Софья Бенуа - Собрались Путин, Медведев и Лукашенко… Перлы политиков Страница 5

Это глупость вообще, но это мне знакомая песня: Во-первых, я думаю, что, ну, для многих это известно, я для толкача не подхожу. Поэтому я думаю, что, еще раз, роль председателя правительства – он может собирать, он может не собирать, – он обязан все равно все знать, и он все равно будет все знать, и все равно мы будем общаться, и все равно мы будем советоваться по этим вопросам.

Если бы я все назвал, чем я располагаю, да вы бы рыдали здесь!

И сегодня такое затишье, вот как скакуна взять и на полном ходу остановить.

Сейчас историки пытаются преподнести, что в тысяча пятьсот каком-то году что-то там было. Да не было ничего! Все это происки!

Важнейший итог петровских реформ – создание благоприятных условий для западных деловых людей.

Нам в жизни повезло, что это, по сути дела, историческое время выпало на нашу долю. Радуйтесь!

Все мы доживем. В какой конфигурации? В хорошей конфигурации.

Всегда воровали и всегда будем воровать.

Наш президент – он уже, по-моему, лет пять или десять денег в глаза не видел. Он даже не знает, какие у нас деньги.

У нас (в России) воруют намного больше, причем нигде не убавляется, такая страна.

Сегодня мировая система финансовая понимает, что происходит в России, и не очень хочет, чтобы здесь было… ну, я не хочу это слово употреблять, которым я обычно пользуюсь.

Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться.

Мы сегодня как раз находимся на таком этапе экономических реформ, которых не очень видно.

Россия – страна огромная. То есть с огромными проблемами.

Ни одна страна, кстати, в расплывчатом состоянии не встала с колен. Проводя расплывчатую политику. Я как раз за революционный здесь подход.

«Даешь эмиссию 330 триллионов рублей. Экономике нужен кислород». Как раз наоборот. Это не кислород. Это не кислород. Один раз дохнешь, а потом только остается дрыгнуть. Ногами. Да не надо.

И кто бы нас сегодня ни провоцировал, кто бы нам ни подкидывал какие-то там Ираны, Ираки и еще многое что – не будет никаких. Никаких не будет даже поползновений. Наоборот, вся работа будет строиться для того, чтобы уничтожить то, что накопили за многие годы.

Начиная с 2001-го мы плотно занимались Украиной. Но не для того, чтобы прижать к себе, как многие выражаются.

Украинский язык ставит вопрос прежде всего об украинском языке, и никто не вправе упрекать, что она работает и совершенствует свой язык.

Этот вопрос не один Черномырдин сам с собой обсуждал, у меня и прав таких не было.

Мы еще раз говорим: пять лет работы, наверное, меня чему-то жизнь научила в этой части.

Чтобы навредить, ума много не надо, каждый может. Другое дело, сколько и как – это вопрос.

Его реакция – она всегда. Увидим, будет этот или не будет. Если не будет – значит, такая реакция. Если будет – то никакая реакция.

Мы пойти на какие-то там хотелки, как говорят, я извиняюсь, кто-то хочет больше, ну, здесь так не бывает.

Ввяжемся в драку – провалим следующие, да и будущие годы. Кому это нужно? У кого руки чешутся? У кого чешутся – чешите в другом месте!

Слышите, что ждут от нас? С-300. Это мы знаем, что это такое. Это не дай бог. Сегодня С-300. А завтра давай другое. А послезавтра третье. Вот это что такое!

Мы продолжаем то, что мы уже много наделали.

Я не из тех людей, чтобы доводить до мордобоя, я извиняюсь за это слово. И мордобой-то опять не они же бы, не их же! Если бы их бы там навесить – это бы с удовольствием! А те мордобой-то, в мордобое люди же бы участвовали: народ как всегда.

Если я еврей – чего я буду стесняться! Я, правда, не еврей.

Вы посмотрите, какие фамилии у нас в правительстве – Христенко, Матвиенко, Швыдкой… Надо еще посмотреть, есть ли там русские.

Сегодня завершается 15-летний период преждевременных родов. (О партстроительстве)

Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать.

Мы никуда не вступаем… Да нам и нельзя вступать… Как начнем вступать, так обязательно на что-нибудь наступим.

Знаю, что можно, и знаю опять, как можно. А зачастую, и как нужно.

В харизме надо родиться.

Я из себя выжал Гайдара, а его корежит.

Любимый отдых – охота. Всегда есть возможность походить, погулять, затаиться, ждать.

Что говорить о Черномырдине и обо мне?

Моя жизнь прошла в атмосфере нефти и газа.

Я бы не стал увязывать эти вопросы так перпендикулярно.

Вы думаете, что мне далеко просто. Мне далеко не просто!

Есть еще время сохранить лицо. Потом придется сохранять другие части тела.

Президентом я все равно буду. Если попросят. Все, что надо делать, я знаю.

А мне и думать не надо! Я убежден, это специально чем хуже, тем лучше.

То, что я делаю, я делаю это сознательно, открыто, и при этом делаю не потому, что моя правая или левая рука, я делаю, я возглавляю правительство и делаю это на правительстве.

Вы, главное, выигрывайте, а мы уж вам присудим.

Нам осталось рассмотреть полтора вопроса… Сегодня, до воскресения, успеем.

Нам нет необходимости наступать на те же грабли, что уже были.

Мы выполнили все пункты от А до Б.

Вы тут все успехами хвалитесь, уж лучше бы нам о своих достижениях рассказали.

Если вы такой умный, то что же министерство возглавляете?

Это написали? В газетах? Понятно. Значит, он так не говорил.

Кроме того, что вы корреспонденты, вы же еще и люди.

Второй канал государственный стопроцентно, но иногда такое выдает, что хоть глаза не открывай. Тяжеловато смотреть, тошнит порой, но смотришь, куда деваться.

У нас еще есть люди, которые очень плохо живут. Мы это видим, ездим, слышим, читаем.

Народ пожил – и будет.

Много денег у народа в чулках или носках. Я не знаю где – зависит от количества.

Мы помним, когда масло было вредно… Только сказали – масла не стало. Потом яйца – нажали так, что их тоже не стало.

Как кто-то сказал, аппетит приходит во время беды.

Мы еще так будем жить, что нам внуки и правнуки завидовать будут.

И те, кто выживет, сами потом будут смеяться.

Что я буду втемную лезть. Я еще от светлого не отошел.

Надо всем лечь на это и получить то, что мы должны иметь.

Тут у многих, между прочим, лежит. Ну и пусть лежит. Вот у тебя лежит? Ну, значит, он тебе не нужен, ну, если нет нужды его использовать.

Мы до сих пор пытаемся доить тех, кто и так лежит.

Я готов и буду объединяться. И со всеми. Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку.

Все можно было бы сделать, да кое-что мешает.

Мы мужики и знаем, на чем сидим.

Вы что же, опять должны свой народ еще два раза согнуть и опустить? За что? Почему?

Мы не можем никому делать в ущерб себе! Нам этого никто не позволит и не простит!

Не надо умалять свою роль и свою значимость. Это не значит, что нужно раздуваться здесь и, как говорят, тут махать, размахивать кое-чем.

Все это так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно.

Не все то, что я сказал, всем это, все могут об этом говорить. Даже об этом люди и то не все говорят. Не дошел я еще до главного.

Вряд ли должность определяет или дает мне какой-то вес. Ну куда же еще больше нужно человеку, который все уже прошел. Все многое знает в этой жизни. Многое знаю. Может, даже лишнее.

Я тоже нес большую нагрузку. У меня даже голос сел. А я ведь даже вчера не пил и другого ничего не делал. Я бы это с удовольствием сделал.

Что, похоже на меня, что можно взять Черномырдина куда-то, загнать или нагнуть? Это что, было когда-нибудь? Примеры были какие-нибудь?

Вообще, странно это, ну, просто странно. Я не могу это еще раз, я не знаю и не хочу этого. Это не значит, что нельзя никого. Ну, наверное, кого-то, может быть, и нужно. Кого-то вводить, кого-то выводить.

Вот с ними – с ними – у нас точно ничего не будет. Поэтому я об этом и не говорю. Но уж коли вы меня вынудили – я скажу. И им тоже.

И я им об этом сказал.

У нас какой-то, где-то мы чего-то там, сзади все чего-то побаиваемся.