Когда небо было синим - Оскар Шкатов Страница 13

Наверное, я слишком дерзко и незаслуженно применил термины «произведение» и «книга», однако назвать это творением вообще как-то нетактично, а предположим, литературным изрыганием – к себе же неуважительно. Поэтому терминологию мы опустим. Теперь о длине названия. Долго соизмеряя обилие букв и формат обложки, я наконец испытал к ней сострадание, и потому произвёл обрезание.

Это в свою очередь снизило процент вероятности преждевременного раскрытия сути произведения, как к примеру «История Аси Клячиной, которая любила, да замуж не вышла, потому что гордая была». Всё как бы ясно, дальше и писать-то не о чем. Да и ни к чему.

Хотя конечно, можно было бы воспроизвести название и целиком, взять гитару и уйти за вдохновением в лес к костру, где звучание этой прекрасной песни действительно извлекло бы приятные воспоминания из души и ностальгическую слезу из дежурного глаза, поскольку лейтмотив повести – это действительно, строительство чего-то нового и нужного людям. Но об этом чуть позже.

А в начале было вот что. Как-то прогуливаясь в женском обществе, я задумался. Это было единственной моей прерогативой, так как сцепившиеся языками дамы права голоса мне не оставили. И только придя домой, я решительно решил если не высказаться, то хотя бы выплеснуть на бумагу что-нибудь самостоятельное. Так родилась повесть «Честь имею, поручик Ржевский», которую я написал буквально на одном выдохе. Потом вдохнул и понял, что это еще не всё. Хронологически окунулся ещё глубже. «Мы ребята из ГИСИ, ты нам только поднеси» стало беглым описанием главных вех студенческой жизни, но разбросанные по миру однокашники заявили, что можно было бы развить тему и дальше. Ну, что ж, продолжим…

Для начала продолжения я имею несколько вариантов. Можно начать с начала вообще, можно с конца предыдущего окончания, можно с начала того конца, которым заканчивается начало, а можно вообще ничего не брать в голову и писать то, о чём думается и вспоминается.

Начну, пожалуй, с развала коллективизма и приобретения обособленности. Это естественное возрастное состояние человеческого организма, когда друзья несколько отодвигаются на другой план, уступая место семейственности. Нет, дружба, конечно, понятие круглосуточное, но резкие переходы от дружбы с мужчинами к любви с женщинами всегда вызывали критическое «Нас на бабу променял!» Стенька Разин после такого замечания вовремя одумался, бултых княжну в надлежащую волну и опять с мужиками. Но впоследствии и мне такое кричали вслед мои неженатые друзья, когда я, сволочь такая, обвив женскую талию, удалялся всё дальше и безвозвратнее от студенческой пельменной.

ГЛАВА II

До сих пор слышу эти голоса. И даже помню, чьи. Олега и Леры. В предшествующих повестях я сокращал фамилии друзей до определённой степени узнаваемости, но в данном случае сокращать некуда. Шмидт – фамилия многонациональная. Олег был русский Шмидт, но сыном лейтенанта Шмидта никогда не был, да и вообще ни с каких сторон родственником ему не приходился. Он был солистом нашего ансамбля, а по совместительству моим другом. Раньше он пел в лучшем из школьных ансамблей города. Я был знаком со всем их составом. Репетиции они начинали с конкретного вопроса «Хотят ли русские вина, спросите Гогу Спирина», на что соло-гитарист Гога Спирин неизменно отвечал: «Хотят», и дальше всё шло своим отработанным чередом.

Но я уже упоминал, что творчество музыкальное иногда наносит урон учебному процессу, и тогда надо выбирать что-то одно. Как, к примеру, наша землячка Ольга Кормухина, которая училась у нас в ГИСИ, но на три года позже. Ну зачем такому обалденному голосу строительный диплом? Да и вообще, есть много инженеров, ушедших на эстраду или в шоу-бизнес, но не припомню ни одного, кто бы слез со сцены и встал за кульман.

Однако, снизим уровень музыкальности. Олег пел негромко и душевно. Тембр его голоса как бы успокаивал, да и вообще, студентом он был спокойным. Вот эти спокойствие, неторопливость ну и, к чему скрывать, пивко, которое мы как-то полюбливали, довели его до знакомства с Советской армией. Не знаю, что с ним там творили, но невысокий с пузиком Олежка вернулся через два быстро пролетевших года уже не Олежкой, а скорее Арнольдиком. Он весь оброс мышцами, хотя служил, если не соврал, в охране Ленинского мавзолея. Я, правда, считал, что главным в стоянии возле дедушки Ленина являются не мускулы, а синхронная неподвижность как, к примеру, неотъемлемым атрибутом для охранников мавзолея Мао Цзэдуна является косоглазие. Возле нашего же надо было во все глаза бдить, чтобы посетители в строгой очерёдности туда входили, а оттуда никого не выносили. При Олеге ничего не произошло и, вернувшись, он ещё некоторое время маршировал и шевелил бицепсами, но вскоре пивко вернуло его к прежним габаритам.

ГЛАВА III

Про друга Леру хотелось бы рассказать особо. Учился он в параллельной группе, был чуть постарше, имел тогда стройную подтянутую фигуру и красивый показательный бег на занятиях по физподготовке.

Я бегать красиво не умел несмотря на то, что раньше занимался лёгкой атлетикой. Бег мой походил скорее на спор головы с ногами. Голова требовала первенства, справедливо и по понятиям, а ноги настаивали на главенствующей роли хотя бы на время самой пробежки. Время от времени они друг друга обгоняли. А Лера бежал, держа голову гордо и неподвижно, как олень свои рога.

Зато я хорошо прыгал в высоту. Ещё раньше, в секции я освоил стиль «фосбери-флоп» (прыжок спиной) и, даже будучи мелким школьником, перепрыгивал своих самых продолговатых одноклассников, с этим стилем незнакомых. Но больше спортом мы заниматься не будем.

Сошлись с Лерой мы на первом курсе зимой на одной из вечеринок, после которой кто-то разъехался, а кого-то гостеприимная квартира оставила на ночлег. Проживавший там Шура, также первокурсник, но с архитектурного, Лера и я уже легли, но неожиданно решили перед сном проветриться. А поскольку хмель ещё гулял, мы не слишком заморачивались по поводу внешнего вида. Набросив что под руку попало, мы вышли на улицу. Выглядели мы весьма экстравагантно. Я имел преимущество перед друзьями, так как находился внутри спального мешка, который, хоть и стеснял движения при ходьбе, но зато грел равномерно. Лера был в банном халате и купальной шапочке, а Шура в короткой женской шубке на босу ногу. Шубка прикрывала только задницу, а уже ниже шли волосатые босы ноги. Новогодний снежок искрился в свете фонарей и весело похрустывал под ногами. Так мы обрели взаимопонимание.

ГЛАВА IV

Территориальная разбросанность в условиях большого города часто вынуждала нас оставаться в гостях друг у друга до утра. Как-то Лера вопреки традиции решил наконец поехать домой, но транспорт в его отдалённый район уже не ходил, и он вернулся ко мне.

– Кто там? – спросонья поинтересовались родители.

– Лера, – ответил я.

– Хватит девушек водить. Проводи Лену и давай спать.

Имя Лера и так имеет женское звучание, а в этом случае фонетическая ошибка вынудила Валерку уйти ловить редкое такси. Родители потом искренне извинялись.

Я пару раз тоже побывал у Леры в гостях. Он жил далеко от всего за исключением пивного ларька. Это было единственным преимуществом, потому что очередь за пивом Лера обычно занимал прямо из окна фразой «Эй, мужик, я за тобой».

Дело было зимой. Мы предусмотрительно запаслись пивом с вечера, поставили бидон с разливным за окно охлаждаться и временно о нём забыли, так как были увлечены другими напитками. Наутро пиво кристаллизировалось, а дожидаться его возврата в аморфное состояние мы были не в состоянии. Мы кололи его и отправляли в рот твердую фракцию, которая переходила в жидкую где-то между пищеводом и желудком, возвращая организм в рабочий режим.

Но меня опять занесло на первый бестолковый курс, наверное, потому что воспоминания приятные. А теперь переместимся на пятый, где мозги уже надо было перестраивать на легальные семейные отношения. Началась пора всеобщего осеменения. В смысле, осемьянения… Тьфу ты, господи… Короче, свадеб. Сложившиеся за время совместной учёбы пары (не путать с учебными парами) регистрировались, чтобы вместе идти по распределению. Случилось это и с нами. Официальным свидетелем с моей стороны на первый