К вам мой попугай не залетал? - Автор Неизвестен Страница 16

— Вечная жизнь и здравие повелителю! — ответил Молла, — Ты сам знаешь, что я говорю только об интересных и новых вещах — о том, что еще никому не известно, чего никто не знает, о чем никто не слыхал, о чем никто до сих пор ничего не сказал, о чем, как говорят, и петухи еще не пропели. О твоей жестокости знает весь мир, и все только о ней и говорят. Ничего нового к этому я добавить не могу и мне незачем толковать об этом. Меня оклеветали!

Узб.

213

«Самое его большое достоинство — это имя, — говорил Граф N об одном герцоге, — У него есть решительно все добродетели, какими только можно разжиться с помощью дворянской грамоты».

Франц.

214

Любовник Екатерины I, камергер Монс, был казнен Петром. Несчастного посадили на кол. А голову потом отрезали и положили в банку со спиртом. И эту банку Петр велел поставить в комнате Екатерины. В назидание и на память. Когда эту голову принесли, Екатерина сказала своему окружению:

— Вот, господа, до чего доводит разврат среди придворных!

С этим же Монсом связан удивительный государственный документ, более похожий на анекдот. В приговоре о казни Монса буквально сказано: «Государственный преступник Монс приговаривается к казни за вмешательство в дела, не принадлежащие ему!»

Дат., нем.

215

Английский посол приехал к президенту США Вашингтону. А тот во дворе как раз рубил дрова для домашнего камина.

— Какая польза для президента от этого простонародного занятия? — удивился посол.

— Двойная польза: сначала я согреваюсь тут, а потом около камина!

Амер.

216

Когда несколько советников стали слишком уж громко болтать во время заседания, первый президент г-н де Арле воззвал к ним:

«Если те, что разговаривают, соблаговолят шуметь не больше, чем те, что спят, они весьма обяжут тех, что слушают».

Франц.

217

Ксендз замечает в костеле мужчину, который более двух часов горячо молится. Он подходит к нему и говорит растроганно:

— Сын мой, я вижу — ты набожный человек. Я уверен, что молитва твоя будет услышана.

— Увы, я не уверен, что просьба моя будет исполнена.

— А о чем ты просишь господа Бога?

— Я прошу, чтобы у меня всегда была работа и чтобы я мог обеспечить существование своей семье.

— Будь спокоен. Я также помолюсь за тебя. А кто ты по профессии?

— Я палач…

Польск.

218

Как-то один негр рассказывал: «Подзывает меня белый хозяин и говорит: «Послушай, какая штука вышла. Приснилось мне прошлой ночью, что попал я на небо в негритянский рай и вижу: повсюду кучи мусора, какие-то старые развалюхи, изгороди покосившиеся, гнилые и поломанные, грязищи такой на улицах в жизни не видывал, повсюду расхаживают толпы грязных оборванных ниггеров!»

«Вот-вот, хозяин, — говорю я, — мы с вами, верно, поели чего нехорошего вчера на ночь, потому как мне точь-в-точь то же самое приснилось. И я, как и вы, на небо попал, только в другое место — в рай для белых людей. Гляжу и вижу: улицы серебром и золотом вымощены, а по ним прямо мед и молоко течет, ворота там все из жемчуга, весь этот белый рай я насквозь прошел — и ни единой души не встретил!»

Амер.

219

Государь (Петр I), заседая однажды в Сенате и слушая дела о различных воровствах, за несколько дней до того случившихся, в гневе своем клялся пресечь оные и тотчас сказал тогдашнему генерал-прокурору Павлу Ивановичу Ягужинскому: «Сейчас напиши от моего имени указ во все государство такого содержания: если кто и на столько украдет, что можно купить веревку, тот, без дальнейшего следствия, повешен будет». Генерал-прокурор, выслушав строгое повеление, взялся было уже за перо, но несколько поудержавшись, отвечал монарху: «Подумайте, Ваше Величество, какие следствия будет иметь такой указ?» — «Пиши, — прервал государь, — что я тебе приказал».

Ягужинский все еще не писал и наконец с улыбкою сказал монарху: «Всемилостивейший государь! Неужели ты хочешь остаться императором один, без служителей и подданных? Все мы воруем, с тем только различием, что один более и приметнее, нежели другой». Государь, погруженный в свои мысли, услышав такой забавный ответ, рассмеялся.

Рус.

220

Великий Вольтер, наблюдая за выступлениями парламентариев, заметил:

— Когда сказать нечего, всегда говорят плохо.

Франц.

221

Приехав в Англию в 1727 году, Вольтер обнаружил, что там сильны антифранцузские настроения. Однажды, прогуливаясь по улицам Лондона, он чуть не попал в беду, когда вокруг него собралась целая толпа англичан, из которой начали раздаваться угрозы: «Смерть французу! Повесить его!»

Вольтер обратился к толпе с такими словами:

— Англичане! Вы хотите убить меня, потому что я француз, но разве я недостаточно наказан тем, что не родился англичанином?

В толпе раздались приветственные крики, она расступилась, а великий французский просветитель спокойно продолжал свой путь.

Франц., англ.

222

Одного английского банкира — звали его не то Сер, не то Сейр — обвинили в заговоре, цель которого похитить и увезти в Филадельфию короля (Георга III). Представ перед судом, он заявил:

«Я отлично знаю, зачем королю нужен банкир, но не понимаю, зачем банкиру может понадобиться король».

Англ.

223

Английскому сатирику Донну посоветовали: «Бичуйте пороки, но щадите их носителей», — «Как! — изумился он. — Осуждать карты и оправдывать шулеров?».

Англ.

224

Будучи генеральным контролером финансов, г-н д'Энво обратился к королю с просьбой дозволить ему вступить в брак. Король, уже знавший, кто невеста, ответил: «Вы для нее недостаточно богаты». Когда же д'Энво намекнул на то, что этот недостаток искупается его должностью, король возразил: «О, нет! Место можно и потерять, а жена останется».

Франц.

225

Когда М изложил мне свои взгляды на общество и государство, на людей и явления, я не скрыл от него, что нахожу их удручающе мрачными, и предположил, что он, видимо, очень из-за этого несчастлив. М ответил, что так оно долгое время и было, но что теперь он свыкся с этими взглядами и не видит в них ничего страшного. «Я, — добавил он, — уподобился спартанцам: их заставляли спать на нестроганных досках, которые они выравнивали собственной спиной, после чего постель уже казалась им вполне сносной».{21}

Франц.

226

Некий фанатический поклонник аристократизма, заметив, что вокруг Версальского дворца отчаянно разит мочой, приказал своим слугам и крестьянам справлять малую нужду только у стен его замка.{22}

Франц.

227

Привыкнуть можно ко всему, даже к жизни. Услышав, как при нем оплакивают участь грешников, горящих в адском огне, кардинал заметил: «Льщу себя надеждой, что рано или поздно они привыкают и начинают чувствовать себя там, как рыба в воде».

Итал.

228

Людовик XV спросил герцога д'Эйена (впоследствии маршала де Ноайля), отправил ли тот уже свое столовое серебро на монетный двор. Герцог ответил отрицательно.

«А я вот свое отправил», — заявил король.

«Ах, государь, — возразил д'Эйен, — когда Иисус Христос умирал в страстную пятницу, он отлично знал, что вернется к жизни в светлое воскресенье».

Франц.

229

Еще при жизни Вольтера некоторые из его книг как «опасные» по приказу короля сжигали на огне. Услышав однажды о таком приговоре своим произведениям, Вольтер казал:

— Это еще и к лучшему! Мои книги как каштаны: чем больше их поджаривать на огне, тем они вкуснее!

Франц.

230

Князь Меншиков, защитник Севастополя, принадлежал к числу самых ловких остряков своего времени. Шутки его не раз навлекали на него гнев Николая и других членов императорской фамилии. Вот одна из таковых.

В день бракосочетания императора среди торжеств был назначен и парадный развод в Михайловском[50]. По совершении обряда венчания, когда все военные чины надевали верхнюю одежду, чтобы ехать в манеж, князь Меншиков сказал кому-то: «Странное дело, не успели обвенчаться, а уже думают о разводе».