Надежда Первухина - Принцесса с дурной репутацией Страница 12

Немедленно за нашими спинами засновали слуги, выкладывая на серебряные тарелки горячие и холодные закуски. Чего тут только не было! Фаршированные телячьим паштетом фазаньи яйца, мясное ассорти с несколькими видами приправ и пряностей, трехслойные жирные рулеты, наколотые на серебряные шпажки, моченные в вине яблоки, резные фигурки из перченого сала дикого вепря… Это лишь то, что я успела разглядеть. Возле меня остановился слуга с подносом:

– Что угодно госпоже?

– Рулет и мясное ассорти из белого мяса.

Слуга немедленно положил это в мою закусочную тарелку, и я возблагодарила Исцелителя за то, что в пансионе нас учили правилам поведения за столом. К закусочной тарелке не полагалось ножа, а лишь двузубая вилка, и нужно было прилагать все усилия, чтобы при помощи этой вилки есть, не роняя ничего в тарелку.

У меня получилось. Тут виночерпий герцога налил вина в его чашу, слуги так же поступили с нашими бокалами.

– Ваше здоровье, господа, – негромко сказал герцог, приподнимая бокал.

Он пригубил вина, и я почувствовала, что атмосфера стала менее напряженной. Гости мессера Альбино принялись пить, есть и трещать меж собой так, будто до этого момента молчали, словно рыбы.

Едва подносы с закусками стали пустеть, слуги принялись обходить стол с несколькими супницами из фарфора густо-синего цвета, кажется, это чрезвычайно дорогой сорт фарфора, его называют «кобальтовый лоск». Было три вида супов: сырно-луковый с сухариками и мясными шариками, рыбный – из трех сортов рыбы и, как я слышала еще в пансионе, входящий в моду у знати суп из капусты, нескольких видов колбас и отварной свеклы.

Я решила попробовать модный суп. И что же? Он почти не отличался от тех щей, что готовила моя приемная мать в своем трактире! Эту знать с ее странными вкусами просто не поймешь.

К супу также подали вино, я отпила из бокала и услышала, как меня окликает Юлиан:

– Прелестнейшая Люция, неужто капустный суп так увлек вас, что вы не хотите одарить меня беседой?

Я посмотрела на Юлиана:

– Отнюдь. Просто этот суп удивил меня.

– Чем же? Капустой?

Я улыбнулась:

– Нет, тем, что в простонародье он называется «щи» и подается в любом приличном трактире за два с половиной сольдо порция. Разве что в трактире в него вместо колбасы кладут свиные шкварки.

– Откуда вы это знаете? – сделал большие глаза Юлиан.

– Так вышло, что свои ранние лета я провела в трактире, – со вздохом молвила я.

– Я вас обожаю! – томно прорычал Юлиан. – Наконец-то в этом гадючнике появилась хоть одна нормальная девушка. А то все виконтессы, принцессы да баронессы приезжают, а от них тоска зеленая! А вы знаете какие-нибудь трактирные песни?

– Множество. От «Только кружка эля на столе» и «Кордосский перевал, ветер западный» до «Я тебе не девочка, видишь – борода?»

– Восхитительно! Вы обучите им меня, и мы будем петь их дуэтом на первом же салонном вечере, который устроит герцог. Это будет незабываемо! Оливии тоже понравится. Кстати, что-то она не явилась к обеду.

– Вероятно, это из-за наказания, наложенного нынче на нее отцом.

– Странно, я ничего об этом не слышал. Впрочем, я был в западном крыле замка, там отличная библиотека – стоит взять любую из книг, начать читать, и после пяти строк тебя неизменно охватывает непреодолимая сонливость. Так что я все проспал над академическим трудом философа Николая Пизанского. Расскажите же мне, что натворила на сей раз наша драгоценная Оливия.

– Ох… Это была отвратительная насмешка над обрядом выноса и отпевания покойника. Оливия играла роль покойницы, а ее приспешники вырядились в монахов и священников.

– Вы сказали это таким тоном, будто осуждаете эту шалость.

– Осуждаю. И не в том дело, что я религиозна и благочестива, не подумайте, этого и в помине нет! Но я все-таки не зря грызла корки прописных истин в пансионе и одну истину выучила назубок: воруешь пирог – выясни сначала, кому он принадлежит.

– Я не понимаю вас.

– Есть вещи, которые делать просто нельзя. Не потому, что это безнравственно или неприлично, а потому, что это верная смерть. Нельзя совать руку в корзину с ядовитыми змеями или целовать раскаленную сковороду, это любой дурак знает. И любой житель нашей страны в курсе, как карает святая юстиция за оскорбление чувств верующих и тем более за насмешки над верой! Одного доноса в ближайшую святую канцелярию будет достаточно, чтобы Оливию и ее тупых дружков растянули на колесе или подвесили на дыбе. Или живьем зажарили в медном быке.

– Но ведь никто об этом не узнает. Я надеюсь.

– А если? И Оливию не спасет даже то, что ее отец – герцог и великий поэт, приближенный к королевской особе. Ему же еще и достанется на орехи – почему вырастил столь неблагочестивую дщерь! Разве непонятно?

– Так вы не за Оливию переживаете, а за герцога?

– Разумеется. Мессер Альбино – мой работодатель, а Оливию я еще толком и не знаю. Послушайте, предлагаю вам после этого обеда отправиться навестить Оливию. Наверняка порка испортила ей настроение, к тому же досадно сидеть без обеда. Я попрошу кого-нибудь из слуг собрать нам поднос с едой, его и отнесем герцогине. А ваша помощь мне нужна потому, что я еще плохо знаю расположение комнат в замке. К тому же я побаиваюсь оставаться наедине с госпожой Монтессори. Пока, во всяком случае.

– С удовольствием поддерживаю вас. Возвращаться в библиотеку и штудировать том какого-нибудь очередного философа – выше моих сил. Хоть развлекусь.

Я почувствовала себя гордой и мудрой оттого, что придумала всю эту затею.

Взрослая часть стола рассуждала на темы, далекие от моих интересов. Такие слова, как «дефолт», «внутренний долг», «стагнация рынка» и «кризис вассально-рыцарской геополитики», вызвали у меня разве что легкий приступ мигрени. Я улыбнулась Юлиану и принялась за фаршированную индейку с пикулями. Хм, если меня тут так будут кормить каждый день, я превращусь в бочонок сала! Надо себя ограничивать.

Обед закончился десертом – фрукты во льду и несколько сортов сыра. Теперь я только и думала, как выскользнуть из-за стола и не тратить времени на пустые разговоры. Но мне помог сам герцог Монтессори.

Омыв в серебряной чаше руки, он встал и сказал:

– Господа, я благодарен вам за компанию. Обед удался. Надеюсь, кто-нибудь из вас составит мне компанию в партии ма-цзяна. Эту презанимательную игру мне прислали из Яшмовой империи. Также к вашим услугам моя галерея изящных искусств и оранжерея. Надеюсь, вы не заскучаете.

После этого все торопливо встали, шумно и разноголосо поблагодарили герцога и заверили его в том, что скучать им никак не придется.

Я придержала у своего стула служанку с подносом:

– Я могу отнести обед госпоже Оливии? Я ее компаньонка.

Служанка поклонилась:

– Сударыня, мессер Фигаро уже распорядился, чтобы в покои герцогини доставили обед. Но вы можете отнести ей корзинку фруктов, я сейчас соберу…

Так, с корзинкой, полной спелых персиков, винограда и вишни (откуда они здесь весной, из какой страны их доставляют герцогу?), я в обществе прекрасного Юлиана поплелась в покои своей госпожи.

Первое, что отличало покои юной Оливии от всех прочих, так это огромное количество всяких наклеек, налепленных на дверь из благородного мореного дуба. Каким отвратительным вкусом надо обладать, чтобы собирать эти грошовые наклейки, которыми обертывают жевательную карамель для простонародья! Фу!

А еще сверху висел лист бумаги, приколотый к двери настоящим дамасским стилетом:

Кто будет беспокоить понапрасну – изуродую. Фак с вами.

Я поморщилась. Пожалуй, мне придется трудновато на первых порах. Ничего, если что, потребую у герцога повышения жалованья.

Не постучавшись, я открыла дверь и вошла. Комната юной герцогини была захламлена так, что шагу ступить негде. Я беспомощно вертела головой, пока не услышала:

– А стучаться вас не учили?

В глубине комнаты стояло кресло довольно странной конструкции, с каждого бока у него было по колесу. В кресле сидела Оливия и смотрела на меня, как на грязь из-под ногтей.

– Доброго дня, Оливия, – громко сказала я. – Я просто решила не медлить и приступить к обязанностям компаньонки. А мессер Юлиан желал лицезреть вас и пожелать вам здоровья и всяческих благ…

– Дрына лысого он мне хотел пожелать, – рявкнула Оливия. – Он прекрасно знает, что я о нем думаю. У него такие слащавые стишочки, что меня от них пучит!

– Вы и таких не сочиняете! – огрызнулся бедный Юлиан. – Герцогиня.

– Была нужда… Ладно, – тон Оливии стал миролюбивым. – Заходите, раз приперлись. Садитесь вон там.

Я поставила корзинку с фруктами на столик. Он подозрительно скрипнул. Мы сели на диванчик, устроенный в нише большого окна и одновременно с Юлианом поняли, что Оливия не даст себе труда начать разговор первой и тем спасти общество от мучительно затянувшейся паузы.