Михаил Ахманов - Клим Первый, Драконоборец Страница 17

Протягивая Климу свое дитя, она глядела на него с надеждой и таким благоговением, будто ангел сошел с небес. Одеяло раскрылось, и испуганный малыш тоже заплакал.

– О чем это она? – спросил Клим, поворачиваясь к скомороху. – Деньги нужны? Или просит за невинно осужденного?

Црым помотал башкой, зазвенели бубенчики.

– Нет, величество. Видать, дитя у нее недужное. Что, не ходит?

– Не ходит. С рождения не ходит и на ножки не встает, – подтвердила женщина. Губы ее дрожали.

– Не ходит и не встает, – повторил Клим. – Жаль парнишку. А я что могу сделать? Я не лекарь.

– Ты король, – глядя на ребенка, тихо промолвил Црым. – Ты владеешь даром исцеления. Возложи на него руку. Возложи, мой господин, и посмотрим, что будет.

– Думаю, ничего хорошего, – буркнул Клим, но руку все же протянул и коснулся светловолосой головки.

Малыш перестал плакать. Несколько секунд он смотрел округлившимися глазами в лицо короля, потом, застеснявшись, приник к матери. Одеяло – вернее, большой клетчатый платок – соскользнуло с его плеч на землю.

Црым кивнул женщине:

– Ты ведь Амала, жена медника Шафига из Заречья? А это – его сын? Ну-ка, красавица, отпусти мальчонку. Не век же ему сиднем сидеть!

Женщина повиновалась.

– А ведь стоит пацан! – произнес Клим в полном изумлении. – Стоит!

Мальчик сделал шаг, потом второй. Его движения были еще неловкими, он сопел, пыхтел и размахивал руками, но твердо держался на ногах. Шел он к Црыму, чей пестрый наряд и бубенчики казались ему куда интереснее, чем облачение короля.

– Видишь, стоит и ходит, – заметил шут. – А ты, величество, сомневался!

Подхватив сына, Амала выкрикнула: «Король! Истинный король!» – и пустилась бежать к мосту. Чепец сполз с ее головы, налетевший с реки ветер развевал волосы, и за спиной Клима вдруг отозвалось эхом: «Король! Истинный король!» Он повернулся – юный герольд стоял на коленях, взирая на него с немым обожанием.

– Ну, теперь я круче вареного яйца, – пробормотал майор Скуратов, пожал плечами и направился к таверне.

В помещении под высоким потолком с дубовыми балками царило сдержанное веселье. В ожидании короля капитаны и братья-рыцари пробавлялись пивом, но в умеренных дозах, даже Фицер Ненасытный был еще трезв, хотя сидел в обнимку с полупустым кувшином. Капитан Лаурсан мочил в пиве длинные усы и что-то обсуждал с сиром Карвасом Лютым, сир Понзел Блистательный и сир Верваг Суровый метали кости, сир Бакуд сгибал и разгибал подкову. На коленях у Аниссона и Этека устроились девицы в прозрачных хитончиках, две красотки обнимали Вардара, графа андр Анкат, и еще десяток барышень разносили кружки, оказывая по пути знаки внимания бравым рыцарям. Большой день для сеньорит матушки Ужи! – подумал Клим. Вряд ли хоть одна отдыхала сейчас за закрытыми ставнями в их гнездышке любви.

Его появление вызвало дружный вопль, но кричали не привычное «вира лахерис», а «Баан! Баан!» – «Слава! Слава!». На шее у Клима повисла полуголая мамзель, шепча в ухо всякие соблазны, но ее отогнал пригожий молодец в бархатных синих штанах и кружевной рубахе. Был он много старше Омриваля, но сомневаться в их родстве не приходилось: те же синие глаза, длинные ресницы и светлые кудри до плеч.

– Вира лахерис, твое величество! Прикажешь подавать?

Клим, однако, молчал, разглядывая содержателя «Шердана». Крепкий парень и в зрелых годах, как раз для воинского ремесла… Хлопнуть клинком по плечу, вот и рыцарь.

– Джакус бен Тегрет?

– Просто Джакус, твоя милость. Джакус-трактирщик.

– А не хочешь ли, Джакус, сменить вертел на меч и копье? Пойдешь со мной на орков, бароном сделаю!

Но Джакус лишь покачал головой:

– Не могу, государь. Дал я зарок не касаться оружия, и есть на то свои причины. Прости, не могу.

– Ну, как знаешь, – молвил Клим, подумав, что Омриваль, когда подрастет, будет бароном ничуть не хуже. – Неволить не стану. Подавай!

Джакус лихо свистнул, и тут же набежали с кухни повара и поварята, потащили барашков и гусей, свиные ножки и телячьи ребрышки, отбивные и паштеты, а к ним овощи да приправы, соленые огурчики и караваи прямо из печи. Девицы же заспешили с подносами, не с пивом уже, а с ромом и сладкой мальвазией из эльфийского меда – правда, как шепнул Црым, поддельного. Первой чашей почтили короля, второй и третьей тоже, а затем случилось у Клима в голове кружение, и чаш он больше не считал. Смутно помнилась ему рыжая красотка – обнимала его и шептала, не желает ли государь проветриться и поиграть в динь-динь; мнилось, что Драч и Жмых вступили в спор – кто быстрее обглодает гуся; виделся Фицер, хлебавший ром из бочки, и слышался рев – то сир Олифант пел боевую песню, а Верваг и Понзел ему подпевали. Црым, развлекая публику, плясал на столе и жонглировал костями, сир Персен Смертоносный крутил над головою лавку с четырьмя визжащими девицами, капитан Лаурсан свалился под стол и уснул, пристроив ухо на сапоге Бакуда, а сир Карвас требовал меч, чтобы прикончить гоблина – но гоблин был всего лишь кабанчиком, запеченным с брюквой. Веселились почти до вечера, а когда в трактире вспыхнули светильники, Клим велел шуту нести сумку с золотом и рассчитаться за питье и яства. Но не успели зазвенеть монеты, как Джакус сообщил, что все уже оплачено, вплоть до битой посуды и девичьих хитончиков, порванных впопыхах. Услышав об этом, Клим слегка протрезвел и спросил:

– Это кому же неймется лезть вперед короля? Кто у нас такой борзый да щедрый?

– Я, государь, – послышалось от дверей. – Почту за честь оказать такую ничтожную, такую крохотную услугу.

Клим поднял взгляд от чаши с ромом и уставился на нового гостя. Разглядеть его было нелегко – бледное лицо и фигура в черном расплывались и дергались, словно незнакомец отплясывал бешеный танец, то появляясь на свет, то прячась в тени. Клим протер глаза, глубоко вздохнул и вдруг почувствовал, как испаряется хмель и наступает в мозгах полная ясность. Возможно, винные пары тоже подчинялись воле короля, как и недуг сынка Амалы, или свершился какой-то магический фокус, что в этой реальности было совсем неудивительно. Так ли, иначе, но он отодвинул чашу и встал. Фигура незнакомца уже не расплывалась, свет падал прямо ему в лицо.

Тощий невысокий человечек. Бледная кожа, белесые волосы, мутно-серые зрачки – он выглядел бесцветным, как платяная моль. Однако в глазах таилась некая искра, смысл и значение которой Клим понять не мог. Инстинкт подсказывал ему, что этот хмырь опасен – возможно, опаснее армии гоблинов и стаи драконов.

– Кто таков? Назовись!

Незнакомец в черном сюртуке поклонился. Не в пояс, а так, чуть дернул головой.

– Мастер Авундий, к твоим услугам, повелитель.

– Живоглот проклятый! – прошипел скоморох за спиною Клима.

Авундий словно бы не услышал. Вытряхнул из рукава горсть блестящих монеток, подбросил в воздух и поймал на ладони.

– Полна ли казна, государь? Доволен ли ты моей службой? Есть ли другие желания?

– Пока доволен, – сказал Клим. – Только вот гадаю, откуда у тебя, прыткий ты наш, столько золота? И под какой процент ты ссуду дал?

– Процент, процент, – пробормотал Авундий скрипучим голосом. – Об этом не беспокойся, твое величество. Свои люди, сочтемся, когда срок придет.

– Какой еще срок? – Клим выбрался из-за стола и внезапно заметил, что в трактире царит тишина и все словно бы замерли – кто с чашей или подносом в руках, кто на половине шага или склонившись над блюдом. – Какой еще срок? – повторил он, направляясь к двери. – Отвечай, чертов перец!

– Дойдет до дела, узнаешь. – Мастер Авундий снова подбросил золотые в воздух, но на этот раз они растаяли где-то под потолком. – Узнаешь, твое величество! А пока… пока – да пребудет с тобой сила!

Клим ринулся к нему, но Авундий исчез, растворившись, как его золотые. В то же мгновение тишина рухнула, все вокруг задвигалось, зазвучало, но никто про Авундия не вспомнил, словно не было его вовсе. Куда же он делся? – подумал Клим и выскочил за дверь. Во дворе трактира стояли у коновязи рыцарские скакуны, белый королевский жеребец и ослик Црыма, а при них – двое слуг, таскавших сено, и юноша-герольд. Дернув парня за рукав, он спросил:

– Видел кого-нибудь?

– Нет, государь. Но за воротами…

– Я про кабак. Не выскочил ли во двор этакий тощий крендель? Сам в черном, рожа бледная и глаза, как сметана?

– Нет, твое величество. Клянусь Благим!

Клим огляделся. За воротами и правда шумели и топотали, но иных нарушений порядка не было. Кони фыркали, жевали сено, ослик дергал ушами, а солнце в небе склонялось к западу, к реке, мосту и заречным слободкам. Вслед за ним вылез во двор скоморох, сплюнул и пробормотал злобно:

– Глаза отвел, поганец! Колдун! Как есть колдун!

– То-то все сидели как пришитые, – заметил Клим, все еще озираясь. – Но на тебя чары вроде не подействовали… Или я ошибся?

– Не ошибся, твоя милость. Я гном, нас такими фортелями не проймешь. А вот бойцов твоих и слуг трактирных он околдовал. Точно околдовал. Вот змей поганый!