Баламут (СИ) - Alexander Blinddog Страница 13

Фёдор приподнялся на стременах. Оглядел окрестности, шумно принюхался. По одному ему видимым приметам сделал выводы и отдал короткий приказ.

— Пешком дальше. И всем тихо.

— А чего вы сразу на меня посмотрели? — шёпотом возмутился Баламут. — Можно подумать, это я тут главный трепач.

Он кивнул на сосредоточенно высматривающего тропу Алёшу.

— Вон, стоит, красавец-писаный, сам вроде молчок, а только и думает, чего бы сболтнуть. Ишь, как глазки-то бегают. Вы его плохо знаете, ему рот калачом не заткнешь. Вот, помню я, был у нас один случай…

Фёдор обжёг Баламута таким свирепым взглядом, что тот резко закрыл рот, даже зубы щёлкнули.

Путники остановились, замотали коням тряпками морды, чтобы не выдавали себя случайным всхрапом, взяли за поводья и повели их дальше за поводья, тщательно вглядываясь в каждый камень. Алексей жадно рыскал взором, надеясь первым увидеть Змея. Баламут же, напротив, с лицом висельника, будто в поисках, кто сейчас будет ему петлю на шею набрасывать. Трое путников вышли на скальный карниз над обрывом и осмотрели местность.

Перед ними открылась пугающая картина. На большой каменной площадке спал, подвернув под крыло три головы на длинных шеях, гигантский чёрный змей. Тусклое осеннее солнце мутными бликами перекатывалось по его чешуйчатой коже.

Княжич, Баламут и Фёдор, притаившиеся за большим камнем в трёхстах саженях от монстра, почти не дыша разглядывали чудовище. Баламут цокнул языком, покивал и снова спрятался за валун.

— Да, судари мои, определено, это Змей Горыныч, — сказал он. — Заявляю со всей ответственностью, как борец с нечистью с мировым именем. Это он. Твёрдо и чётко. Змей, головы три, крыла два, лапы, хвост. Двух мнений тут быть не может. Кто-то, менее опытный чем я, конечно, мог бы сказать, что это кобра, чья матушка согрешила с родным братом, отсюда вот и появился на свет божий такой урод-уродом. Слыхал я, что в деревне Петровка, что за Чёрной речкой, родился телёнок, о двух головах, так местные крестьяне ему молиться начали и дары подносить. Поклонялись ему, как божку какому, а сами только венки плели друг-дружке, да танцевали на ромашковых лужках. Потом пришла княжеская дружина и всех отлупила по первое число, потому что те не платили подати два года, знай только, своему двухголовому телёнку молились и хороводы водили. Какой вывод мы можем сделать из этой истории? Не доверяйся тому, у кого много голов. Это раз. Опасайся того, кто может тебя отлупить без всякой совести. Это два.

Фёдор прожигал глазами Баламута так, словно был готов вот-вот ударить. Наёмник, будто и не видя этого взгляда, гордо осматривался, весьма довольный своим рассказом.

— Горыныч, дядька, — шепнул Алексей, не в силах оторвать взора от чудовища.

— Вижу, — ответил Фёдор. — Готовьтесь.

Наёмник ещё раз осторожно выглянул, словно надеялся, что и ему и всем остальным только привиделся гигантский летающий змей. К его сожалению, тот всё так же мирно дремал среди камней. Баламут снова отошёл за скалу и отряхнул руки, будто дело было уже сделано.

— План такой, — сказал он. — Вы идёте, нападаете на него, отрубаете три головы. Я стерегу коней. Змей мёртв, мы победили, кони не разбежались. Идеально. Вроде не сложно? План прозрачный, как утренняя роса, не так ли?

— Ты чего это? — повернулся к нему Алексей. — Задумал от боя сбежать?

— Кто — я? Никогда! Как вы смели только помыслить обо мне такое, ваша княжеская светлость, подумать грешно. Я просто решил отдать вам с дядюшкой всё самое сладкое, а себе оставить лишь жалкие объедки. Вся слава будет вашей. И только вашей. Мне она ни к чему. Я человек скромный, довольствуюсь малым. Прямо скажем, готов довольствоваться вообще ничем. Ни надо мне ни громких песен, ни славной тризны. Возьму себе пару-тройку монет презренного жёлтого металла и пойду дальше. Я настолько щедрый человек, что готов взять даже не золотом, а серебром, за свои услуги проводника на этом опасном пути, и всё. Больше-то мне ничего и не надо. Не стоит плакать, умиляясь моей щедрости, прошу, друзья, не стоит.

— Прекращай болтовню, мошенник, — рыкнул Фёдор. — Готовь меч. Будем биться.

— Не знаю, почему вы, добрый витязь, решили оскорблять меня, называя мошенником, но я, в силу природной доброты, пропущу это мимо ушей. Нет времени на обиды. Пора биться. К этому-то я всегда готов, — ответил Баламут. — Я родился уже готовым. Бабка-повитуха и двух слов сказать не успела, как я начал мечом размахивать, будто Финист Ясный Сокол.

Фёдор зарычал, будто взбешённый медведь, перед броском на жертву.

— Толку от тебя, как от козла молока, — говорил он так, словно даже слова давались ему с трудом, едва прорываясь через плохо контролируемый гнев. — Одни беды несёшь.

— Полностью согласен с нашим болтливым другом, — сказал Баламут, падая на колени. — Каюсь. Виновен. Позвольте, люди добрые, мне самому уж тогда выбрать казнь себе. Напихайте мне полные карманы золота да отправьте восвояси. А я пойду себе, неприкаянный, обливаясь горькими слезами, громко возвещая о своей несчастной судьбинушке, что не дозволили мне биться со змеем. Такова уж моя доля сиротская, невезучая.

— Замолкни и готовься к бою.

— А что? — спросил Баламут. — Ты знаешь, как его победить?

— Знаю, — коротко бросил Фёдор.

— Нет, Алёша, ну ты посмотри на него. Знает, а нам не говорит. Нет, ну каков подлец?

— Надо головы ему отсечь, — продолжил Фёдор. — Без голов — подохнет.

Баламут поджал губы и покивал.

— Что же, это звучит разумно. У него три головы, нас трое, значит, каждому надо по одной голове отсечь. Вот так всё просто и как мы раньше до этого не додумались, действительно.

Фёдор больше не удостоил его даже взглядом.

— Добро дядька, — обрадовался Алексей. — Дадим славный бой!

— Так, — Баламут поднялся на ноги, отряхнул колени. — Скажу, как есть. План ваш дерьмо, я в нём участвовать отказываюсь, я брезгую.

— Сядешь на коня, — сказал Фёдор, голос которого звучал как жернова, перемалывающие камни. — Пойдёшь с нами. Будешь биться. Увижу, что с поля брани сбежал. Догоню. И убью.

— Хм, — Баламут почесал подбородок. — Дай-ка подумать… А если ты убьёшь меня вот прямо сейчас, это, получается, я умру не таким усталым, как если сначала буду битый час от Горыныча бегать, с полными от ужаса портками?

Фёдора аж перекосило.

— Садись на коня и берись за оружие, — рыкнул он.

— Ладной, ладно, — Баламут поднял руки. — И ничего так орать. Я тут, может, хочу убить Горыныча побольше вашего, аж трясусь от нетерпения. А вы только стоите и языками чешете, как две старые кумушки.

Фёдор плюнул.

— За дело, с богом.

Перекрестившись, он надел на голову шлем, сел на коня. Поправил перчатки, перехватил копьё покрепче. Алексей радостно запрыгнул в седло, достал меч, распахнул драный и грязный плащ, словно кто-то мог сейчас любоваться им со стороны. Баламут едва переставлял ноги, как приговорённый поднимается на эшафот. С третьего раза попал носком сапога в стремя. Тяжко вздохнул, проверил ножны.

Фёдор дал шпоры коню, полетел вперёд. За ним с весёлым гиканьем рванул Алексей. Баламут же тронул своего Цезаря медленной рысью, будто он тут случайно мимо ехал.

Змей услышал гром копыт и очнулся ото сна. Увидел, как на него во весь опор скачет Фёдор, а за ним, радостно крича что-то неразборчивое, поспевает Алёша. Три головы взвились в небо, ощерились красными пастями. Змей хлопнул перепончатыми крыльями летучей мыши и взвился в воздух. Фёдор пролетел под его брюхом, наконечник копья рассёк воздух, как холодная молния. Горыныч увернулся и дыхнул огнём туда, где ещё секунду назад был всадник. Фёдор развернул коня, на полном скаку привстал на стременах, перехватил древко, размахнулся от плеча и метнул копьё. Наконечник попал прямо в грудь зверя. Истошно завопив, чудище упало на землю, заметались во все стороны три головы, раззявились три пасти, заорали истошно, четыре лапы заскребли по камням.

Фёдор, не останавливая коня, выхватил меч и на всём скаку, в одно смазанное движение срубил Горынычу первую голову. Из шеи брызнула тугая струя чёрной крови. Одна из пастей рванула за Фёдором, но тот ловко увернулся, уводя коня в разгон для новой атаки, и зубы лишь клацнули в воздухе.