Андрей Белянин - Гаврюша и Красивые Страница 14

Маленький Егор так и не смог убедить бабушку, что никто над ней не издевался, что лично от неё он кота не прятал, и вообще, если бы не Гаврюша, то всё бы закончилось гораздо хуже. Ведь лешие действительно приходили и требовали своё.

Глаша тем временем позвонила маме и доложилась, что кот найден. Мама почему-то рассердилась:

– Я не просила тебя его искать, я просила его выкинуть!

Но, глядя, как бабушка вальсирует в обнимку с Марксом, Глаша сентиментально призналась:

– Можешь считать меня трусихой, можешь ругаться, но, по-моему, у них любовь! Они должны быть вместе, мама. Приедешь – увидишь.

Мама бросила трубку первой, её тоже можно было понять.

– Ах! – Светлана Васильевна вдруг резко остановилась. – Совсем забыла! Меня же эти остолопы бородатые ждут!

Не отпуская мурлычущего баюна, она высунулась в подъезд, но встретила там только двух узбеков, которые возвращались с обеда. Маляры вежливо поздоровались с «уважаемой ханум», и один сказал:

– Кощка красивый, мана!

– Ощень-на! – добавил второй.

– Сама знаю, – буркнула бабушка. – А у вас хоть регистрация есть?

– Ре-рисат-расия?! – вытаращились азиаты.

Бабуля сурово сдвинула брови и, не дожидаясь ответа, вернулась в прихожую, заперев за собой дверь.

Маляры вошли в квартиру, подняли головы, чтобы посмотреть, подсохла ли краска, и застыли на месте. Все потолки были украшены зелёными узорами из отпечатков кошачьих лап.

– Ай, шайта-а-ан, мана! – выдохнули оба и переглянулись.

Эх, если б они только знали, что во всём виновата «Дружба»…

Глава пятая,

в которой Егор и Гаврюша перевоспитывают папиного начальника

После девяти вечера первоклассник Егор Красивый обычно слюнявил подушку и улыбался во сне, а его папа, известный тем, что никогда не жаловался маме на мелкие проделки сына, только-только возвращался с работы. Нет, разумеется, так было не всегда. Но вот почему-то именно в этом месяце папа реально задерживался.

На этот раз Егору не спалось. Мама разрешила ему тихо посидеть с ней на кухне и попить кефир для пищеварения. Мальчику нравилось вот так, вместе с мамой и домовым, который конечно же был рядом, смотреть в окно и ждать Вал Валыча.

Бабуля и Маркс дремали под старое кино о Чапаеве. И только Глаша, которая могла спать и бодрствовать, сколько ей вздумается, занималась в своей комнате тем, что «никого не касается». У всех девушек её возраста есть секреты.

– Мам, у папы злой начальник? – спросил Егор, а Гаврюша зарычал и заскрёб ногтями по скатерти, изображая этого лютого врага семьи Красивых.

Слава богу, мама не могла видеть, как домовой ведёт себя за столом, потому что не верила в него. А иначе ох и досталось бы ему за нарушение приличий!

– Очень, – сказала мама. – Этот начальник называется директор, его зовут Олег Петрович, и он извёл твоего папу глупыми придирками…

– Придирками? – Мальчик задумался. – Мама, я, кажется, знаю, что такое придирки. Наша учительница по пению, София Иосифовна, говорит, что мы не поём, а орём. Но на самом деле в классе дрожат стёкла от её крика, а не от нашего пения. Она тоже придирается, правда?

– Конечно! – согласилась мама и улыбнулась.

Егор легко представил, сколько всего пережил папа. И видел он это прямо на чёрном экране телевизора, висевшего перед столом. Настоящий цветной фильм, только что снятый в голове у ребёнка…

Толпа охранников гонится за папой, он спотыкается и падает. Преследователи наваливаются сверху, крича: «Это я его поймал!», «Нет, я!», «Нет, я!». Папа выбирается из-под куча-малы и делает ноги. Рубашка его измята, рукав оторван. Охранники расступаются и понимают, что от папы остались только пиджак и белый рукав. От досады самый большой и устрашающий из них заливается слезами, как ребёнок, и трёт глаза то одним кулаком, то другим. Все по очереди подходят к нему, гладят по спине, предлагают в утешение конфеты, дарят розовый обруч, а кто-то передаёт игрушечный самосвал с красной кабиной. Большой плакса берёт машинку и успокаивается.

Папа бежит по лабиринту, стрелки, нарисованные на стенах, и надписи «Маленькое гнездо» подсказывают правильный путь. Но в темноте за поворотом его поджидает Олег Петрович, ни дать ни взять – разбойник с большой дороги, голый по пояс, босой и толстый. На волосатом пузе глубокий пупок, а за красным кушаком два страшных кинжала крест-накрест. Щёки в щетине, уши торчком, нос пятачком, глаза злые-э-э…

– РРРРРРРРРРР!!!! – рычит папин начальник, почёсывая подмышку, и вдруг как засмеётся мощным голосом Софии Иосифовны! – ХА! ХА! ХА! ХА! ХА! ХА!

Егорку аж передёрнуло…

– Брр! Какой он страшный! – прошептал юный фантазёр. – Бедный мой папа…

Рыжебородый Гаврюша, фантазия которого была куда хлеще, чем у семилетнего мальчишки, вид имел совершенно осоловелый, будто его насильно накормили холодной манкой в комочках. Домового тоже неслабо поташнивало от образа Олега Петровича.

– Мама! – вдруг решительно заявил Егор. – Я тебе обещаю, мы с Гаврюшей придумаем, как его проучить! Ведь мы же прогнали леших? Прогнали! А уж какой-то там Олег Петрович – это нам вообще плюнуть и растереть!!!

Домовой вытаращился на друга, явно не ожидая, что вечерняя игра зайдёт дальше разговоров и кривляний. Александра Александровна покачала головой, понимая, что её сын, похоже, увлёкся новой безумной идеей.

– Мама, а как можно мстить злым начальникам? – Егор весь извертелся, желая приступить к боевым действиям прямо сейчас. – Вот скажи, можно их колотить, щипать, пороть или только щекотать?

Гаврюша мигом снял лапти вместе с носками и, закинув на стол босые лапы, взмолился дрожащим голоском:

– Ну пощекотите меня кто-нибудь, люди добрые!

Вот за что, за что, а за этот фортель ему бы от мамы влетело по полной…

– Какой же ты выдумщик! – улыбнулась она, ероша волосы на голове сына.

Егора осенило:

– А я у бабули спрошу!

И они с Гаврюшей поскакали в гостиную.

Светлана Васильевна откинулась в кресле и, широко раскрыв рот, храпела, заглушая треск пулемёта на экране. Маркс обнаружился на диване, бедный котик сунул морду под подушку, придавил её лапками и нервно бил пушистым хвостом, пытаясь отгородиться от клокочущих и хрипящих звуков, издаваемых хозяйкой. Убаюкал на свою голову!

– Баб, а баб? Ты спишь?

Храп прекратился.

– А? Чт-то, кто?! Я не сплю! Не выключайте моё кино, – сразу откликнулась бабушка.

– Ты спишь?

– Я? – Она горестно вздохнула. – Да какое там! Вторые сутки глаз не сомкну! Старость не радость…

Баюн вылез из-под подушки, с немым укором глядя в глаза старой вруше.

– Баб, а что должен сделать папа, чтобы справиться со своим начальником?

– Работу приличную найти, – быстро ответила она и поджала губы. – Такую, где он сам начальником будет, горе луковое…

– Упс. – Мальчик повернулся к домовому и прошептал: – Не в настроении, пошли спросим у Глаши.

Они тихонечко покинули гостиную, и вслед им начал доноситься всё тот же храп.

Глаша в облегающем спортивном костюме произвела на друзей неизгладимое впечатление. Розовый хулахуп вертелся вокруг её талии, как собачка за хвостом. Она стояла спиной к двери, в ушах наушники от плеера, и она конечно же больше ничего не видела и не слышала. Красивая-младшая размахивала руками, словно хотела зачерпнуть с неба борща огромным половником, и весело подпевала в такт энергичной музыке:

– Е!!! Е!!! У!!! У!!! А!!! А!!!

И ещё раз:

– Е!!! Е!!! У!!! У!!! А!!! А!!!

Гаврюша был в полном восторге. Он подскочил к Глаше и стал прямо перед ней повторять за ней её движения. Егорка тоже не остался в стороне, особенно ему нравилось кричать «е», «у» и «а». И чего она их раньше не позвала? Такое классное дуракаваляние пропадало зря, без коллектива!

Короткие ножки домового быстро скрутились в крендель, он упал. Егор сам шлёпнулся за компанию и задыхаясь от смеха. Его старшая сестра отвлеклась на шум, остановилась, и обруч ударил по домовому, что вызвало у мальчика уже совершенно неуправляемый приступ хохота…

– Егор! Ты чего сюда припёрся? Я маме нажалуюсь! – заорала Глаша и топнула ногой, наступив Гаврюше на бороду.

– Карау-у-ул! – с перепугу завопил он. – Отпустите меня!!! Укушу-у!!!

Грозная Глаша шагнула к брату и подняла его, желая как следует встряхнуть, а освобождённый домовой полез под кровать, потому что, когда вы под кроватью, на вас ничего не падает и ничто не придавливает. Ну, если, конечно, никто не сядет на ту же кровать…

Взахлёб смеющийся Егорка обнял сестру за шею и попытался оправдаться:

– Я не над тобой, честно-честно! Просто ты бы видела Гаврюшу! Как его твой обруч прямо по носу…

– Всё, уходи! – Она указала на дверь.

– Я больше не буду.