Яков Иванов - Подлинная история III Мировой войны Страница 14

Одним из центральным мероприятий года был праздничный концерт, посвященный Дню милиции. Это грандиозное шоу, при всей своей праздничной хаотичности, все же подчинялось строгому ритуальному регламенту.

— Традиционно, концерт начинался пением мантры INTERNATIONAL.

— Вторым номером, шла эпохальная танцевальная оратория. Казбеки исполняли зажигательный Танец с саблями, а полногрудые колхозницы Танец с граблями. По ходу действия, конфликт этих двух танцевальных направлений перерастал в драку, олицетворяющую битву между мечом и оралом. Концовка, однако, была счастливой — крестьянки сагитировали казбеков бросить кочевать и вступить в колхоз Дума Ильи Ча.

— Потом наступал черед двух прорабов бодибилдинга братьев-силачей Шварца и Неггера. Эти ухари ловко жонглировали арбузами, последнего урожая, и легко поднимали оси от вагонов.

— Затем, пионеры построили пирамиду-пантомиму: Герой-пограничник Карацюпа сбивает булыжником вражеский аэроплан-разведчик U-2.

Специально для антракта Берий выклянчил у Сталинса попугая Мерфи. Клетку с этой экзотической пичугой носили между рядов и Мерфи (за копеечку) пророчествовал.

— Зарубежные гости из республики Бангладеш — ВИА Red kommunismus dog's порадовали слушателей своим новым хитом Слюни бешенной собаки.

— Шестым номером, по традиции, выступал народный поэт Корифан Чулковский. Он, с творческим надрывом, прочел свой вирш Чудо-дерево или Чудо с дерева, а может Чудо стерео (Корифан жутко картавил и скверно словил, но зато этот дефект речи позволял слушателям по-разному трактовать стихи этого рифмоплета).

— Вслед за Чулковским на сцену плавно выполз певец Лещ Левченко и проникновенно спел песнь о Ле-Нине, партии и электрификации районов дальнего Севера. Певун театрально разводил руками и не спеша делал небольшие полушажки по сцене. Этот стиль исполнения был ему выгоден чисто с физиологической стороны: исполняя эти песни — геморрой не наживешь. Тем они и хороши!

— Прирученные цыгане с медведем сплясали старинный туркменский романс Мы живем по углам пиктограммы.

— На потеху публики, пленные гуцулы спели несколько вульгарных тирольских песенок.

Закончился концерт, как всегда, — тривиальной пьянкой.

Выходя из белой юрты фюрера, Мюллiр всегда чувствовал, в самых потаенных углах своего организма, необычайный прилив сил и жизненной энергии. Оперативные заседании у вождя были сравнимы (по кайфу) лишь с уколом кожаной иглой.

Как не верти а за время Совета высшие чины рейха успевали испытать все чувства, присущие приматам: это страх и радость; внезапное падение и мгновенное возвеличивание; бешенство и фригидность; хвалу и посрамление. Да, в пылу эмоционального общения и генерации идей, вождь был непредсказуем. Когда Хитлер впадал в раж — он становился похож на поп-звезду, т. е. заводил толпу с пол-оборота.

Единственный обряд, который всегда соблюдался в конце каждого заседания — это сытный обед из плова с бараниной и кумыса. Однако, эта сторона общения не вызывала у шефа гестапо особых эмоций (ведь плотно набить брюхо он мог и дома), а вот, что касалось подпитки идеями… Это да! Это другая песня!

После этих посиделок, Мюллiра распирало от жажды действия. Он готов был сокрушать горные хребты и рвать деревья с корнями. Но сейчас он был счастлив по особенному. Именно сегодня фюрер открыл оберст-гестаповцу один из законов управления персоналом. Правило было таково: Чем больше запугаешь подчиненных — тем легче потом с ними работать!

Вроде бы, на первый взгляд, ничего необычного в этих словах не было, ведь Мюллiр давно воспитывал своих сотрудников тем, что периодически хлестал их ногайкой по лоснящимся спинам.

Но, здесь он (как раз к месту!) вспомнил те слова, которые ему сказал на допросе чревовещатель-диссидент Бэгэ Гребеньщиков. Итак, зажав пальцы музыканта дверным косяком, Мюллiр добился от Бэгэ откровенности: Надо постичь ширину в глубину, а высоту в долготу! А теперь отпусти меня, фашист проклятый!

Тогда гестаповец принял эти слова за пароль… И только теперь к нему пришло озарение!

Спустившись в подвал, в свою тайную канцелярию, Мюллiр приказал построить весь списочный состав.

— Сейчас, — сказал он — Я буду произносить речь, а вы станете мне аплодировать!

— Итак, водятся у нас в государстве такие странные люди, как социологи, — издалека начал Мюллiр, — Они зело независимы. Но, вот что странно — эти сукины дети тоже хотят кушать. Они шныряют по стране и вынюхивают общественное мнение, затем они обрабатывают собранную информацию, дают бумаги на ознакомление нашему дорогому фюреру и только после этого презентуют её, как демагогию. А демагогия, между прочим, переводиться с греческого, как голос народа!

Мюллiр замолк, оценивая — какой эффект произвело на подчиненных его знание греческого языка. Но те в ответ лишь тупо молчали. Они ещё не поняли, чего от них хотел шеф. Вот если бы он сказал, что надо там руку кому-нибудь поломать или отдубасить кого-нибудь — не возникло бы никаких вопросов, а здесь, знаете ли, философская плоскость.

— Ладно, — продолжил Мюллiр, — Эти социологи сделали интересное открытие. Исходя из результатов их исследований выяснилось, что каждый третий человек на Земле — это китаец, каждый четвертый — индус, а каждый пятый — негр.

Почуяв неладное гестаповцы начали мандражировать.

— А ну-ка — на первый, второй, третий, четвертый, пятый рассчитайтесь! — приказал он — Четвертые и пятые номера, три шага вперед! Сомкнуть ряды!

Затем Мюллip взял шмайсер и всадил в несчастливые номера 4 и 5 всю обойму. Нажимая на курок шеф гестапо цокал языком и сокрушался: Ай-ай-яй! Вы только посмотрите — сколько негров и индусов затесалось в гестапо. Спасибо социологам — просветили! И особенное danke schön моему любимому фюреру. Это он научил сегодня меня смотреть сквозь людей на долгие годы вперед..

Положив на бетонный пол автомат, Мюллiр хлопнул в ладоши: А теперь всем работать! Чистка закончилась! Arbeiten! Arbeiten!

Сталинс знал, что вся власть в Империи держится на трех китах — Страхе, Любви и Голоде. Не сбрасывая со счетов последние два чувства, Иосип Виссарионыч все же считал своим любимым оружием, именно, Страх. В начале каждого месяца он составлял список учереждений, которые надо посетить для запугивания. Сегодня по графику была Геологическая Академия.

Открыв левой ногой двери и шуганув вахтера, генсек вошел в просторный холл храма науки. Первым делом, он всегда смотрел на левую стенку. По им же заведенной традиции на этой стене должен был висеть гобелен, указывающий на симбиоз Сталинса с данным учреждением (между прочим, у противоположной стенки всегда располагался бюст Ле-Нина, и окаменевший великий вождь, хошь не хошь, а вынужден созерцать деяния своего ученика).

В Геологической Академии красочный ковер изображал Йосипа Виссарионыча как бы в двух ипостасях. Ну, как же мне словами-то описать этот сюжет? В общем так — он добывал алмазы и сразу же раздавал их детям рабочих. Трогательно и сентиментально.

Но Сталинсу все же больше нравились гобелены в институте Коневодства (там он изображался ветеринаром, принимающим роды у белой кобылицы) и в школе 125 (на том ковре Сталинс был выткан в виде ученого, вычисляющего интеграл).

Выстроив ученых по росту, И. В. Сталинс легкой кошачьей походкой стал прохаживаться вдоль строя и говорить с тихой угрозой в голосе: Ну что ж, наимудрейшие, сейчас мы будем аттестацию производить!

Говоря эти слова Сталинс все время что-то мял в своей ладони.

— А ну-ка, кто у вас здесь главный по минералам? — рявкнул он.

Строй ученых задрожал, прогнулся и выплюнул из своих недр какого-то плюгавенького старикашку.

— Это еще, что за зулус? — нахмурился Йося.

— Я есть профессор минералогии Маркшейдер, ваше благородие, — промямлил ученый.

— Почему борода не ровно подстрижена, чалма замусолена и сапоги не почищены? — ошарашил его генсек. И не дав ученому опомниться, Сталинс закончил эту фразу классически: Три наряда вне очереди!.

— Есть, три наряда! — только и смог пискнуть старичок.

— Сейчас мы проверим соответствие вашей ученой степени с вашим паспортом, — сказал Сталинс, и отщипнув кусочек от коричневого шарика, который он разминал в ладошке, добавил, — Определите, что это — говно или пластилин?

Но старичек-минеаролог оказался хитрецом. И что бы принять какое-либо ответственное решение, он попросил разрешения у И. В. Сталинса на созыв консилиума.

Битый час, Ученый Совет производил опыты над этим коричневатым веществом. Они пробовали его на вкус, рассматривали в микроскоп, нагревали и замораживали, замеряли вязкость и плотность, я уже не упоминаю о спектрографическом анализе и рентгене.

А тем временем, Сталинс закончил дегустацию обеда в академической столовой и вновь вышел к народу. Ученые уже ждали его, выстроившись стройной колонной, а впереди стоял главный академик и благоговейно держал в руках серебряный поднос, на котором лежали: изучаемое коричневое вещество и альбом с результатами анализов.