руками? Это ж, как пельмени — свои всегда вкуснее!

И был неторопливый вечер, и красивые, подкрасившиеся, принаряженные Валя и Люба (правда, не в новых платьях), и беседа за столом, и тихая манящая музыка, и даже медленный танец, где кавалеры меняли дам.

На другой день снова стук молотков, визжание пилы и скольжение рубанка по доске с выходящей из него длинной тонкой стружкой.

И так повторялось несколько раз. Мария Семёновна, сидя вечером на своём крылечке, иногда посматривала на светящиеся окна дома через дорогу, где на занавесках медленно покачивались тени двух мужских и двух женских фигур, и чему-то улыбалась.