Светлана Багдерина - Новейшая история Страница 2

— С удов…

— Если я не умею читать, это не значит, что я не знаю, где хранятся книжки! — заносчиво фыркнула Находка, бледная, как целая пачка бумаги, и ощущая себя приблизительно такой же умной — но с ужасом чувствуя, что не может остановиться. — У моего мужа есть занятия поважнее!

— Ой, конечно-конечно! — всплеснула наманикюренными ручками летописица — и царица невольно спрятала в рукава свои мозолистые обветренные руки. — У такого человека, как его величество, должно быть тысячи забот ежеминутно! Как нелепо было с моей стороны пытаться его отвлечь! Но если честно, я хотела бы взять сейчас у него свое первое интервью.

— Нет у него вашего интервья. Ни первого, ни последнего. В вещах поройтесь. Поди, засунули куда попало, забыли, а на него теперь сваливаете, — неприязненно посоветовала Находка под странным взглядом супруга. — И у меня тоже дел навалом, кстати! Идите, читайте свои книжки сами! Карасич! Эй!

На зов вбежал стражник, стоявший у дверей аудиенц-зала.

— Проводи эту… гостью… до библиотеки. И покарауль внутри!

— Чтобы чего не сперла? — просветлело пониманием лицо охранника.

— Чтобы не чувствовала себя всеми покинутой, — вмешался Мечеслав, старательно не глядя на жену. — И надеюсь, уважаемая Алия…

— Лия, если вас не затруднит, ваше величество, — бархатисто прокурлыкала гостья. — Просто Лия.

— Да. Лия. Надеюсь, уважаемая Лия не откажется отужинать с нами.

— С огромным удовольствием. И надеюсь, к этому времени я уже составлю представление о запасах вашей библиотеки. Говорят, она огромна и разнообразна, как сам Белый Свет! — просияла гостья и, обернувшись к Карасичу, подмигнула ему: — Пойдем, солдатик. Впервые в жизни мне оказали такую честь. Подумать только — почетный караул! Мне!.. Я расскажу об этом всем своим знакомым — пусть обзавидуются! Благодарю вас, ваше величество, — повернулась она к Находке, яростно закусившей губу, и с улыбкой выплыла в коридор победительницей.

Проводив гостью слегка растерянным взором, царь взял жену за плечи и заглянул в ее серые, как грозовое небо, глаза:

— Солнышко, за что ты ее так невзлюбила?

— Зато ты ее очень хорошо полюбил! — фыркнула Находка и помрачнела[8]. Приближалась буря, но ее муж, к семейным грозам непривычный, вместо того, чтобы остаться дома, а лучше забиться в погреб, вышел на холм и забрался на одинокое дерево на его вершине.

— Я был просто вежлив и внимателен.

— Ты хочешь сказать, что я была невежлива и невнимательна?! — гнев и обида вскипели, выплескиваясь через край громом. В дерево полетела молния.

— Нет, я вовсе не хотел это сказать!..

— Но сказал! — от дерева полетели щепки.

— То есть, я вовсе не это хотел сказать!..

— Значит, ты говоришь мне не то, что думаешь?! — с дерева полетел мужик.

— Солнышко!.. — отступил на шаг Мечеслав, испуганный не столько размолвкой, сколько самой разъяренной Находкой: ему было проще представить кровожадную бабочку, чем свою жену в гневе. — Да что с тобой сегодня такое? Ты, наверное, переутомилась?

— По твоему мнению, я плохо выгляжу?

— Ты что, рыжик! Мне такое даже в голову не приходило! — страстно возопил Мечеслав, но вспомнив свои мысли десятиминутной давности, насколько честно, настолько и глупо уточнил: — Сейчас.

— Ага!!! Я же вижу!!!..

И царица, не доверяя больше своему самообладанию, вывернулась из его рук и почти вприпрыжку ринулась к выходу. Дверь оглушительно хлопнула, осыпая царя отслоившейся с люстры фальшивой позолотой.

— Находка! — опомнившись, ее муж бросился вслед — но тут дверь снова открылась…

— Наход…

…впуская дворецкого.

— А, Собак… — лицо Мечеслава разочарованно вытянулось — и вдруг просветлело: — О, Собак! Тебя-то мне и надо!!!

Коренастый старик в красной ливрее и с венчиком седых волос вокруг лысины степенно кивнул, словно никого иного на всем Белом Свете его величеству понадобиться не могло, и прошамкал:

— Какие будут рашпоряжения нашшет ужина?

— Да, я как раз про него хотел сказать! — возбужденно заговорил царь. — Я бы хотел устроить жене небольшой сюрприз! Ты сможешь накрыть как-нибудь… необычно? Не как всегда?

— Романтишно, што ли? — предположил Собак.

— Д…да! Да! Ну, скатерть там белую постели… Кружевная у нас есть? Или с вышивкой? Или… Короче, просто скатерть! А, и канделябры начисть, пожалуйста, чтобы как золотые блестели! Хотя бы той стороной, которая к ней будет обращена, если у тебя опять ревматизм вступит. Ну и… и еще…и всё такое! Но только чтобы… как-то… Погоди, а может, тебе какой-нибудь справочник посмотреть по украшению? Или энциклопедию лучше? В библиотеке, я помню, было несколько…

— Не ижвольте волноватьшя, ваше велишештво, — обиженно насупился дворецкий. — Тшай еще при брате вашем покойном Нафтанаиле Жлошшаштном, да будет жемля ему пухом, лакеем шлужил. А однажды…

— Да-да! Я помню! — царь торопливо закивал, почувствовав себя на пороге нового пересказа истории о том, как за красиво оформленный поднос с десертом юного Собака погладила по голове сама царица Мангустина.

— А то, ежели жапамятовали, я ведь и рашкажать могу, — прищурился старик и, получив в ответ энергичное мотание головой, повернулся уходить[9].

— Ой, Собак, постой! — спохватился царь и прикусил язык, не зная, как начать. — С нами ужинает гостья… и завтракать будет тоже… и обедать… всегда теперь, пока не уедет, потому что… потому что гостья.

— Так што, на троих накрывать, што ли? — обернулся старик. — Вщё время, пока не нагоштитшя?

— Да! — со странным облегчением подтвердил Мечеслав.

К шести часам малый обеденный зал царского дворца преобразился. Натертые до блеска со всех сторон, едва ли не ярче пламени свечей сияли латунные подсвечники. В их интимном свете пенилась белым кружевом вперемешку со штопкой парадная скатерть. Тарелки, блюдца и соусники фамильного сервиза с древним гербом царства Костей — медведем на дыбах с кайлом в одной лапе и резцом в другой, оккупировали половину стола. Вторую половину, не занятую пока фарфоровой армией, заполонило столовое почти серебро и практически горный хрусталь. И не беда, думал Мечеслав, с тихим удовольствием озирая свой сюрприз, что драгметаллы были проданы покойным царем Костеем, чтобы вооружить армию, бесславно возвращавшуюся теперь из Лукоморья. И пустяки, что хрусталь не пережил двух трансформаций дворца и одного переезда[10]и оставил свое место граненым стаканам, потому что денег на новую посуду под шантоньское[11] ценой в коня у короны не было. И что тарелки были разнокалиберными — тоже ерунда, сам виноват, что не закрыл дверь в кладовую, где хранился единственный уцелевший сервиз на сто пятьдесят персон, после визита Малахая превратившийся в инвалидную команду тарелок на пятерых…

Поправив складки парадного кафтана, не покидавшего сундука со свадьбы, Мечеслав представил удивление и восхищение на лице супруги — и с нежностью улыбнулся. Ради этого стоило терпеть и жесткий воротник, исподтишка старавшийся придушить хозяина, и узкие манжеты, рассчитанные на руки придворного, кандалами обхватившие сильные запястья воина, и тесные, словно у детского костюмчика, плечи — дань вондерландской моде, как сказал портной[12]… Но какое всё это имело значение, думал Мечеслав, если в мягком сиянии свечей, растапливавшем февральские сумерки, стоял красавец стол, за которым его ждало семейное примирение, любовь и спокойствие.

Впрочем, вопреки ожиданиям молодого царя, примирение и спокойствие где-то подзадержались, а на романтический ужин явилась одна любовь. Усевшись, она сложила локти на скатерть и принялась хмуро и молча разглядывать сервировку.

— Это Собак постарался для нас с тобой, — улыбнувшись, открыл переговоры о мире и взаимопонимании Мечеслав.

Любовь окинула недоуменным взглядом наряд супруга и вопросительно приподняла брови:

— Это же свадебное.

— Ага, — довольный, кивнул царь. — Подумал, что после коронации мы с тобой ни разу больше не сидели за таким вот столом, нарядные, торжественные… Ты ведь свое коронационное платье каждый день носишь, а я хожу в чем попало… И мне подумалось, что было бы здорово вспомнить тот вечер. Чтобы снова — как будто кроме нас никого вокруг нет…

— А… — девушка поискала подходящее объединяющее слово для столовых приборов, разложенных вокруг тарелок, но кроме «орудия пытки» на ум ничего не шло. — А это зачем принесли? Мы ж всегда ложкой и вилкой едим. Я даже не знаю толком, что с ними делать.

— Это Собак разложил. Наверное, хотел, чтобы было красиво. На коронационном пире ты же с ними как-то справлялась, — улыбнулся царь.