Яков Иванов - Подлинная история III Мировой войны Страница 18

Рождённый пить, е… не может!

После курения и erektusa комбриг Сэмэн Буддёный и его напарник лейтенант Шмитт обожали проверять боеготовность подшефных воинских частей.

Справедливости ради, следует сказать, что в среде лихих вояк Сэмэн пользовался большим авторитетом, чем даже сам Верховный главнокомандующий. Все красные углы казарм были украшены замечательными и ёмкими эпиграммами Буддёного: Мы врагов сёдлами закидаем! Сытый конь — половина успеха! Чем меньше ешь, тем больше хочется! Грабь награбленное! Можно объять необъятное, но нельзя обосрать необосрамимое!

Сэмэн также не ленился сочинять литературные брошюры, но называл он их почему-то всегда одинаково Устав. От чего Сэмэн устал, так и осталось загадкой. Но все его книжки были полны полезных практических советов. Например:

… при ночном сражении руби всех подряд, налево и направо. Утром разберёмся!

… извилина извилине рознь. У старших по званию она гораздо извилистее.

… пуля — дура, штык — дура. Одна лишь шашка — молодец!

… знатного боевого скакуна — можно узнать по яйцам ещё в жеребячестве.

…лиц цивильной национальности в плен не брать.

Вершиной творчества Сэмэна было то, что он предложил вместо традиционного боевого клича Ура-а-а! кричать в атаке слово Насрать!. Причем не просто так насрать! и всё! А с чувством, с оттяжечкой, глазёнки выпучив. Вот так: На-сра-а-а-а-а-ть!!!.

Ух! Страшно представить себя на месте врагов. Вообразите лишь на миг: на вас несётся ощетинившаяся штыками перегарно-зелёная масса и грозится обфекалить всю местность. Такое психологически выдержать не возможно!

Ладно, оставим в покое психологию и вернёмся к тому, с чего эта глава начиналась. Итак, Сэмэн и лейтенант Шмитт решили про контролировать Н-скую кавалерийскую часть. А так как наши друзья не любили неподготовленности и всяких там экспромтов, то всегда умышленно допускали утечку информации из штаба. (И то верно: ведь люди должны подготовиться, водки прикупить, закусон достойный выставить, самодеятельность организовать и т. п.).

Вся армия знала, что Сэмэн просто балдел, разглядывая наглядную агитацию.

Перед приездом комиссии, отцы-командиры приказали выполнить положенный в таких торжественных случаях хоз. минимум. А именно:

— размести лужи по асфальту, чтобы люди не мочились;

— програбить территорию части граблями;

— вылизать до зеркального блеска туалеты, и пока проверяющие будут находиться в расположении части, строго запретить солдатам вышеозначенные клозеты посещать.

Но все же, эти меры были лишь прелюдией к основному действию. В разработку брался Щит пожарной безопасности. А на этом щите должны были висеть: лом, лопата, ведро, топор и кусок брезента.

Но, так как к расположению воинской части вплотную примыкали колхозы, то, все эти, очень нужные в крестьянском быту вещи, были давно украдены дедами СА и обменены на самогон.

— Безобразие! — рявкнул полковник по фамилии Столбов, и приказал завхозу изыскать на складах новый инвентарь и водрузить его на прежнее место.

— Так ведь снова сопрут, товарищ командир! — резонно возразил, умудрённый жизнью хозяйственник.

— У меня не сопрут! — сказал, как отрезал, начальник и дал команду: прикрутить всё это пожаробезопасное хозяйство к щиту болтами диаметром 10 мм. Чтобы неповадно было!

Затем полковник лично попытался оторвать лопату от щита, но… тщетно. Лопата висела, как вкопанная. Ну вроде бы, всё о'кей, однако, встрял с вопросами молодой лейтенант: Товарищ полковник, а вдруг комиссия потребует продемонстрировать тушение пожара, а у нас — намертво…

— Ладно, а что вы предлагаете?

— Товарищ полковник, — продолжил лейтенант, — ведь всё это нарисовать можно! И у нас в роте грамотный художник имеется. Так здорово березы рисует! У-у-у! Закачаешься!

— А, так это он Красный уголок оформлял? — наморщив мозги, что-то припомнил полковник. — Да, рисует отлично. Я даже один раз шишку на голове об стенку набил — по-пьяни грибы под те берёзы полез искать!

Однако нестандартное предложение начальнику понравилось и он дал добро на создание художественного образа.

Через три часа ротный живописец, в лучших традициях голландской школы мастеров, изобразил отсутствующий инструмент. Лопата, ведро, топор и иже с ними выглядели, как живые. Всё было просто и великолепно. Рембрандт отдыхает. Только пришлось изменить название картины: теперь вместо Щит пожарной безопасности, было загадочно написано Стенд ПБ. И чтобы окончательно оградить стенд от вопросов проверяющей комиссии и назойливых мух, его облагородили деревянной рамкой и вставили стекло.

При вьезде на территорию военной части стояла широкогорлая и хоботастая 125-мм гаубица. Стрелять — она не стреляла, но служила отличным назидательным средством для запугивания новобранцев. Под её сенью они принимали присягу и там же полковник произносил свою знаменитую напутственную речь. Вот её текст: Вот этим орудием (офицер делал решительный жест в сторону пушки) я буду делать из вас мужчин! Армия из любого мальчика сделает мужчину, даже если он этого не хочет! Всё!

Вообще-то, фамилия Столбов происходит не от слова столб, а от словосочетания сто лбов…

Посещение части высокими чинами — это своеобразный ритуал. Здесь главное было не переборщить. Начальство приехало выпить и закусить, и поэтому время осмотра конюшен должно было быть строго ограничено и регламентировано. Высказанный пароль: А теперь пойдёмте посмотрим, чем бойцы питаются! — являлся сигналом к тому, что следует закругляться и пора бы уже забухать.

Сам процесс выпивания Сэмэн, как лучший друг альпинистов, ласково называл взятием Бухареста, — здесь уместна и созвучна аналогия с покорением Эвереста. Сей таинственный Бухарест, Буддёный брал не единожды и пользовал его до изнеможения.

Также следует отметить, что когда на банкете возникал вопрос о поглощении спиртосодержащих жидкостей, то обычно мягкотелый и всегда поддакивающий лейтенант Шмитт, вдруг становился принципиальным и твердым, как валун.

От окружающих он начинал требовать, чтобы всю процедуру бухания именовали Бухарой. И вся пьянка представлялась ему медленной экскурсией по сонным и пыльным улицам этого города, с непременным посещением духанов.

P.S. Да-с, странными у людей бывают понятия в географии.

Шмитт пил много и упорно, но как-то скучно и без азарта. Непонятно было, чем же он так приглянулся Сэмэну. Но, факт есть факт, без своего другана Буддёный за стол никогда не садился.

Чем же знаменательным оказалось для наркома, казалось бы рядовое посещение N-ской части? А тем, что Сэмэн наконец-то узнал свою норму! Произошло это знаменательное событие так: В разгар веселья наркому срочно захотелось до ветру. Зайдя в сортир и расстегнув на мотне молнию, Будденый начал писать. Уф! Хорошо! В такие блаженные моменты он любил рассматривать радугу, образующуюся в тумане, который возникал при ударе тугой струи мочи об стенку писсуара. Но сегодня радуги не было! Буддёный сделал одну попытку, другую… Странно, Сэмэн чувствовал знакомое облегчение, но, увы, без радуги. Что за на-фиг?

И только спустя мгновение он понял, что на его галифе нет застёжки типа молния, а только лишь пуговицы.

А выпил всего-то два литра водки! — прогнусавило интоксицированное алкоголем сознание, — Норма, товарищ!

Хитлер со своей фашисткой кодлой, наконец-то, завершил разработку гнусного плана N 21 по внезапному нападению на мирную Индию. Но, чтобы нанести последний штрих, требовалось облечь эту военную мысль в какое-нибудь название.

Большим мастаком давать всякие там наименования прослыл Шелленг-бек (ведь 70 % улиц Улан-Батора обрели своё имя лишь благодаря его пытливому уму и эрудиции). Поэтому и сейчас взоры всех присутствующих были направлены в сторону шефа контрразведки.

— Разрешите внести дельное предложение, meine фюрер? — обратился Шелленг-бек к Хитлеру.

— Bitte!

— Господа хорошие, мы так долго обсмактывали этот план (ну совсем, как конфету-леденец), что логически напрашивается имя — Барбарисска! — сказал Шелленг-бек.

— Что ж название дельное, толковое! — согласился вождь, — но ведь вы же знаете, как я обожаю помпезность и монументальность! Вы думаете, в конце-то концов, учитывать это в своих предложениях? Или нет?

— Ja, ja naturlich! — колыхнулись в унисон головы офицеров генштаба (испытанных, преданных делу Рейха басмачей).

Как прирождённый оратор, Адольф умел держать паузу. Насладившись всеобщим молчанием, фюрер продолжил: Мы желаем назвать сей план более мощно, например — Барбарисса!.

— О! Это конечно das ist Fantastisch! — подал свой голос Шелленг-бек, — Однако, мой фюрер, война — дело мужское, а название операции имеет, в своём корне, женское начало. Некий вагинализм наблюдается. Вульгарный вульвит, так сказать. Даже неудобно перед врагами! Может исправим одну буквочку и сойдёмся на слове — Барбаросса? А?