Ирина Судникова - Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий Страница 4

Стольник Желябужский впал в такое преступление, которое, по справедливости, заслуживало публичного наказания и ссылки, к чему воинским судом и был приговорен, и приговор тот был утвержден Государем. Сын его, человек молодой и видный, узнавший о таком приговоре, при выходе Государя из дворца пал к стопам его и со слезами возопил:

— Надежа-Государь! Не дерзаю умолять тебя, меньше же негодовать на приговор, учиненный судом отцу моему, — зная, что оный правосуден, а прошу только из единого милосердия твоего: преступление отца и заслуженное им наказание перенесть на меня. Он, при старости и слабости своей, наказания такого перенести не может, а я, по молодости и крепости моей, удобно снесу и заплачу тем за рождение свое. И таким образом, без нарушения правосудия твоего, спасу и мать мою, которая не сможет перенести столь горестного лишения мужа, малолетних же братьев и сестер избавлю от несносного сиротства и безчестья всего нашего рода.

Государь, чувствительно тронутый таковой сыновнею нежностию, поднял его и, поцеловав, сказал:

— За рождение такого сына, как ты, прощаю твоего отца и возвращаю его семейству, а тебя жалую чином и местом его, надеясь, что исполнишь должность лучше, нежели отец твой. (2)

Все в Петербурге знают о существовании Крюкова канала, прорытого при Петре I. Назван он этим именем вот почему: Петр Великий, как покровитель наук и искусств, ежегодно отправлял за границу нескольких молодых людей для изучения той или другой науки, того или другого искусства.

Был в том числе послан за границу художник Никитин. Возвратившемуся в Россию Никитину приходилось весьма жутко вследствие непонимания покупателями его картин. Когда узнал об этом Петр I, он посетил квартиру художника и предложил ему на другой день явиться во дворец с картинами. Никитин явился и увидел во дворце много собравшейся знати. Государь показал им картины художника. Две-три из них сейчас же были куплены за ничтожную сумму. Тогда Петр объявил, что остальные картины продает с аукциона. Одна была куплена за двести рублей, другая за триста, дороже четырехсот рублей не продали ни одной картины. Государь сказал:

— Ну, эту картину (последнюю) купит тот, кто меня больше любит.

— Дам пятьсот, — крикнул Меншиков.

— Восемьсот, — крикнул Головин.

— Тысячу, — возразил Апраксин.

— Две, — перебивал Ментиков.

— Две тысячи! — кричал Балакирев, присутствовавший на том аукционе.

— Три тысячи! — закричал дородный Крюков, подрядчик, прорывавший канал в Санкт-Петербурге. Государь дал знак об окончании аукциона. Картина осталась за Крюковым. Государь подошел к нему, поцеловал его в лоб и сказал ему, что канал, прорываемый им в Петербурге, будет называться его именем. (2)

Петр Великий издал такой закон: кто на правого бьет челом и то сыщется, то поступить с челобитчикам так, чему бы достоин был ответчик, если бы оказался виновным.

Один московский купец просил взыскать со своего соседа 300 рублей за то, что корова его, ворвавшись к нему в огород, поела и перепортила там капусту, и тем причинила ему убыток на сумму 300 рублей. Государь был в то время в Москве и, узнав об этом деле, приказал освидетельствовать огород истца. По освидетельствовании оказалось, что капусты съедено очень немного, так что весь убыток простирается не более как на 3 рубля. Донесли об этом Государю, и он постановил взыскать с истца 300 рублей и отдать их ответчику, кроме того, взыскать с того же купца 3000 рублей на мундиры солдатам Преображенского полка. А чтобы московское купечество не забыло этого решения, приказал называться вышеупомянутому купцу — Капустиным. (2)

Петр I, вводя всякие полезные заведения в России, тщательно посещал все фабрики и мастерские, побуждал и одобрял работников. Между прочим, ходил он часто на железные заводы Миллера в Истии[2], за 90 верст от Москвы, по Калужской дороге. Там он однажды четыре недели употреблял тамошнюю минеральную воду и между своими ежедневными государственными делами избрал себе посторонним упражнением не только со всевозможным тщанием все рассматривать и всему учиться, но даже при плавлении и ковании пособлять собственными руками и тянуть в полосы железо. Научившись этой работе, в один из последних дней своего там пребывания вытянул его восемнадцать пудов и каждую полосу означил своим штемпелем, причем его свиты камер-юнкеры и бояре носили уголья, разводили огонь, раздували его мехами и другие работы должны были отправлять. Спустя несколько дней пришел Государь к самому заводчику Вернеру Миллеру, в Москве, похвалял учреждения его на заводах и спрашивал: сколько каждый мастер получает там за работу с пуда поштучно выкованных железных полос?

— По алтыну, — ответствовал Миллер.

— Очень хорошо. — сказал Царь. — так ты должен мне заплатить восемнадцать алтын.

Вернер Миллер тотчас пошел в ящик, где были у него деньги, вынул восемнадцать червонцев и, отсчитав оные Царю, сказал:

— Такому работнику, как Ваше Величество, менее дать не можно.

Но Царь отвергнул их.

— Возьми свои червонцы, я не лучше других мастеров работал, заплати мне только то, что ты обыкновенно платишь другим мастерам: за эти деньги я куплю себе новые башмаки, которые мне теперь нужны.

Его Величество показал однажды уже чиненые и опять подпоровшиеся свои башмаки, взял восемнадцать алтын, поехал на рынок и действительно купил себе новую пару башмаков, которые он часто в компании на своих ногах показывал и обыкновенно говаривал: «Вот башмаки, которые я выработал собственными руками».

Одна полоса тянутого собственными Его Величества руками железа с царским штемпелем и поныне еще находится на миллеровых железных заводах в Истии, за 90 верст от Москвы, а другая, которую Государь потом вытянул в Олонце, на Ладожском озере. — в Кунсткамере Санкт-Петербургской академии наук. (2)

Петр I, на двадцать пятом году своего возраста, был опасно болен горячкою. Когда уже почти никакой не оставалось надежды к его выздоровлению и весь двор погружен был в уныние, а в церквах денно и нощно отправлялось молебствие, доложено ему было, что судья уголовных дел пришел спросить, по древнему обычаю: не благоволит ли Его Величество даровать свободу девяти грабителям и разбойникам, осужденным на смерть, дабы они молили Бога о царском здравии? Как скоро Петр услышал это, велел подозвать судью к постели, на которой лежал, и приказал ему прочитать пред собою реестр осужденных к смерти и их преступления. По прочтении, Его Величество сказал судье прерывающимся голосом:

— Неужели ты думаешь, что я чрез прощение столь страшных злодеев и чрез пренебрежение правосудия сделаю доброе дело и преклоню Небо к сохранению моей жизни? И что Бог внемлет молитвам столь противных ему преступников? Тотчас поди и завтра же вели исполнить приговор над всеми девятью злодеями. Я больше надеюсь, что Бог за это правосудное дело подвигнется ко мне на милость, пощадит жизнь мою и дарует мне здравие.

Приговор на другой же день был исполнен, а Царь, со дня на день чувствуя облегчение, в короткое время совершенно выздоровел. (2)

В 1689 году Петр решил послать многих детей знатного своего дворянства в чужие земли для учения и объявил о том отцам их. Некоторые из них повиновались тому в молчании, не смея противоречить молодому и горячему Монарху, но многие осмелились отсоветовать ему такую посылку, говоря между прочим: «Где нашим ребятам познать заморские хитрости! Их разума на то не станет, и потому понапрасну только великий кошт издержан будет».

Такого рода мнения, достойные невежества тех, которые их подавали, взволновали Царя.

— По вашему мнению, — говорил он, — мы родимся одаренными от природы менее счастливо, чем другие народы. Бог, по вашему суждению, дал нам душу ни к чему не способную? Между тем как у нас такие же руки, глаза и телесные способности, как и у людей других народов, которым даны они для развитая ума: почему же мы только выродки человеческого рода и должны иметь ум неразвитый? Почему же мы только одни недостойны науки, облагораживающей всех прочих людей? Нет, такой же ум и у нас, мы так же будем успевать, как и другие, ежели только захотим. Всем людям природа одинаково дала начала и семена добродетелей, всем предназначено ими пользоваться, и как только кто возбудит в людях эти добродетели, то все хорошие качества души вполне пробуждаются. (2)

Между множеством разосланных Монархом в чужие края молодых россиян, из всякого звания людей, — для изучения разного рода наук, художеств, рукоделия и торговли, находился один из достаточных калужских помещиков по фамилии Спафариев. Отец дал ему слугу из калмыков, человека острого ума, ко всему способного и весьма верною и приверженного к их дому.